Я оглядываюсь – Ливия смертельно бледна.
– Я в порядке, – тихо бормочет она. – Только дайте его… дайте его мне.
Я бросаюсь к ней и хватаю ее за руку. Я начинаю петь ее песню. Мне наплевать на солдат Маркуса, которые могут это увидеть, даже на Раллиуса и Фариса. Я пою, пока не чувствую, что она восстановилась, что смерть отступила от нее. В миг, когда лицо ее приобретает обычный цвет, Маркус сдергивает ее с постели и тащит в прачечную, открывая дверь ногой. Раллиус бежит вперед, за ним Фарис, следом – моя сестра.
Маркус не удостаивает ребенка второго взгляда. Он жестом приказывает мне немедленно уходить.
– Государь, – говорю я, – я не могу оставить город, когда…
– Защищай моего наследника, – рычит он. – Город мы потеряли.
– Не… не может быть…
Но он просто вталкивает меня в туннель и захлопывает дверь за моей спиной. И только очутившись тут, в полной темноте, я понимаю, что не имею представления, где сейчас Лайя.
Потом мы бежим. Из туннелей не слышно звуков сражения, но мой разум горит при мысли об этом. Часть меня рвется вернуться в битву, но другая часть понимает, что главное – вывести сестру и маленького Закариаса из гибнущего Антиума.
Когда мы добираемся до места отдыха – большой пещеры между туннелями, где Харпер разместил отряд солдат для помощи с эвакуацией – я замедляю ход.
– Мне нужно вернуться, – говорю я.
Ливия отчаянно трясет головой. Закариас тихонько пищит, чувствуя тревогу своей матери.
– Нет. Ты же получила приказ.
– Я не могу оставить город, – говорю я. – Только не так. Не убегая от опасности темными туннелями. Там, позади, остаются люди, которые на меня рассчитывали. Я не могу их подвести.
– Элли, нет!
– Фарис! Раллиус! Отведите ее к Харперу. Вы знаете, где его искать. Помогите ему, чем только сможете. В городе еще осталось множество плебеев, и в туннелях тоже полно народа, нужно вывести их наружу. – Я приближаюсь к ним вплотную и тихо добавляю: – Если что-нибудь случится с ребенком, клянусь небесами, я убью вас обоих своими руками.
Они салютуют мне, и я поворачиваюсь к сестре, чтобы в последний раз посмотреть на ребенка. Я долго-долго смотрю на него, а он глядит мне прямо в лицо и успокаивается.
– Увидимся, малыш, – я наклоняюсь поцеловать его и Ливию и быстро ухожу, не слушая мольбы моей сестры. Она яростно кричит, приказывая мне немедленно вернуться и остаться с ней.
Выйдя из туннеля в казармах Черной Гвардии, я тут же начинаю задыхаться от дыма. Густой дым заполняет прачечную. Огонь ревет, пожирая казармы. С соседних улиц слышатся вопли нападающих карконов. Сюда они еще не добрались, но вот-вот доберутся.
Я заматываю лицо платком и низко нагибаюсь, чтобы не наглотаться дыма. Боевой молот уже у меня в руке. Когда я выбегаю из комнаты, то едва не поскальзываюсь в нескольких лужах крови.
Люди клана Аквилла, телохранители Маркуса, валяются мертвыми. Видно, что прежде, чем умереть, они отправили на тот свет немало людей Коменданта. Ее тела среди трупов нет. Но я и не думала, что она может так погибнуть. Керис Витурия не из тех, кто готов умереть в подобной схватке.
Среди трупов я вижу нескольких мореходов. Какого дьявола они тут делают? И тут я слышу зовущий меня запинающийся голос.
– Со… Сорокопут…
Голос такой тихий, что сначала я даже не могу разобрать, откуда он исходит. Я иду на звук сквозь клубы дыма – и наконец нахожу Императора Маркуса Фаррара. Непобедимого Императора и нашего государя. Он пригвожден к стене своим же собственным мечом. Руки его тщетно зажимают рану на животе. Он мучается от ужасной боли уже несколько часов перед тем, как умереть. И Комендант сделала это нарочно.
Я подхожу к нему. Пламя уже лижет поручни лестницы, снизу слышится громкий треск – обрушивается потолочная балка. Мне нужно срочно выбираться отсюда, бежать через окно. А это чудовище бросить умирать.
Как долго я этого ждала! Как долго желала ему смерти. И все же, видя его таким – пригвожденным к стене, как шкурка животного, убитого для развлечения, – я испытываю только жалость.
И что-то еще. Тягу, желание исцелить его. Нет! О нет, нет, только не это!
– Керис эвакуировала Архивный Чертог, Сорокопут, – шепчет Маркус. Голос его спокоен, только очень тих. Он бережет дыхание, чтобы успеть сказать все, что должен. – Еще она эвакуировала Сокровищницу.
Я облегченно выдыхаю.
– Значит, Империя выживет, даже если мы потеряем Антиум.
– Она сделала это несколько недель назад. Керис хотела, чтобы город пал, Сорокопут. Она знала, что карконы вызовут призраков. Знала, что они победят.
Кусочки головоломки с щелканьем соединяются в единую картину.
– А Отцы патрицианских кланов…
– Еще до начала атаки карконов уехали в Серру, – говорит Маркус. – Она руководила их эвакуацией.
