— Сражается, — хмыкаю я. — Непременно увидишь. Такое происходит чаще, чем нужно, — свет в её глазах начинает угасать. Когда она смотрит на дверь, я кладу свою руку на её, несмотря на внутренний голос, говорящий не делать этого. — Слушай, Крэнвелл живет в соседнем городке, — и что? Это в пятнадцати минутах. И ты уже это говорил ей. — Он почти никогда здесь не появляется, — как будто ты следишь за ним, дурак. — У него не так много друзей, — Без понятия, сколько у него их. Может, он дружит со всеми. Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие. — Пожалуйста, просто останься. Обещаю, что возьму тебя в клинику, чтобы ты посмотрела, как мусорная панда надерет мне зад. Я правда боюсь за тебя, если ты вернешься к тем кукурузным детям.
Роуз молчит и продолжает смотреть мне в глаза, слегка наклоняясь вперёд и обхватывая соломинку. На мгновение представляю, каковы её губы на вкус, но мысль исчезает, когда она делает первый глоток смузи, и на её лице появляется едва скрытое отвращение.
— И постараюсь больше не делать зеленые смузи, — говорю, улыбаясь, когда она толкает стакан в мою сторону. Я мог бы подшутить над её видом, но вместо этого убираю стаканы и возвращаюсь, протягивая ей руку. — Пойдем, покажу тебе комнату.
Она смотрит на мою руку, будто пытается разгадать тайну, и долго колеблется, потом берет ее, с интересом следя за этим жестом. Когда Роуз встает, я поддерживаю её, пока она находит равновесие, а потом мы идем по коридору.
— Думаю, этот вариант лучше, — говорю я, останавливаясь у двери второй гостевой комнаты. — В другой есть своя ванная, но она узкая. А так ты сможешь пользоваться основной ванной, она на первом этаже, так тебе будет легче. Я буду прямо напротив, если что-то понадобится. Подходит?
Роуз заходит в комнату. Она осматривает детали: всё выглядит просто и однообразно. Кроме нового покрывала с цветами в коралловых и васильковых оттенках, и две желтые подушки прижаты к кованой раме кровати. Её взгляд задерживается там. Наверное, она замечает линии от складок на ткани, ведь я купил белье только сегодня утром. А возможно, она понимает, что я купил это только для неё, надеясь, что она согласится остаться.
Роуз улыбается мне. Эта улыбка бьет, словно стрелой в грудь.
— Да, — наконец говорит она. — Думаю, подходит.
6 — ТЕНИ
ФИОНН
— И что ты собираешься делать с этой информацией, доктор Кейн?
Я опираюсь локтем на свой стол в клинике и глажу лоб. Лаклан не тот, с кем стоит шутить, особенно когда ты его младший брат.
— Это не так важно. Крэнвелл — негодяй, и он затевает что-то неладное. Я хочу знать, насколько он плохой.
— Чёрт возьми, — восклицает он с другого конца линии. — Это связано с девушкой, да?
— Нет.
— Почему нет?
Я вздыхаю.
— Может, пора, — продолжает он грубым голосом, но я знаю, что он дразнит. — Пора вывести тебя из твоей этой печальной эпохи Золушки.
— Независимо от того, связано это с девушкой или нет, ты всё равно не будешь счастлив, угрюмый мудак. Какая тебе разница? — победоносная улыбка появляется на моих губах, когда он ворчит.
— Как у тебя дела в личной жизни? Почему ты так озабочен моей? Всё ещё шатаешься по Бостону с разными цыпочками, или им уже надоело твое упрямство?
— Заткнись, ты, йибучий балабол, — шипит он. — Я не «шатаюсь по Бостону», чтобы ты знал. С тех пор, как на Хэллоуин ты всю ночь пытался утопить своё горе в алкоголе, а потом заблевал мою раковину, я решил прекратить со свиданиями, чтобы не стать таким же дебилом, как ты, — он цокает языком, хотя я знаю, что он обожает припоминать мне тот ужасный момент. — Даже не смог дойти до унитаза, как нормальный взрослый мужик. Раковину мою засорил.
Он любит об этом напоминать, надеясь вызвать у меня такую злость, что я вернусь в Бостон и докажу ему, что могу вынести эти нападки прямо в лицо. Но в том городе моя «почти что невеста» и полно несбывшихся ожиданий от жизни. Поэтому, одних подколов от брата недостаточно.
— Знай, Лаклан, каждый раз, когда ты рассказываешь эту историю, то напоминаешь, почему мне нравится в Небраске, — отвечаю я. Лаклан что-то бурчит на ирландском, и я улыбаюсь, но улыбка быстро тускнеет, когда я возвращаюсь к настоящей цели своего звонка. — Теперь, выполнив свою миссию, дай мне информацию о Мэттью Крэнвелле.
Лаклан вздыхает, и я слышу, как он печатает на клавиатуре. Мой брат говорит, что ненавидит свою работу наемного убийцы, но он всегда признаёт, что его доступ к информации и ресурсам полезен.
— Ладно. Я попросил Коннора собрать информацию, как ты и просил. Ничего особенного, так что не радуйся сильно, окей?
Я киваю, хотя он этого не видит, и беру ручку с бумагой. Лаклан диктует дату и место рождения Крэнвелла, его номер социального страхования, дату свадьбы с Люси и имена его троих детей. Данные из банков, и о долгах. Его отстранили из шерифского управления Линкольн-Каунти за драку в баре, которая вышла из-под контроля. С тех пор у него, удивительно, у него почти не было судимостей, лишь штраф за нарушение общественного порядка в прошлом году. Я уже изучал его медицинскую историю, но Лаклан всё равно упоминает основные моменты, включая операцию на глазах. Но ничего, что указало бы на истинные глубины тьмы Мэттью Крэнвелла. Ничего, что указывает на истинные глубины злодейства Мэттью Крэнвелла. Ни внезапного раскрытия, никакого компромата.
