Береги себя в дороге, Хаос.
Я люблю тебя. И не отпущу. Никогда.
ФК
Я улыбаюсь, смотря на карту и кладу её к остальным в ящик прикроватной тумбочки.
Каждую неделю. Независимо от того, где я нахожусь. Независимо от моей занятости. Не важно, крутое было шоу или провальное, дождь или жара. Один раз даже снег был. Каждую неделю Баз приносит мне письмо от Фионна.
А в последнюю неделю июля его приносит Хосе.
— Привет, — говорю я, когда он стоит возле моего трейлера в лучах вечернего солнца, держа шляпу в руке. — Хочешь войти?
— Нет, pequeño gorrión. Я просто… пришел, чтобы отдать тебе это, — он протягивает мне конверт, и я спрыгиваю с последней ступеньки, чтобы взять его, наблюдая, как он переминается с ноги на ногу. Поднимаю брови, молча спрашивая, а он о чём-то раздумывает. — Что ты тут делаешь, Роуз?
— В смысле? — смеюсь и показываю на трейлеры вокруг. — Я тут живу.
— Нет. Не живешь. Тысуществуешь.
Эти слова как удар под дых.
— Это мой дом.
— Да. Но ты больше не та, что прежде. Не горишь желанием выступать. Даже не ставила палатку гаданий с тех пор, как мы начали тур.
— Если нужно, чтобы я погадала, то хорошо, — отвечаю я, скрестив руки на груди.
— Нет. Просто это приносило тебе радость. И другим тоже. Знаешь, на прошлой остановке меня нашла женщина по имени Люси и спросила, гадаешь ли ты еще.
В горле пересыхает.
— Люси…?
— Люси Крэнвелл. У неё трое детей. Она сказала, что видела тебя в Хартфорде. Что ты сделала ей расклад, который изменил её жизнь. Всю её жизнь, pequeño gorrión. Она хотела сказать спасибо.
— Почему ты не позвал меня?
Хосе пожимает плечами, грустно улыбаясь.
— Не думал, что ты хочешь, чтобы тебя нашли. По крайней мере, никто, кроме него, — говорит он, кивая на письмо в моей руке.
Я опускаю руки. Он прав. Я не открывала свою палатку с тех пор, как мы выехали в тур. Моя жажда справедливости навредила моим любимым. Навредила мне. Но я забыла, как это помогало тем, кто нуждается. Смотрю на конверт, знаю, там ещё одна карта. Может, пора снова стать Воробьем.
— Ты права, — говорит Хосе. — Это всегда будет твоим домом. Но не обязательно здесь жить. Мне тоже письмо пришло, — когда я наклоняю голову, он крутит шляпу. — Доктор Кейн сказал, что сожалеет о том, что не позаботился о тебе, как я просил его в тот день в больнице. И он сказал, что проведет остаток своей жизни, пытаясь загладить свою вину. Попросил не говорить тебе об этом, хотел сказать всё сам.
Я улыбаюсь сквозь слезы.
— Ты такой сплетник.
— Поэтому у меня такой хороший цирк. Я знаю всё про всех, — подмигивает Хосе. Он ухмыляется, но его улыбка постепенно становится грустной. — Он просит дать тебе отпуск, чтобы увидеться. Он любит тебя, Роуз. Мы всегда будем рядом, конечно. Но это? — показывает на сжатый конверт, — может быть твоим домом, если ты захочешь. Может, пора уехать. Вижу, что ты хочешь. Да?
Хочу ли? Не знаю. Держать эти письма в руках и читать красивые слова, в которые отчаянно хочется верить, — это одно. А стоять перед человеком, который разбил мне сердце, — совсем другое. Девять месяцев прошло. Думаю, он изменился. А может, и я тоже.
Хосе видит мою нерешительность и слёзы на глазах. В его глазах я тоже замечаю блеск, прежде чем он обнимает меня.
— Езжай, Роуз. А если ты не вернешься, я желаю тебе всего наилучшего, — говорит он, а я киваю, зажмуривая глаза. Слушаю биение его сердца, пока мы стоим в лучах летнего солнца. — И енотиху забери. Она постоянно в тесто для чуррос лезет. Я уже столько выкинул! — я смеюсь, хоть и без особого энтузиазма. Отстранившись, Хосе берет мое лицо в ладони и целует в лоб. — Я люблю тебя как свою дочь, pequeño gorrión. Это никогда не изменится.
Грустно улыбаюсь, он в ответ грациозно кланяется. Надевает шляпу, засовывает руки в карманы и уходит. Когда он скрывается, я захожу в трейлер, дрожащими пальцами хватаю нож для писем и сажусь.
Разворачиваю письмо, и карта Звезда падает на стол.
Дорогая Хаос,
Не знаю, читаешь ли ты письма. Но это моя любимая карта.
Когда я впервые купил колоду и перебирал её, думая о тебе, выпала Звезда. Не знал тогда, что она означает, но почувствовал надежду. Ты — моя Полярная звезда. И вот теперь этот период нашей разделенности подходит к концу.
Если мне повезет, и звезды сойдутся, ты прочитаешь это в Эллсворте, штате Мэн.
Если захочешь встретиться, я буду ждать тебя каждый день на смотровой площадке. Буду жить в коттеджах «Ковекрест», но ждать тебя от рассвета до заката.
Надеюсь, ты придешь, и я докажу, что каждое слово в моих письмах — правда.
Я люблю тебя. И не отпущу. Никогда.
ФК
Я кладу письмо и беру карту. Он вытащил её из колоды, когда подумал обо мне. Он надеялся, что письма свяжут нас, но у него была только надежда. И это всё, за что он держался.
