Он устаёт. Его удары слабеют. Ноги еле двигаются. Я обманываю его, замахиваясь левой, а затем вкладываю всю свою энергию в мощнейший правый хук.
Мой кулак встречается с челюстью Нейта. Его голова отлетает назад. И затем он падает на мат без сознания.
Какое приятно чувство.
Толпа сходит с ума.
Том отсчитывает последние секунды. Голова Нейта дергается из стороны в сторону. Ноги скользят по грязному, старому покрытию. Но он не встает.
С поднятыми в знак победы руками я обхожу ринг, улыбаюсь, но, наверное, с кровавой капой это выглядит немного жутко. Пытаюсь сдержать тьму, что с каждым боем только усиливается, и иду к человеку, лежащему у моих ног.
Я извиняюсь перед ним, когда он приходит в себя, но, кажется, мне ни капли не жаль.
— Шоу как всегда на высоте, — говорит Том, похлопывая по плечу, пока его дружки помогают Нейту выбраться с ринга.
Снимаю бинты с кулаков, чувствую, как боль в суставах усиливается, когда адреналин проходит.
— Спасибо.
— В следующем месяце повторим? — киваю, и Том ухмыляется, протягивая мне чистое полотенце для раны на брови, которую я даже не заметил. — Тебе бы к врачу, Доктор Кейн. Может, пару швов понадобится. Деньги можешь забрать завтра у меня в автосалоне.
Прижимая полотенце к кровоточащему лицу, я проскальзываю между канатами и покидаю ринг. Беру сумку из раздевалки и пробираюсь сквозь толпу, кивая в ответ зрителям, которые хлопают по спине и кричат мое имя. Но я здесь не ради внимания. И не ради денег.
Я здесь, чтобы дать волю своему монстру. И эта тварь хочет только одного.
Добраться до Роуз.
Мой пульс ускоряется при мысли о том, что я скоро увижу её. Но стараюсь успокоиться, направляясь в туалет, занимая одну из двух раковин в маленькой, убогой комнате, которая воняет мочой и пивом. Всё делаю на автомате. Мою руки. Надеваю перчатки. Дезинфицирую рану. Беру иглу с нитью и смотрюсь в зеркало. Делаю первый стежок, наклоняюсь ближе к своему отражению, пронзая собственную плоть изогнутой иглой.
— Отличный бой, Доктор Кейн, — слышу голос за спиной.
Монстр внутри царапает мне ребра.
— Мэтт Крэнвелл, — я откидываюсь назад, натягивая нить. Наши взгляды встречаются в зеркале. У Крэнвелла теперь протез глаза, который, я уже знаю, ему поставили в Омахе. Небольшие различия почти незаметны по сравнению с его здоровым глазом. Оба следят за мной в отражении. — Хорошо выглядишь. Как себя чувствуешь?
— Лучше, чем ты, — говорит он, бросив взгляд на рассеченную бровь.
Я тихо хмыкаю и снова сосредотачиваюсь на ране, вставляя иглу для следующего шва. Острая боль — желанное удовольствие для тьмы внутри меня. Это помогает мне сдерживаться и не свернуть шею Мэттью Крэнвеллу.
Крэнвелл прислоняется к раковине рядом со мной, скрещивая руки на груди и наблюдая за моей работой.
— Так-так-так. Я слышал, что наш городской доктор не только лечит раны, но и сам их наносит. Хотел прийти и увидеть своими глазами. Хорошее было шоу.
Я киваю в знак благодарности.
— Как думаешь, Эрик Донован сопротивлялся, когда твоя подружка его убивала?
Я резко поворачиваюсь к нему. Кровь стучит в висках. Желание вырвать ему позвоночник прямо через глотку становится невыносимым. Единственное, что меня останавливает — в туалет заходит другой мужик, не обращая внимания на то, что мы буравим друг друга взглядом. Я — с едва сдерживаемой яростью, Крэнвелл — с ухмылкой, которую я хочу стереть с его уродливого лица.
— В душе не ебу, о чём ты говоришь, — говорю я, когда мужик заходит в одну из кабинок.
Крэнвелл ухмыляется ещё больше.
— А, точно. Она же не твоя девушка, да? По крайней мере, так говорят. Оно и к лучшему. Не стоит тебе пачкать свой идеальный образ кем-то вроде Роуз Эванс.
По коже пробегают мурашки.
— Я не про это. Всем известно, что его так и не нашли. Только машину. Нет смысла задавать мне эти вопросы.
— Конечно, конечно. Просто спросил, — он наклоняет голову. Прищуривается. — Но ты уверен? Она же жила в твоем доме несколько месяцев. Ты не видел ничего… подозрительного?
— Если ты пытаешься меня допросить, то должен сказать, — возвращаюсь к зеркалу и делаю следующий стежок, подавляя ярость, чтобы не дрожали руки, — это не к месту. И очень непрофессионально. Но что тут ожидать, учитывая, почему тебя уволили.
Крэнвелл усмехается, почесывая свою седеющую щетину на подбородке.
— Я тебя не допрашиваю, Доктор Кейн. Просто задаю простой вопрос. По-моему, странно, что она была в Ширтауне как раз тогда, когда Донована видели в последний раз. Такая малышка, как Роуз Эванс? Покупает огромный нож? Но, черт его знает…
Я бросаю на него суровый взгляд, затем протыкаю бровь и затягиваю ещё один стежок.
— Что ж, опять же, я не знаю, о чём ты говоришь. И думаю, ты сам не знаешь. Эрик Донован пропал без вести. Он может быть где угодно. Может, свалил в Мексику, кто знает. Те обвинения, на которые ты намекаешь, очень серьезны.