Но инстинкт подсказывает, что там всё не так просто.
— Это всё, что у меня есть, — говорит Лаклан, и я представляю, как он стучит своими серебряными кольцами по поверхности стола в офисе «Левиафан», месте, о котором он мне рассказывал, но никогда не показывал, всегда желая держать меня и Роуэна подальше от своего психованного босса, Лиандера. — Ещё что-нибудь?
Соблазн всплывает на поверхность. Я мог бы спросить о Роуз.
Я так мало знаю о ней. Как становятся исполнителем на мотоцикле в цирке? Какими выборами в жизни можно прийти к этому? Где она была? Что делала и видела?
Её имя вертится на языке. Но я не произношу его. Не только потому, что хочу разгадать её тайны сам, но и потому, что не хочу поставить её под угрозу. Мой брат никогда не стал бы намеренно причинять ей вред — хоть он и убийца, но у него есть совесть. А у Лиандера Мэйса? Он совсем другой. Он разорвет кого угодно, если это принесет ему серьезную выгоду, будь то власть, связи или деньги. Я не допущу, чтобы в «Левиафане» узнали о Роуз.
— Нет. Спасибо. Это было полезно, — наконец произношу я.
— Надеюсь, не чересчур полезно.
— Сойдет.
Лаклан издает задумчивый звук, затем мы прощаемся. Я долго смотрю на свои заметки, перечитывая информацию, запоминая её, потом отношу листок в шредер и уничтожаю.
А потом я хватаю свою куртку и выхожу.
Путь до Элмсдейла занимает чуть больше пятнадцати минут. Ещё несколько минут до фермы. Я проезжаю мимо, чуть медленнее разрешенной скорости, и паркуюсь у тополей, растущих в передней стороне его дома, где мой грузовик будет скрыт под густой листвой.
Я открываю дверь и делаю глубокий вдох, чувствуя надвигающийся шторм.
Первые капли дождя падают на мою куртку, пока я иду по обочине безлюдной дороги к дому Мэтта Крэнвелла, не отрывая взгляда. Внутри нет света, который бы контрастировал с надвигающейся тьмой грозы. Вначале кажется, что никого нет. И вдруг я слышу визг шлифовальной машины из сарая.
Я останавливаюсь и просто стою, наблюдая за местом. Выглядит как любая другая ферма. Обычный дом. Игрушки во дворе. Постройки и оборудование. Не понимаю, зачем я уставился на чей-то дом, пока редкие капли дождя постепенно превращаются в ливень. Кто-то может заметить меня, даже в темноте надвигающегося шторма. Какого хрена я здесь делаю?
Вспышка молнии освещает что-то. Оно выглядывает из стеблей кукурузы на краю поля.
Аллюминиевая бейсбольная бита.
В следующую вспышку света я представляю себе каждую секунду. То, как Мэтт Крэнвелл ударил её. Силу его удара. Ярость и злобу на его лице. Её мучительный крик. Я слышу и вижу всё. Чувствую. Как будто стою и наблюдаю за всем происходящим.
Помоги.
Не осознавая, мои ноги уже двигаются сами по себе. Пути назад нет. Смотрю на мятую биту, покрытую каплями дождя. Мои руки сжимаются в кулаки. Уходит вся сдержанность. Поднимаю биту.
Когда я уже в нескольких футах от сарая, звук дробилки прекращается, остается только тихий треск старого радио. Я останавливаюсь, но мысль о том, чтобы вернуться назад, даже не приходит мне в голову. Просто стою под дождём, прислушиваясь, как что-то тяжёлое сталкивается с металлом. Пара грубых слов слышится через щель в открытой двери. Крэнвелл болтает сам с собой, но кроме редких ругательств я не могу разобрать, о чём он говорит. Мгновение спустя, раздается щелчок гаечного ключа, затягивающего болт, и я использую этот момент, чтобы подойти ближе и заглянуть внутрь.
Крэнвелл стоит ко мне спиной. Я не так много раз его видел, но узнать могу — особенно по ремешку повязки на глазу, впивающейся в затылок. На металлическом каркасе рядом с ним раздается звук входящего звонка. Я наблюдаю за тем, как он вытирает руку о комбинезон и отвечает по громкой связи.
— Че надо? — произносит он; это не вопрос, а требование.
— Мне нужно сбегать в аптеку перед закрытием. У Мэйси кашель…
— Я же сказал тебе приготовить пожрать.
Наступает пауза. Я слышу кашель ребенка на той линии. Готов поспорить своей медицинской лицензией — это бронхит.
— Да, прости.
— Тогда иди и готовь, — Мэтт нажимает на экран и завершает звонок; затем вновь сосредотачивается на двигателе. — Тупая сука.
Моя кровь закипает; дикий огонь бушует в венах. Сердце отдается стуком в ушах; я закрываю глаза, потерявшись в воспоминаниях. Вижу образ мужчины — очень похожего на Крэнвелла. В нем кипит ненависть и презрение. Мой отец.
Я помню его лицо, несмотря на прошедшие годы. В ту ночь, когда он напал на нас в последний раз, в нем была звериная ярость. Я четко помню разорванную губу Роуэна и крик Лаклана, у которого кончик пальца был отрублен, и оттуда хлестала алая кровь. Помню спину отца, который отвернулся, чтобы побить того, кто захочет противостоять ему. Помню вес ножа в своей руке…