Смотрю в окно на ярмарочную площадь, на колесо обозрения, которое кружится на фоне неба.
И смотрю, даже когда гаснут все огни.
27 — ТРОЙКА МЕЧЕЙ
ФИОНН
Закат за спиной бросает оранжевые и розовые отблески на волны. Контракт с Лиандером закончен, но воспоминания преследуют меня, как навязчивый кошмар. Уже пять дней я смотрю на море, с утра до ночи, но ничего не вижу. Перед глазами мелькают раны, которые я зашивал. Неожиданные знакомые и их лица, искаженные болью. Сломанные кости, огнестрельные ранения, разорванная плоть… Смерть. Но ещё я вижу Роуз. Даже в самой глубокой тьме воспоминания о ней согревали меня. Я видел её лицо, глядя на море. Слышал её смех. Чувствовал её поцелуй на губах, ощущение её кожи.
Но это всего лишь воспоминания. Надежда увидеть её вновь уплывает в открытое море.
Я смотрю на часы, и сердце сжимается. Она должна была получить моё письмо три дня назад. Я приехал раньше, на всякий случай. Смотровая площадка в тридцати минутах от Эллсворта, или в сорока пяти, если она едет на Дороти. Она могла приехать сюда на мотоцикле, если бы захотела.
Опускаю голову, делаю глубокий вдох морского воздуха и поднимаю рюкзак, лежащий у ног. Бросаю последний взгляд на море и поворачиваюсь. Рюкзак падает на землю, когда я вижу её. Или мне это кажется?
Роуз.
Она так красива, что у меня перехватывает дыхание. Ветер колышет её тёмные волосы. Всё, как тогда: чёлка до бровей, локоны по плечи. Её карие глаза смотрят прямо в меня, будто видят все грехи. На ней кожаная куртка и топ. Чёрные джинсы и мотоциклетные ботинки. Она выглядит чертовски круто. Но дело не только в одежде, не только в этой позе, с руками в карманах. Её взгляд жестокий. Нет искры. Нет задора. Нет тепла.
Я знаю, что поступил правильно и защитил её. Но только сейчас вижу, как сильно я её сломал.
— Я так… — задыхаюсь. Глубоко вдыхаю. — Я так рад, что ты приехала. Рад видеть тебя.
Я чувствую, как разваливаюсь изнутри. Но Роуз? Она непроницаема. Девушка, которая всегда была открыта и не скрывала своих эмоций.
— Ты выглядишь по-другому, — говорит она.
Я опускаю взгляд на свою одежду, провожу рукой по волосам. Они немного отросли, и уже не такие ухоженные. Щетина и круги под глазами от бессонных ночей, когда я боялся, что она не приедет сюда. Может, она видит что-то ещё.
— Ты выглядишь так же. Прекрасно, — говорю я. Делаю шаг вперёд. Роуз не двигается. — Не был уверен, что ты приедешь.
— Я тоже, — отвечает она, отводя взгляд к морю. Долго молчит, и я не вижу на её лице ничего, кроме напряжения. — Мне нужно было время… подумать.
Роуз не из тех, кто долго думает. Она бросается в омут с головой, а потом уже разбирается с последствиями.
— Я рад, что ты приехала, — говорю я. Она кивает, но не смотрит на меня. Я чувствую, как она борется под этой маской равнодушия. — У меня есть кое-что для тебя.
Тянусь к сумке, краем глаза вижу, что она смотрит. Это немного успокаивает. Но как только наши взгляды встречаются, она напрягается. Улыбаюсь про себя и роюсь в сумке. Достаю конверт, но не отдаю его. Открываю сам.
— Последняя, — говорю я, доставая карту. Держу её в руке, а в другой — конверт и письмо. Она хмурится, но берет карту и смотрит на изображение. Она разбирается в Таро. Знала, что это будет последняя. — Влюблённые.
Она молчит, смотрит на карту, пряча лицо за волосами. Я разворачиваю письмо.
— Дорогая Роуз, — читаю я. — Как приятно, наконец, писать твоё имя. Значит, я дома.
Роуз шмыгает носом, но всё ещё не поднимает взгляда от карты.
— Прости меня за всё, что тебе пришлось пережить. Я не мог рассказать тебе, где я и чем занимаюсь, потому что это было слишком опасно. Я боялся, что до тебя доберутся. Даже писать письма было рискованно. Никогда раньше их не писал, но в те дни мне казалось, что мысленная связь с тобой, и что ты держишь в руках ту же бумагу и читаешь те же слова… помогала мне выжить.
Я поднимаю взгляд, и она смотрит на меня, в её глазах блеск. Мои пальцы начинают дрожать, по венам разливается адреналин. Смотрю на свою татуировку на предплечье. Это кардиограмма её ритма сердца, которую я достал тогда в больнице, пока она спала.
— «Влюблённые» символизируют выбор. И выбор, который я сделал девять месяцев назад, был самым сложным в моей жизни. Мне пришлось разбить твоё сердце, чтобы спасти тебя. Уйти, чтобы любить тебя. И теперь я хочу посвятить всю свою жизнь тому, чтобы загладить вину. Я прошу тебя, выбери нас, Роуз Эванс. Обещаю делать всё, чтобы ты была счастлива. Я никогда не полюблю никого, кроме тебя. Поэтому, что бы ты ни выбрала, я тебя не отпущу. Никогда.
Опускаю руку. По щеке Роуз катится слеза. Она смотрит на карту, словно ищет там ответ. У неё дрожит губа. Я хочу прикоснуться к ней. Поцеловать её. Но не слишком ли много боли я причинил? Не слишком ли много времени прошло?
Роуз вытирает слезы, но они снова льются из глаз.