Улыбка Крэнвелла растягивается, как у хищника, готового уничтожить конкурента на своей территории. В каждой морщинке, в каждом движении скрыта угроза.
— Кстати, похожая девка сделала это со мной, — говорит он, указывая на свой глаз. — Ударила меня и воткнула шпажку прямо в глаз. Без причины. Пришла ко мне во двор, ни с того ни с сего.
— Похоже, ты не знаешь, кто это сделал. Интересно, почему кто-то захотел напасть на тебя без причины. Ты ведь никогда так не делаешь… верно? — я завязываю ещё один узел и вытираю кровь с брови, готовясь к следующему стежку. — О, я слышал, Люси переехала к своим родителям в Миннесоту и забрала детей. Мне очень жаль, что ваш брак распался. Интересно, что могло этому способствовать.
Ярость вспыхивает на лице Крэнвелла. Но он не рискует выплеснуть её, потому что в уборную заходят парни и кивают мне.
— Понятия не имею, — наконец выдавливает он.
— Ясно. А теперь, извини, у меня дела. О, и, Крэнвелл, — окидываю его взглядом с головы до ног, — я больше не буду твоим врачом. Надеюсь, ты поймешь, — с этими словами я поворачиваюсь к зеркалу, собирая все силы, чтобы не убить этого ублюдка.
— Возможно, так будет лучше для нас обоих, — говорит он, хлопая меня по плечу в тот момент, когда я протыкаю кожу иглой. Кончик скользит глубоко внутрь. — Хорошего вечера, доктор Кейн.
Я не смотрю на него, когда он уходит. Просто заканчиваю зашивать, прокладывая линию из десяти стежков от лба до опухшего века. Закончив, собираю свои вещи, выбрасываю перчатки, марлю и полотенце, залитые кровью. Надеваю футболку и толстовку. Брызгаю водой на лицо и хватаюсь за края раковины. Наклоняюсь ближе к исцарапанному зеркалу. Кажется, я больше не узнаю человека, который смотрит на меня. И, может быть, мне это даже нравится.
Я выхожу, ни с кем не прощаясь, еду домой и сразу принимаю душ. Несмотря на боль, ярость и тревогу, что скручивают мой живот, я думаю о Роуз.
Закрыв глаза, вспоминаю её лицо, её приоткрытые губы, глаза, смотрящие на меня исподлобья. Слышу её стоны. Чувствую её руки, ласкающее мои плечи. Сжимаю член и представляю, как проникаю в её узкую киску. Её отчаянные крики звучат в моей голове, нарастая и стихая в унисон моим движениям. Все так четко. Ощущение её кожи под ладонями. Твердые соски. Румянец на коже. Я ничего не могу с собой поделать. В своих фантазиях наклоняюсь ближе. Все ближе и ближе, пока не касаюсь её губ, и я тону в поцелуе, который представлял себе очень много раз. Именно в этот момент я теряю контроль. Мои яйца напрягаются, член пульсирует, и я кончаю, обрызгивая плитку спермой. Кое-как стою под обжигающей водой, упершись рукой в стену душа. Я хочу её всю. Хочу разрушить границы между нами, пока, наконец, не почувствую себя целым.
Прижимаюсь лбом к прохладной плитке и стою под струями, пока вода не становится ледяной. Сплю прерывисто. Меня разозлил этот Крэнвелл, и я слишком взволнован поездкой, чтобы заснуть нормально. Когда просыпаюсь, всё кажется слишком медленным. Самолет, кажется, ползёт в небе со скоростью улитки. Очередь в прокате — адская. По улицам не получается проскакивать и обгонять. Пытаюсь срезать пробку по задворкам и переулкам до Саут-Энда, где квартира Лаклана, в которой сейчас живёт Роуз. И всё равно, конечно, попадаю в бостонскую пробку — как без этого. Я так переживаю, что не успею увидеть её до того, как она уйдет на работу, что паркуюсь за три квартала. Хорошо, что взял только рюкзак, забрасываю его на плечи и бегу остаток пути.
Когда добираюсь до пятого этажа, весь лоб вспотел, а рана на брови пульсирует в такт сердцу.
— Роуз, — говорю я, стуча в дверь. — Эй, Роуз.
— Иду, — доносится её счастливый голосок из-за двери. Слышу, как она скачет по паркету. Замки щелкают, и она, сияя, распахивает дверь.
— Нихрена себе, — говорим мы одновременно.
Ее взгляд прикован к моим швам и синяку на щеке и брови.
Мой взгляд прикован к её пугающему лицу и нереально сексуальному телу — самый дикий контраст, что я видел.
На ней только чёрное кружевное бельё — лифчик и трусики, а фигура — просто потрясающая. Чёрные атласные бретельки блестят, когда её грудь поднимается и опускается с каждым вздохом. Нет ни одной детали, которая ускользнула бы от моего взгляда, я каждый дюйм запечатлеваю в памяти.
А потом я смотрю на её лицо.
Она ухмыляется, демонстрируя жуткие, острые, жёлтые зубы. Слишком много зубов, и все кривые. Её губы, глаза и самый кончик носа накрашены черным, остальная часть лица — белая. Две чёрные дуги на лбу образуют новые брови, её настоящие спрятаны под слоем грима. Она наклоняет голову из стороны в сторону, чтобы зазвенели колокольчики на её чёрно-белом шутовском колпаке.
— Это косплей Арт клоуна из «Ужасающего», но в милом варианте, ну и с зубами Дракулы из «Ренфилда». Как тебе? — говорит она, немного невнятно из-за вставных зубов. Она медленно кружится, демонстрируя стринги, маленький треугольник кружева очерчивает округлости её ягодиц и исчезает между ними. Мой член напрягается, по крайней мере, пока она снова не поворачивается ко мне лицом.