– Просто отпустите ее! Прошу вас. Я… я сочувствую вашей боли, вашим страданиям. Но она в них не виновата. Маут, помоги мне!
Зачем я прошу, зачем умоляю? Я ведь заранее знаю, что это не приведет к добру. Мне поможет только безжалостность, только бесчувственность. Отказ от человечности. Я должен покинуть Лайю.
Но я не могу этого сделать. Не могу притвориться, что я ее не люблю.
– Вернись ко мне, Лайя, – тело ее тяжело обвисает в моих руках, волосы спутаны. Я откидываю их, чтобы видеть ее лицо. – Забудь их, забудь их ложь. Они только и умеют что лгать. Возвращайся назад.
Да, Элиас, – бормочут джинны. – Вложи в нее свою любовь. Вложи в нее свое сердце.
Когда же они наконец заткнутся?
– Вернись обратно в мир. Что бы они ни показали тебе, в каком бы воспоминании ни заключили тебя, это неважно. Куда важнее твое возвращение. Ты нужна своему брату. Ты нужна своему народу. Ты нужна мне.
Пока я говорю, я могу видеть ее мысли. Я вижу джиннов, вцепившихся в ее разум. Они выглядят как странные искривленные языки бездымного пламени – ничего общего с прекрасными созданиями, которых я видел в городе джиннов. Лайя пытается отбиваться, сбросить их с себя, но ей это не под силу.
– Ты сильна, Лайя. И ты так нужна здесь. – Щеки ее холодны, как лед. – Тебе еще столько предстоит сделать.
Глаза Лайи стекленеют, и я содрогаюсь. Я прижимаю ее к себе, зову. Но все равно она постареет и умрет, а я останусь таким же, как сейчас. Она – мгновение, а я – целая вечность.
Это можно принять. Думаю, что смогу жить свою вечность без нее, если буду точно знать, что у Лайи была долгая жизнь. Я легко отдал бы все свои годы, которые мог провести с ней, лишь бы сейчас она очнулась.
Пожалуйста. Прошу тебя, вернись.
Тело ее выгибается в моих руках, и одно чудовищное мгновение я думаю, что она умирает.
Но тут она открывает глаза и смотрит на меня с глубоким изумлением. Небеса, благодарю вас!
– Они ушли, Лайя, – говорю я. – Но нам нужно поторопиться. Тебе пора выбираться отсюда.
После того, во что втянули ее джинны, ее разум особенно уязвим. Даже небольшое давление со стороны призраков, атака джиннов будут для нее слишком опасны.
– Я… я пока не могу идти. Ты не мог бы…
– Обхвати меня руками за шею, – говорю я – и бегу по ветрам с ней на руках прочь от рощи джиннов. Лайя плотно прижимается ко мне. Маут яростно давит на меня, и земля под ногами дрожит и трескается. Я достигаю границ, когда давление становится совсем уже невыносимым. Тяга так сильна, что по мне ручьями течет пот. Но мне нужно вынести Лайю отсюда, а потом я пойду и наведу порядок среди призраков, отгоню их от границы, если они еще не вырвались наружу.
– Элиас, – шепчет Лайя. – Ты… ты настоящий? Или ты тоже – обман джиннов?
– Нет, я – не обман, – я наклоняюсь, чтобы прикоснуться к ней лбом. – Нет, любимая. Я настоящий. И ты настоящая.
– Что здесь происходит? Что-то ведь не так, – она вздрагивает у меня на руках. – Оно кажется таким раздувшимся, будто вот-вот прорвется. Я это чувствую.
– Это просто призраки, – говорю я. – Ничего такого, с чем я не могу справиться. – По крайней мере я на это надеюсь. Передо мной за стеной деревьев появляется заросшая травой долина – земли Империи.
Граница сейчас кажется мне совсем слабой, даже слабее, чем тогда, когда я в первый раз перешел ее. За мной следует множество призраков, и сейчас они давят на мерцающую преграду, а крики их звучат торжествующе, будто они радуются податливости стены.
Я выхожу дальше за пределы леса и кладу Лайю на землю. За спиной у меня качаются деревья, словно танцуют какой-то безумный танец. Нужно возвращаться, но я тяну время и просто смотрю на нее. На облако темных волос, на ее поношенные башмаки и мелкие царапины на лице – по дороге ее хлестали ветки… Она крепко сжимает подаренный мной кинжал.
– Джинны, – шепчет она. – Они… они сказали мне правду. Но эта правда… – она, не договаривая, качает головой.
– Эта правда слишком страшна, – отзываюсь я. – Правда о наших родителях – страшнее любой другой. Но мы – не они, Лайя.
– Она там, Элиас, – говорит Лайя, и я понимаю, что она имеет в виду свою мать. Так же известную как Кухарка. – Где-то там. Я не могу… я… – она снова проваливается в то воспоминание, и, хотя Лес остался позади, я понимаю, что вытащить оттуда Лайю было недостаточно. Она по-прежнему во власти джиннов. Я хватаю ее за плечи, встряхиваю. Ударяю по щеке, заставляю ее взглянуть на меня.
– Прости меня, если сможешь, – прошу я. – Только помни, что судьба никогда не оказывается такой, как мы думали. Твоя мать, моя мать – мы никогда не поймем их мучений и боли. Мы можем только страдать от последствий их ошибок и грехов, но не обязаны носить это в своем сердце. Мы этого не заслужили.
– Элиас, неужели хаосу никогда не будет конца? Неужели наша жизнь никогда не наладится?
