— Делом?
— Ну да… выступлением.
— Но ты же написала, что закончила работать.
— Эм… да. Почти. Ещё кое-что осталось.
Я шарю по карманам своих мешковатых черно-белых штанов, ткань которых испачкана брызгами крови, непонятно, настоящей или нет. Достаю купоны на еду и протягиваю Фионну, а он с подозрением смотрит на мою руку.
— И когда ты закончишь? — спрашивает он.
— Может, минут через… двадцать? — мой голос дрожит, в горле всё пересохло. Его взгляд становится пронзительным, будто я только что призналась во всех грехах. Он опускает подбородок и смотрит на меня, пригвождая к месту.
— Роуз…
За Фионном скрипит половица. Я вижу отблеск ножа. Бросаю купоны, хватаю Фионна за руку и тяну изо всех сил на себя. Со всей дури пинаю Мэтта в голень.
— Крэнвелл? — удивленно спрашивает Фионн позади.
— Я думала, ты никогда не догонишь, — говорю я. Ещё раз бью, и нож отлетает в стену. Мэтт рычит от злости, ищет оружие на полу, пока я прячусь за Фионном и толкаю его в следующую комнату. — Бежим, Док!
Мы вваливаемся в какую-то спальню, а Мэтт уже бежит за нами. Его ругательства заглушаются воплями и хохотом из динамиков. Повсюду фальшивая кровь. На стенах. На потолке. На кровати, где из матраса выскакивает манекен в полный рост, одержимый демонами. Старый телевизор потрескивает в углу комнаты. Фионн идет вперед, и срабатывает стробоскоп. Свет пульсирует, мы теряемся в пространстве.
Фионн берет меня за руку, тащит к двери на другой стороне комнаты. Но Мэтт хватает меня за плечо. Разворачивает. Я вырываюсь из его хватки, и шокированный мужской крик заполняет комнату. Срабатывает автоматическая камера, спрятанная для съемки испуганных посетителе. В свете вспышки я вижу ужас на раскрашенном и кровавом лице Мэтта.
Стробоскоп выключается, остаются только тусклые зеленые и синие огни, расположенные по углам комнаты. Фионн сверлит Мэтта безжалостным взглядом. Мэтт шокировано смотрит вниз на нож, который Фионн вдавливает ему в живот. Он держит его за затылок, впиваясь пальцами в кожу.
— Хотел насладиться местью? — говорит Фионн. Резким движением он проводит лезвием вверх. Багровая кровь хлыщет из раны, окрашивая разорванную рубашку Мэтта. Его рот открыт, но вырывается только хрип, как будто его тело слишком потрясено, чтобы произвести звук. — И как? — ещё один рывок ножа. — Приятно? — раздается звук разрыва плоти, за которым следует шепот Мэтта с мольбой о пощаде. — Потому что мне просто охуенно.
Фионн выдергивает нож и бросает позади. Хватает Мэтта обеими руками на шкирку и швыряет к стене с висящими на крюках манекенами, замаскированных под трупы. Сбрасывает один манекен на пол.
— Пожалуйста… — еле слышно шепчет Мэтт.
Фионн игнорирует его.
У Мэтта нет сил сопротивляться. Нет возможности остановить Фионна, когда тот поднимает его по стене, вешая на крюк. Потом он отступает на шаг и осматривает свою работу. Мэтт кричит от боли. Кровь стекает по его телу. Сочится из уголков его рта. Он ногами скребет по стене, но не может достать до пола. Тянется рукой вверх, чтобы ослабить боль от металлического крюка, но не получается. У него не хватает сил. Его движения медленные, как будто он муха, попавшая в липкое месиво. Губы Мэтта что-то шепчут, но слов не разобрать — просто немые конвульсии.
Фионн будто понимает, что тот хочет сказать. Смотрит на него и вдруг смеётся — жутко и злобно.
— Помочь? Ты хочешь, чтобы кто-то тебе помог? — Фионн качает головой. — Ты правда думал, что будешь угрожать ей и потом просто уйдешь? Ты думал, что я позволю тебе обидеть её? Думал, что я позволю тебе жить после этого? Ты не заслуживаешь никакой пощады. Ты сам-то щадил кого-нибудь? Нет. Поэтому, будешь страдать.
С этими словами Фионн бьет Мэтта по лицу. Его голова опускается. Дыхание становится поверхностным, булькающим, как будто он захлебывается кровью. А потом наступает тишина.
Мы оба смотрим на подвешенного человека, когда внезапно доносятся голоса из соседних комнат. Фионн поворачивается ко мне, и я уверена, что на моем лице паника.
— Под одеяло! — шиплю я, указывая на кровать, и бросаюсь к манекену на полу. Срываю с него мешок и натягиваю на голову Мэтта. Меня передёргивает от его выбитого глаза. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Смотрю на Фионна. Он стоит, как вкопанный.
— Давай, Док. Под одеяло. Издавай страшные звуки, — беру его за руку и веду туда, заставляя лечь под окровавленную простыню. На его лице пустое выражение. Я накрываю его как раз в тот момент, когда заходит парочка. Пугаю их, а они визжат и смеются. Прогоняю их к выходу, и как только они уходят, достаю из кармана рацию и включаю ее.
— Венди, это Роуз, прием.
На линии раздается треск. А потом:
— Я здесь, прием.
— Я на втором этаже дома с привидениями. Кто-то наблевал на пол, — говорю я, бросая взгляд на мертвого человека, висящего на стене, в то время как Фионн отбрасывает одеяло и поднимается с кровати. — Я всё уберу, но можешь закрыть вход? Прием.
— Да, всё равно последняя группа только что вышла. Тебе помочь? Прием.
— Нет, всё хорошо. Я уберу. У меня есть ключи. Увидимся завтра. Отключаюсь.
