Я слышу какое-то движение у дверей – входит Авитас. Лайя тут же извиняется и куда-то уходит. Я понимаю значение ее легкой улыбки, и мои щеки вспыхивают.
Я ловлю выражение лица Харпера. Оно не бесстрастно, как у Маски. Это выражение глубочайшего облегчения. Это взгляд друга.
Хотя, если честно, он смотрит на меня не только как на друга. Я же это знаю.
Я хочу что-то сказать ему. Что-то важное. Ты вернулся за мной. Вы с Лайей вырвали меня из пасти Смерти. Ты так много унаследовал от отца. В тебе так много его доброты – больше, чем ты сам готов признать…
Вместо этого я прочищаю горло и резко сажусь в кровати, хотя от этого на меня накатывает тошнота.
– Докладывайте, капитан Харпер.
Его серебряные брови на миг изумленно поднимаются, и мне кажется, что в глазах его мелькает грусть. Но он быстро овладевает собой. Он достаточно хорошо меня знает, чтобы понимать, что именно мне сейчас нужно.
– Из Антиума удалось вывести семь тысяч пятьсот двадцать меченосцев, – докладывает он. – С ними вместе – одну тысячу шестьсот тридцать четыре книжника. По нашим подсчетам, до начала штурма удалось эвакуироваться по крайней мере десяти тысячам человек, патрициям и торговцам. Часть из них была отправлена в безопасные места Комендантом, часть – бежали сами за пределы столицы.
– А что с остальными?
– Половина погибла во время осады. Другую половину карконы обратили в рабство.
Этого мы и ожидали.
– Значит, мы должны их освободить, – говорю я. – Что слышно о Керис?
– Она отступила в Серру и объявила ее своей столицей, – Авитас делает паузу, справляясь с приступом гнева. – Отцы патрицианских кланов провозгласили ее Императрицей, и Империя приняла это. В падении Антиума обвиняют Маркуса и…
– И меня, – заканчиваю я за него. В конце концов, я отвечала за оборону города – и проиграла.
– Квин Витуриус публично принес присягу Императору Закариусу и клану Аквилла, – продолжает Харпер. – Его поддержали все патрицианские кланы Дельфиниума. Комендант в ответ объявила твоего племянника врагом Империи. Все, кто поддержит его и его права на трон, подлежат смертной казни за измену.
Ничего из того, что он говорит, не удивляет меня. У меня больше нет сил удивляться. Все мое стратегическое планирование не принесло никаких результатов. Знай я, что гражданская война неизбежна, я бы давно в открытую убила Керис, наплевав на последствия. Тогда, по крайней мере, Антиум не попал бы в руки Гримарра.
Гроза подходит все ближе, и наконец по мостовой за окном ударяют первые капли дождя. Харпер смотрит мне в глаза, и я отворачиваюсь от его взгляда, даже не представляя, как сейчас выглядит мое лицо. Я одета в черную военную форму, но без маски все равно чувствую себя голой и незащищенной.
Я вспоминаю слова Коменданта перед тем, как она бежала из Антиума. «Интересно, насколько это будет больно», помнится, сказала она. Она все знала. И поэтому оставила меня в живых. Очевидно, так ей приказал Князь Тьмы.
Харпер поднимает руку и касается моего лица. Он осторожно гладит меня по одной щеке, потом по другой.
– Ты еще не видела себя в зеркало, – говорит он.
– Потому что я этого не хотела.
– У тебя остались шрамы, – сообщает он. – Всего два. Как тонкие порезы.
– Как я сейчас… – начинаю я, но голос срывается на шепот. Я прочищаю горло. – Насколько это скверно выглядит?
– Это выглядит прекрасно. – Его зеленые глаза глубоки, как море. – Твое лицо не может выглядеть иначе, Кровавый Сорокопут. Неважно, есть ли на нем маска.
Щеки мои разгораются еще сильнее, и теперь никакая маска не может этого скрыть. