Я смеюсь, перекидывая лямки рюкзаков повыше на плечо.
— До недавнего времени всё шло нормально. А потом приехал цирк, и с тех пор всё изменилось.
У Роуз загораются глаза, и они становятся янтарными на солнце.
— Мне жаль.
— А мне нет, — отвечаю я. Ловлю вспышку удивления на её лице, прежде чем она ухмыляется. — В смысле, до твоего появления было довольно скучно. Хотя, конечно, ты могла бы и не устраивать такой контраст, но да ладно.
— Но к тебе же енот-наркоман постоянно залезает в кабинет. Разве это скучно?
— Ты бы удивилась, — мы немного молчим, и хотя Роуз обычно не дает тишине затянуться, сейчас она не разговаривает.
Как будто чувствует, что я ещё не всё высказал, но не хочет давить на меня.
— Я сделал ей предложение, — наконец признаюсь я. Обычно никому об этом не рассказываю. — Она отказала.
— Еноту? — я громко смеюсь, и у Роуз загораются глаза от восторга. — Вот блин. Я бы обязательно пришла на свадьбу.
— Ты могла бы быть священником.
— Ещё лучше.
— Но свадьба была бы в цирковом стиле, так что тебе пришлось бы надеть костюм клоуна.
— Где подписать?
Мы замолкаем, и наши улыбки постепенно исчезают. Воспоминания берут верх над реальностью. Боль со временем притупляется, но всё равно может причинять страдания.
— Мне жаль, что тебе разбили сердце, — говорит Роуз таким тихим и печальным голосом, что я невольно на неё смотрю.
— Спасибо, — говорю я. Не признаюсь ей, что я ни о чём не жалею. Я долго переживал, но не из-за Клэр, а из-за того, что в один момент весь мой мир перевернулся с ног на голову. В тот миг, когда я опустился на колено, а она сказала «нет». Я думал, что любил её. Но любил образ, который себе придумал. Ведь именно этого и хотел. Спокойный и надежный брак. Карьеру хирурга в одной из лучших больниц страны. Того, чего мои братья так долго и упорно добивались для меня. Идеальной жизни. Хотел искупить грехи, запереть свой секрет на ключ и больше никогда о нём не вспоминать. Доказать, что я хороший человек и заслуживаю счастья. В тот момент, когда я опустился на колено, а Клэр Пеллер сказала, что ей нужно что-то более экстремальное, более темное, что-то более… настоящее…, меня словно разорвало на части. Только не так, как все думают.
Может, я никогда и не заслуживал всего того, чего так хотел. Может, этот ключ просто не подходит к замку.
Может, мне просто надо вышибить дверь.
10 — ЕНОТ
РОУЗ
Фионн сидит, развалившись в кресле, с пакетом отвратных сушенных овощных чипсов на коленях, принадлежности для лежат рядом, ноги скрещены на пуфике, пока по телевизору идет реалити-шоу о свиданиях. Его шорты и так короткие, но ещё и задрались, как нарочно. И с каких это пор меня стали возбуждать мужские ноги? Видимо, с сегодняшнего дня. Такие загорелые, мускулистые, да ещё и волоски так мило выгорели на солнце из-за пробежек. Так и хочется потрогать. Но, само собой, я этого не делаю. И ещё хочется сказать, что это чертовски сексуально — сидеть вот так с вязанием и увлеченно смотреть «Любовь на выживание». Почему это сексуально? Да понятия не имею. Но я сижу и пялюсь.
— Если Вэл и Митчелл не выиграют, я буду в бешенстве, — говорит он, уставившись на экран.
Я подавляю улыбку, делая вид, что сосредоточена на своем вязании крючком, которое, кажется, будет секс-качелями, а почему бы и нет? Сандра звонила на днях, сообщила, что её муж делает мне раму, хотя вряд ли она пригодится, учитывая, что у меня сейчас самая жестокая засуха в личной жизни.
— Мне кажется, выиграют Дани и этот Ренегат.
Фионн фыркает.
— Ренегат. Что это за идиотское имя?
— Выдуманное.
— Вот именно. Он должен проиграть из-за имени.
— Ненавидь его сколько хочешь, Док. Он всё равно победит.
Фионн бросает на меня испепеляющий взгляд, а я ухмыляюсь. Боже, я обожаю это выражение на его лице, когда его глаза становятся смертоносными, их синий цвет темнеет. В нем прячется настоящий охотник. Я просто это знаю. Представляю, как он выпускает зверя на волю. Как он гоняется за мной. Ловит. Прижимает и рвет мою одежду и…
Внезапно на телефон Фионна приходит уведомление, звук, который я не узнаю. Он хватает его со столика и хмурится, глядя на экран. На лице появляется шок, он подрывается с места, и чипсы летят во все стороны.
— Ебучая Барбара! — шипит он.
Я хватаюсь за костыль и подпрыгиваю на здоровой ноге.
— Да, ебучая Барбара! Сейчас мы ей устроим, — говорю, выхватывая нож из чехла за спиной. — А кто такая эта Барбара?
— Енотиха.
Я в ступоре хлопаю глазами, пока Фионн сует телефон в карман и несется за ключами от машины.
— А, ну ладно, её я не хочу обижать. Она вроде милая.
— Поверь, ни черта она не милая, когда добирается до аптечки. Или до комнаты отдыха. Или вообще до чего угодно, — Фионн бежит к двери и распахивает её настежь, а потом оборачивается и вопросительно смотрит через плечо. — Ну, ты идешь или как?
