Я поднимаю руки в примирительном жесте, хотя мы оба знаем, что они в крови.
— Я не пластический хирург.
— Зато ты умный и целеустремлённый, — говорит Лиандер. — Уверен, быстро научишься.
Мой взгляд скользит к двум мужчинам, убирающим последствия моего бардака. Они не смотрят вверх. Они не бросают в мою сторону осуждающих взглядов. Они просто выполняют свою работу, распыляя и вытирая, потом снова распыляя, как будто всё это совершенно нормально. И как бы мне ни хотелось отрицать, в этом тайном мире, где за деньги можно замести под ковёр любое преступление, есть нечто успокаивающее.
— И сколько мне нужно играть в доктора?
Лиандер пожимает плечами.
— В идеале? Вечно.
— Нет.
Лиандер оборачивается, и его улыбка становится угрожающей.
— Я думаю, что слово «нет» здесь неуместно, доктор Кейн.
Он прав, конечно. И спорить с таким отморозком, как Лиандер Мэйс, бессмысленно. Остаётся только договариваться.
— Сколько времени продлится контракт?
— Примерно семь месяцев…
— Я согласен на этот контракт, — говорю я чётко, хотя на лице у Лиандера появляется угрожающая тень. — Но после этого мы обсудим условия, которые устроят нас обоих.
— Которые устроят нас обоих? — переспрашивает он.
Я пожимаю плечами, хотя внутри всё дрожит, а в горле застревает ком, мешая говорить.
— Ты же хочешь, чтобы я хорошо отработал?
Мы оба знаем, что я мог бы убить всех этих ребят, его самого, и они даже не успели бы понять, что происходит. И, хотя я сейчас фактически ему угрожаю, в глазах Лиандера появляется какой-то дикий огонёк. Ему нравится.
— Замечательно, — он хлопает в ладоши. — Тогда завтра же летим в Хорватию.
— В Хорватию? Но я…
— Ах да, я забыл сказать, что придётся ездить в командировки? — он оскаливается. — Прости, забыл. Но не волнуйся, доктор Кейн. Мы обеспечим тебя всем необходимым оборудованием. И хорошо заплатим. Я удвою твой нынешний доход.
Я замираю в шоке.
— Но моя клиника…
— Моя команда позаботится обо всём этом, не волнуйся.
— Мой дом…
— И об этом тоже. За ним будут присматривать, если ты не захочешь его продавать.
— Ты хочешь, чтобы я просто… уехал? Но у меня есть своя жизнь.
— Правда? В Хартфорде, конечно, люди будут задавать вопросы. И я позабочусь об ответах. Но ты правда думаешь, что кто-то удивится твоему внезапному исчезновению? Ты всё равно жил как призрак.
Сердце начинает бешено колотиться. Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова.
— И ещё кое-что, — Лиандер выпрямляется и смотрит на меня в упор. В комнате стоит тяжёлая тишина. — Ты должен понимать, что никто не должен знать, куда ты уехал. И ты не должен ни с кем связываться. Это в твоих интересах. Так что не рассказывай Роуэну. И, пожалуйста, не говори Лаклану. Он и так на меня зол. Не будем его ещё больше бесить.
Я знаю своих братьев, и он тоже. Если они почувствуют, что я в опасности, они отправятся на край света, лишь бы найти меня.
— Окей, — это всё, что я могу сказать.
На лице Лиандера победная ухмылка. Он медленно шагает ко мне. Хлопает по плечу и задерживает руку, словно его прикосновение должно успокоить. Смотрит куда-то в пол, потом снова на меня. Улыбается так, словно ему меня жалко.
— И ни слова мисс Эванс. Ты же не хочешь подвергать Роуз опасности, верно? Тем более, я буду стараться действовать в её интересах. Этот Воробей только и ищет приключений на свою задницу.
Он в последний раз хлопает меня по плечу и уходит, оставляя с ощущением, будто моё сердце только что вырвали из груди и испепелили прямо на глазах. Я всё ещё смотрю в пол, моргая, пытаясь избавиться от жгучей боли, которая никак не уходит. И тут Лиандер стучит в дверной косяк.
— Я умираю с голоду, — произносит Лиандер с порога. — С удовольствием бы съел хот-дог. А ты?
Я моргаю и моргаю, но боль не отступает. И Лиандер тоже не уходит. Поэтому я иду за ним вниз по лестнице, пока он звонит и просит привезти поисковую собаку, чтобы найти протез глаза Мэттью Крэнвелла. Мы выходим на улицу, но боль всё равно не исчезает. Ищем закрытый ларёк, и Лиандер взламывает его отмычкой.
Я делаю ему хот-дог.
И когда он, наконец, наедается, доказав, насколько он контролирует мою жизнь, то вызывает машину, чтобы отвезти меня до квартиры Роуз.
Знакомые улицы Бостона проплывают мимо окна. И я чувствую себя призраком в этом городе. Потому что моя жизнь находится в руках дьявола.
А сердце сгорело дотла.
23 — ПОБЕГ
РОУЗ
Принимаю душ, тру кожу так сильно, что она горит. Пытаюсь смыть весь этот кошмар.
Набрасываю халат и смотрю на себя в зеркало.
Наматываю круги по квартире, от конца одного коридора до другого и обратно. Часы на стене издеваются надо мной, время тянется бесконечно.
Уже час ночи, когда Фионн, наконец, появляется на пороге. И когда я вижу его, моё сердце падает в пропасть.
— Привет, — говорю, стараясь держать себя в руках.