Она смотрит на меня чистыми и ясными глазами, на миг свободная от того, что видела в Лесу.
– Неужели мы не будем гулять с тобою под луной, не будем проводить вместе целые дни, варить варенье или заниматься…
Любовью. При одной мысли об этом мое тело загорается, как огонь.
– Ты мне снился, – шепчет она. – Во сне мы были вместе…
– Это был не сон, – отвечаю я, привлекая ее к себе. То, что она ничего не помнит, просто убивает меня. Как бы я хотел, чтоб она помнила. Чтобы она могла удерживать в своей душе тот день, как это делаю я. – Я правда был там, и ты была рядом. Это был прекрасный час или несколько часов. И так, как сейчас, будет не всегда. – Хотел бы я сам верить в свои слова! Но что-то сдвинулось в моем собственном сердце, что-то поменялось. Я чувствую себя другим, более холодным. Этого достаточно, чтобы я говорил тверже, надеясь, что словами о желанных чувствах я могу сделать их реальными. – Мы найдем выход, Лайя. Не такой, так другой. Но если… если я буду меняться… Если я покажусь тебе другим, ты все равно знай, что я тебя люблю. Что бы со мной ни случилось. Скажи, что ты всегда будешь это помнить, прошу тебя…
– Твои глаза, – она смотрит на меня снизу вверх, и от ее пристального взгляда у меня перехватывает дыхание. – Они… стали темнее. Стали похожи на глаза Шэвы.
– Я не могу больше с тобой оставаться. Прости. Мне нужно возвращаться. Нужно переправлять призраков. Но мы обязательно увидимся снова. Клянусь тебе. А теперь поспеши. Тебе нужно в Антиум.
– Подожди, – она с трудом поднимается, все еще покачиваясь на ногах. – Не уходи, пожалуйста. Не оставляй меня здесь.
– Ты достаточно сильна, – говорю я ей. – Ты ведь – Лайя из Серры. Ты не Львица. Ее наследство, ее грехи не относятся к тебе так же, как и наследство Керис не относится ко мне.
– Что ты сказал мне тогда? – спрашивает Лайя. – Той ночью, много месяцев назад, когда мы направлялись в Кауф. Я спала в кибитке вместе с Иззи. Что ты сказал?
– Я сказал – ты…
Но тут Маут окончательно теряет терпение и насильно тащит меня в Земли Ожидания. Он влечет меня туда с силой, от которой болят кости.
Я отыщу тебя, Лайя! Я найду способ. Это еще не конец, – пытаюсь я кричать всем своим существом, но, как только я оказываюсь в Землях Ожидания, все сторонние мысли мгновенно покидают меня. Потому что я вижу, как прогибается, ломается граница. Я должен срочно укрепить ее, но чувствую себя так, будто пальцем пытаюсь заткнуть брешь в плотине.
У всего есть цена, Элиас Витуриус, – снова говорят со мной джинны, и в их голосах звучит непреложная истина. – Мы тебя предупреждали.
По Землям Ожидания прокатывается рев, ужасный звук, словно исходящий из недр земли. Призраки вопят. Этот вопль становится все громче, когда они дружно ударяются о границу. Я должен их освободить. Они слишком близко и вот-вот прорвутся наружу.
Слишком поздно, захватчик. Слишком поздно.
Дружный крик достигает апогея, и страждущие души, за которые я отвечаю, преодолевают границу Земель Ожидания и вырываются в мир живых. Их завывания подобны живой смерти, летящей на крыльях ветра.
41: Кровавый Сорокопут
– Я не пойду к Пророкам, – отказываю я Маркусу. Слишком хорошо я помню, что сказал мне Каин всего несколько недель назад. «Мы еще увидимся – перед твоим концом». – Вы просто не понимаете. Они…
– Проклятье, Сорокопут, наберись храбрости, – Маркус хватает меня за руку и тащит вон из тронного зала. – Эти зловещие ублюдки пугают всех, но не их надо бояться. У нас на носу нашествие варваров, а Пророки могут видеть будущее. Так что ты отправляешься вместе со мной в их вонючую пещеру, если не хочешь проверить, можно ли исцелить песнями переломанные колени твоей сестры.
– Будь ты проклят…
Он бьет меня наотмашь и кривится, хватаясь за голову. Я вытираю кровь с разбитой губы и оглядываюсь, пока он бормочет, разговаривая сам с собой. Тронный зал совершенно пуст, но неподалеку стоят часовые и могут это услышать.
– Соберитесь, государь, – шепчу я. – Мы оба не хотим, чтобы об этом узнала Керис.
Маркус, тяжело дыша, смотрит на меня исподлобья.
– Заткнись, – и хотя он говорит совсем тихо, голос его звучит не менее грозно. – И двигайся следом за мной.
Обычно по тропе к горе Вайденнс течет поток паломников, но сейчас тут совершенно пусто. Всем велели вернуться в город и готовиться к приближению Гримарра. На тропе, ведущей к пещере Пророков, нет никого, кроме нас с Маркусом и отряда в двенадцать Масок – личного эскорта Императора. Всю дорогу я борюсь со своим гневом. Я не должна действовать под влиянием ярости. Как бы я ни ненавидела Пророков, все они – священные персоны Империи. Когда-то я обидела одного из них, и последствия были ужасны. А если что-то со мной случится, Ливия и ее сын останутся без защиты.
Я проклинаю себя. Даже сейчас, когда я ненавижу Пророков и испытываю к ним глубокое отвращение, какая-то часть меня все равно чтит их. Эти эмоциональные качели – взад-вперед – доводят меня до тошноты.