Он улыбается, и от этой яркой, обалденной и немного безумной улыбки, меня будто изнутри подсвечивают. Я засовываю нож обратно в ножны, беру второй костыль и ковыляю за ним. Он улыбается ещё шире, хотя кажется, что это невозможно. Я обхожу его, чтобы выйти на крыльцо, но не успеваю даже попытаться спуститься по лестнице, как он подхватывает меня одной рукой за талию и тащит до машины.
— Она, может, и выглядит мило, — говорит он, помогая мне забраться в грузовик, — но не дай ей себя обмануть. Она тебе лицо расцарапает, чтобы получить свое.
Я озорно ухмыляюсь, укладывая загипсованную ногу поудобнее, и стараюсь не думать о том, как легко он меня поднял и донес, и как его руки сжимали мои бедра, оставляя на коже красные следы.
— Это ты сейчас про меня или про енота?
Фионн фыркает.
— Скорее, про вас обеих. Так что, думаю, вы будете на равных.
Он швыряет мои костыли на заднее сиденье и бежит к водительской стороне, включая заднюю передачу сразу после того, как заводит машину, и с визгом шин вылетает с подъездной дорожки.
— Кстати, а как ты додумался назвать енота Барбарой? — спрашиваю я, когда мы выезжаем на главную улицу.
— Да случайно, если честно. Просто это имя ей подходит.
— Как думаешь, как она пробирается в клинику?
— Думаю, это колдовство, — говорит Фионн, когда мимо проезжает патрульная машина. Мы сворачиваем с главной улицы на Стэнли Драйв, где находится клиника. Я поворачиваюсь и смотрю вслед копам. — Наверное, они начали поиски Эрика на озере Гумбольдта. Говорят, это его любимое место для рыбалки.
— Кто это говорит? — я сглатываю
— Один из добровольцев, участвующих в поисках. Он приходил ко мне вчера в клинику, — я не вижу его лица, но чувствую, как он пристально смотрит на меня. — Что-то не так?
— Тот продавец из Ширтона. Он видел, как я с Эриком трепалась, когда он покупал патроны, а я нож. Он точно понял, что на рыбалку никто не собирался.
— Джеральд. Да, я знаю его, — рука Фионна вдруг согревает мою ладонь, и я изучаю его лицо, когда он отрывает взгляд от дороги, чтобы взглянуть на меня. — Если бы Джеральд что-то заподозрил, он бы уже давно настучал копам. Он справедливый мужик, но копов не любит. Всё будет в порядке.
Я откидываюсь на сиденье. Теперь я знаю, что озеро Гумбольдта находится в тридцати километрах от Хартфорда, в противоположную сторону от Вейберна. Это примерно в восьмидесяти километрах от того места, где Эрик утонул в реке Платт.
Когда мы паркуемся у клиники, адреналин уже почти прошел. Наверное, это глупо, но я чувствую себя немного спокойнее, зная, что копы ищут его в другом месте. Фионн, кажется, волнуется. Он хмурится и на секунду замирает, выходя из машины, словно боится, что сейчас из-за угла выскочат полицейские. Когда он подходит, чтобы помочь мне выйти, его улыбка уже не такая яркая, как раньше.
— Не волнуйся, — говорит он. — Пока никто не поймет, что он собирался охотиться, а не рыбачить, его будет трудно найти. И в ином случае, никто не знает, где его искать.
— Да я и не волнуюсь.
Хотя, стоит. Фионн, наверное, тоже так думает. Но что-то подсказывает мне, что всё идет как надо. Иногда мне кажется, что «правильно» — это не всегда «хорошо», а «неправильно» — не всегда «плохо». Ещё до цирка я начала задумываться, кто вообще устанавливает правила и кому они выгодны. Чем больше я встречаю таких девушек, как я, тем больше убеждаюсь, что эти правила писались не для нас.
Фионн кивает, передает мне костыли и вытаскивает рюкзак с заднего сиденья. Когда мы подходим ко входу в клинику, он открывает приложение на телефоне, отключает сигнализацию, а потом смотрит на камеры.
— Не вижу ее, — говорит он, доставая ключи и открывая дверь.
— Черный ход есть? — спрашиваю я, и он кивает. — Тогда я возьму ключи и пойду туда. Прижмем ее. Или она уже сбежала.
Фионн смотрит с недоверием, бросает ключи мне в руку и начинает рыться в своем рюкзаке. Он достает садовые перчатки и протягивает их мне.
— И не надейся. Она просто ждет в засаде.
— Ладно, — говорю я, расправляя плечи. — Где рация? — Фионн щурится и протягивает мне пляжное полотенце. — Рация? Бронежилет? Лазерный прицел? Ты же захватил лазерный прицел? Или мы будем сражаться с енотом-убийцей только с помощью полотенца?
Фионн надевает перчатки и вздыхает.
— Просто… будь осторожна.
— Есть, сэр.
Я ухмыляюсь, видя, как Фионн закатывает глаза, кладу ключи в карман, потом надеваю перчатки. С полотенцем, закинутым через плечо, иду к задней части клиники, обращая внимание на все потенциальные точки входа, через которые Барбара могла попасть в здание. Вентиляционное отверстие привлекает мое внимание. Решетка вроде цела, но я готова поспорить, что она нашла, как пролезть.
— Ты, конечно, хитрая, — говорю, открывая дверь, — но не настолько, как мы, циркачи.
Я вхожу в прохладное здание, тихо закрывая за собой дверь. В кладовой, куда я попала, тихо и темно. Справа от меня полки с коробками с канцелярскими принадлежностями и латексными перчатками, масками и бумажными полотенцами. Слева — неосвещенный коридор, который, должно быть, ведет к смотровым кабинетам.