У него взгляд как у загнанного зверя.
Делаю шаг навстречу, но он отшатывается. Между нами всего несколько шагов, но сейчас кажется, что это целая пропасть.
— Всё в порядке?
Его голос тихий, словно его что-то душит:
— Всё улажено.
Я никогда не видела его таким. Замкнутым. Словно внутри что-то сломалось. И это уже не исправить. Я почти вижу стену, которую он вокруг себя построил. Непробиваемую.
Сглатываю ком в горле.
— Спасибо. Но я спрашиваю не об этом, — кровь стучит в висках, отдаваясь гулом в голове. Страх заползает в каждую клеточку тела. — Ты в порядке?
— Я должен уехать. Завтра.
— Почему?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему?
В этот раз Фионн не отвечает, лишь качает головой. Его глаза прикованы ко мне, но в них нет ни искры, ни нежности. Моё горло сжимается, в носу покалывает, но я сдерживаю слёзы. Возможно, он видит, чего мне это стоит, потому что отводит взгляд и направляется к кухне. Я иду за ним.
— Что случилось? — спрашиваю я, останавливаясь возле кухонного острова. Фионн достаёт из шкафа стакан и бутылку его любимого бурбона «Weller's Special Reserve», который я купила для него. Открывает и наливает половину стакана, осушая залпом. — Фионн? Что произошло?
— Я всё исправил. Как и обещал.
— Я бы помогла тебе. И всё ещё могу помочь, если ты позволишь.
— Помочь? — спрашивает он, прожигая меня взглядом, от которого хочется отвернуться. Он режет меня, как бритвой, доставая до самого сердца. — Из-за твоей «помощи» всё и случилось.
Я мотаю головой.
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
Фионн тяжело вздыхает, наливает себе ещё бурбона и выпивает.
— Я зашёл слишком далеко.
Его взгляд опускается на мою ногу, где шрам неровной линией тянется вниз по икре. Меня оглушает воспоминание. Фионн, и свет за ним, как нимб. Я лежу на кушетке в его кабинете. В его красивых глазах читается беспокойство. Слышу его тихий голос, вытаскивающий меня из темноты, умоляющий очнуться. Вспоминаю. «Помоги», — прошептала я перед тем, как провалиться в беспамятство.
Это я начала. Я начала всё это.
Машинально прижимаю руку к груди, словно могу остановить пожар внутри. Под рёбрами всё разрывается.
— Что произошло? — шепчу я.
— Я не могу тебе сказать, Роуз. Пожалуйста, перестань спрашивать.
Я не собираюсь отступать, несмотря на его резкий тон. Расправляю плечи. Выпрямляю спину. Я заслуживаю ответов.
— Полиция замешана?
— Нет.
Облегчение, которое я чувствую, длится лишь мгновение. Слишком мало, чтобы успеть обрадоваться.
— Тогда почему ты уезжаешь?
— Потому что должен. Посмотри, что мы с тобой натворили, — Фионн кивает в сторону окна и города за ним. — Я убил человека. И за это придётся отвечать. На этот раз нам не избежать расплаты. Мне не избежать. Мы должны остановиться.
Всё, что он не произносит вслух, висит в воздухе.
Слёзы застилают глаза. Я изо всех сил стараюсь сдержать их. Это так сложно под его холодным, отстранённым взглядом.
— Об этом ты хотел со мной поговорить?
— Нет. Но об этом нам надо было поговорить намного раньше.
Мы стоим, не двигаясь, глядя друг на друга. Если Фионн и испытывает боль или сожаление, я этого не вижу. Лишь бесстрастное отчуждение. Решение принято и готово к исполнению с безжалостной точностью.
Только не вздумай плакать, Роуз Эванс. Только не сейчас.
Я выдавливаю слабую улыбку, которая исчезает так же быстро, как и появляется.
— Да. Ты, наверное, прав. Я, эм… — мой голос срывается, и я прочищаю горло. Даже видя мою надвигающуюся истерику, Фионн не реагирует. Он просто наблюдает, с тем же жёстким и неумолимым выражением на лице. — Я, наверное, тоже поеду. Вернусь в цирковой хаос. Догоню «Сильверию». Пора возвращаться в дорогу.
Я отступаю на шаг. Потом ещё на один.
— Знаешь что, Фионн, — говорю я, и, кажется, вижу мельчайшую трещинку в его маске, но она тут же исчезает, — мне правда жаль. Я буду по тебе скучать. Очень. Но я всё понимаю.
Не хочу видеть его реакцию. Да и нечего там, наверное, смотреть.
Разворачиваюсь и ухожу, опустив голову. Слёзы сразу льются рекой. Когда дохожу до своей комнаты, прислоняюсь к двери и сползаю на пол. Моя грудь словно разрывается. Как будто я рассыпаюсь на части. Развеиваюсь, как пепел на ветру.
И плачу.
Не могу остановиться даже после того, как Фионн уходит в свою комнату. Слышу, как он проходит мимо моей двери, замедляя шаг. Но не останавливается. Не стучит, не говорит ничего. Просто идёт дальше и тихо прикрывает за собой дверь. И наступает тишина, как будто захлопнулась крышка гроба.
— Надо валить отсюда, — шепчу я себе, просто чтобы нарушить эту гнетущую тишину.
Хватаю телефон и пишу Хосе.
| Привет, Хосе. Прости, что так поздно. Я передумала оставаться в Бостоне. Хочу домой. Можно завтра заберу Дороти?