Да… И хранитель сокровищницы согласился встретиться с ней, несмотря на то, что она некогда убила его сына. Должно быть, она рассказала ему о том, что вскоре должно случиться. Наверное, обещала спасти его семью в обмен на перевозку сокровищ Империи в безопасное место.
И Архивный Чертог. «Архивный Чертог как раз собрался переезжать…» Это говорил мне Харпер, когда по моему приказу собирал информацию о Коменданте.
Просто тогда мы не понимали, что это значит.
Керис знала, что город падет. Она сама это спланировала прямо у меня под носом.
Небеса, мне следовало убить ее. И неважно, что подумали бы плебеи, был бы свергнут Маркус или нет. Мне просто уже давно следовало убить эту дьяволицу.
– Легионы из Силаса и Эстиума, – начинаю я.
– Они не придут. Она подделала приказы.
«Так не должно было произойти, Кровавый Сорокопут. Запомни это. Пока игра не закончена».
Маркус не говорит, что это моя вина. Нет нужды произносить это вслух.
– Антиум падет, – тихо продолжает он. – Но Империя выживет. В том числе стараниями Керис, хотя она старается не для того, чтобы мой сын остался в живых и правил. Останови ее, Кровавый Сорокопут. Посади моего сына на трон, – он протягивает ко мне руку. У него еще достаточно сил, чтобы стиснуть мою руку до боли, до крови. – Поклянись клятвой крови, что ты сделаешь это.
– Клянусь, – отвечаю я. – Клятвой крови и кости.
На меня снова накатывает жажда исцелить его. Пока я борюсь с ней, он снова подает голос.
– Сорокопут, – говорит он. – Слушай мой последний приказ.
Исцели меня, – ожидаю я услышать. Магия откликается мне, готовая к использованию, несмотря на то, что мне омерзительна, ненавистна сама мысль о его спасении. Как я могу исцелять его – демона, который убил моего отца, мучил меня, истязал и бил мою сестру?
Огонь стремительно приближается. Беги, Сорокопут! Спасайся!
Маркус отпускает мою руку и пытается нащупать кинжал на поясе. С трудом вытащив его из ножен, он вкладывает его мне в ладонь.
– Удар милосердия, Кровавый Сорокопут. Это мой приказ. Я знаю, что не заслужил милосердия. Я не хочу его, но все же сделай это. Потому что ты хороший человек, – эти слова он словно выплевывает мне в лицо. – Поэтому тебя любил мой брат.
Наши взгляды встречаются. Как всегда, его глаза полны гнева и ненависти. Но в них я вижу что-то еще, чего не видела за все пятнадцать лет, которые знаю Маркуса Фаррара – покорность судьбе.
– Сделай это, Сорокопут, – шепчет он. – Он ждет меня.
Я думаю о малыше Закариасе, о том, как чист и невинен его взгляд. Должно быть, когда-то глаза Маркуса были такими же. Может быть, когда его брат-близнец Зак смотрел на него, он видел именно это – не чудовище, которым Маркус стал, а брата, каким он когда-то был.
Я вспоминаю, как умер мой отец, мать и сестра Ханна. Лицо мое совершенно мокро от слез. Когда Маркус заговаривает снова, я едва слышу его слова.
– Сорокопут… прошу тебя.
– Император умер, – голос мой дрожит, но я обретаю силу в своей серебряной маске и говорю более уверенно, без всяких эмоций. – Да здравствует Император!
Я перерезаю ему горло кинжалом и не отвожу взгляда, пока в глазах бывшего Императора не угасает последний свет жизни.
52: Лайя
Кольцо не спешит истаять.
Я не позволяю себе даже взглянуть на него, пока не выбираюсь из казарм Черной Гвардии. Я прячусь в какую-то нишу возле конюшен, удачно избежав встречи с Императором Маркусом. Ребенок силен и здоров, сестра Кровавого Сорокопута тоже в порядке. Я на прощание шепнула ей на ухо рекомендации держать себя в чистоте, чтобы избежать заражения. Но она видела мое лицо перед тем, как вошел Маркус. И все поняла.
– Беги, – прошептала Императрица, когда я наклонилась к ней. – Возьми стопку полотенец, как будто хочешь отнести их на место.
Я сделала, как она сказала. И заодно прихватила кольца с края ванной. Это было проще простого. Никто даже не взглянул в мою сторону.
Я взяла оба кольца, не зная, какое из них кольцо Кровавого Сорокопута, а какое – фамильная реликвия клана Аквилла. И вот я останавливаюсь посреди пылающего Антиума и с надеждой рассматриваю их.
«Только призрак сможет уцелеть после побоища. Наследница Львицы да завладеет гордостью Мясника, тогда гордость истает как дым, и кровь семи поколений исчезнет из мира до того, как Король снова станет искать отмщения».
Кольцо должно было истаять, исчезнуть. Почему этого не произошло? Я надеваю его на палец. Но оно кажется обычным кольцом, плотно сидит на руке. От него нет таких ощущений, какие были у меня от браслета. Обычная полоска металла.
Я напрягаю разум, пытаясь вспомнить, не упустила ли я чего-нибудь в пророчестве. Может, следовало сделать что-то, чтобы кольцо истаяло? Например, бросить его в огонь или разрубить серрийским клинком? Я оглядываюсь в поисках оружия. Может быть, что-то есть у мертвого солдата.
Волосы у меня на голове поднимаются, и я сразу понимаю, что кто-то рядом. Это чувство за последние несколько месяцев стало привычным для меня.