Убираю рацию в карман и громко выдыхаю. Меня всю трясет. Сердце бешено колотится. Фионн стоит в центре комнаты, неподвижный, жутко спокойный. Снимаю клоунскую шапку, бросаю на пол. Я, наверное, выгляжу как сумасшедшая. Волосы торчат из хвостиков, черно-белый грим размазан, а клоунский костюм весь в пятнах грязи и крови. Может, я действительно сошла с ума. Может, он так и думает. Музыка и крики внезапно обрываются, и нас окутывает тишина, настолько резкая и всепоглощающая, что от неё почти физически больно.
Это зашло слишком далеко. На этот раз уже ничего не исправить. Я просто не знаю, как быть другой. Я — ходячая катастрофа.
— Я первая начала, — шепчу я. Но, думаю, мы оба понимаем, что я не о Мэтте Крэнвелле. И впервые я чувствую сожаление о том, что натворила. Мне может и нравится тот путь, что я выбрала, но, наверное, такую жизнь нужно проживать только в одиночестве. Слезинка скатывается по моей щеке. И ещё одна. — Прости, — говорю я.
Фионн словно выходит из оцепенения. Он идёт ко мне.
И в тот миг, когда его губы касаются моих, я понимаю, что никогда уже не смогу стать прежней.
22 — ДОТЛА
ФИОНН
Это не просто поцелуй.
Это чувство, словно тебя разрывает на части.
Я обхватываю лицо Роуз своими окровавленными руками и жадно впиваюсь в её губы. Она цепляется за мой затылок, отвечая с такой же одержимостью. В этом поцелуе одна страсть. Стук зубов. Стоны, всхлипы. Это напор и жажда. Это взрыв желания, которое мы так долго держали взаперти.
Я тону в ней, меня смывает течением, но я не никак спасусь, даже если бы захотел. Её запах. Её вкус. Чем больше я беру, тем больше мне хочется. Чем больше она даёт, тем больше мне нужно. Не знаю, как я жил раньше, не чувствуя её губ или дрожи от её стонов. Её прикосновения обжигают меня. Я никогда не ощущал себя настолько живым.
Провожу рукой по её щеке, размазывая макияж, углубляю поцелуй и толкаю её к кровати. Мы, как сумасшедшие, возимся с одеждой. Я пытаюсь расстегнуть её пуговицы, а она мой ремень. Добравшись до кровати, отрываюсь от неё, чтобы сбросить простынь и манекен на пол.
— Сюда любой может зайти, — произносит Роуз срывающимся голосом.
— Да мне похуй, — я успеваю увидеть, как она улыбается, потом снова целую ее, срывая с нее широкие штаны, а затем колготки и трусики. Слегка кусаю её за шею, отчего она громко выдыхает. Успокаиваю место укуса поцелуем, проводя пальцем по её киске, ощущая липкое тепло возбуждения на кончиках пальцев. Проглатываю её стон, утопаю в поцелуе, поглощаю каждый звук удовольствия, пока мои пальцы кружат над её возбужденным клитором. Она извивается подо мной. Тихо мурлычет. Потом прерывает поцелуй, чтобы обхватить мое лицо руками, её глаза мечутся между моими.
— Я хочу тебя, Фионн, — она облизывает губы, смотрит на мой рот. — Ты мне нужен.
Вокруг всё замирает. Время замедляется. Она уже говорила что-то подобное раньше. И я тоже. Но в этот раз всё ощущается по-другому. Я поднимаю руку к её лицу, нависая над ней, убирая волосы со лба. На ней может глупый костюм и размазанный макияж, но я вижу только Роуз. Красивую и сияющую. Ей не нужно носить никакие макси, не нужно притворяться другой. И, кажется, я впервые понимаю, какова свобода на вкус.
— Ты мне тоже нужна, — мое сердце словно плавится, когда её глаза закрываются, пока я глажу её по щеке. — Кажется, ты всегда была мне нужна. Не понимал, насколько, пока ты не появилась и всё не изменила.
Роуз открывает глаза, и в полумраке они кажутся бездонными чернильными омутами. Она смотрит только на меня. Тянет вниз мои джинсы вместе с трусами, крепко обхватывает мою эрекцию. Когда я скидываю куртку и футболку, она направляет мой член к своему входу. Я наблюдаю за каждым неуловимым изменением в её выражении лица, когда вхожу в её тесную и горячую киску. Отчаяние и облегчение, удовольствие и потребность, надежда и тайны. Всё то, что мы оба так хотим сказать, но боимся высказать, чтобы оно не сломалось под тяжестью реальности. Но сейчас всё это расцветает, прямо здесь, в этой ночи.
Когда вхожу в нее до самого основания, то наклоняюсь ближе, упиваясь её сладким ароматом и вожделением в её глазах. Ни одна девушка не смотрела на меня вот так. И я никогда не желал никого так сильно, как Роуз. Я никогда никем не восхищался, не был так околдован и поглощен. Никому не хотел открыть свои самые тёмные уголки души. Они проживает свою жизнь, как комета, сжигая всё на пути.
Я никогда не любил так, как люблю Роуз.
Я сокращаю расстояние и накрываю её губы. Медленно, но уверенно двигаюсь внутри нее. Мы ловим ритм — медленный, нежный посреди ужаса и насилия на заднем плане. Её пальцы скользят по моей спине, изучают каждый изгиб. Она обвивает меня ногами, чтобы углубить толчки. Каждое скользящее движение — блаженство, её жар — объятие, из которого не хочется вырываться. Я целую её шею, ключицы, спускаюсь к груди. Оттягиваю кружево, облизываю соски. Она издает тихий стон. Когда прикусываю, она вся сжимается.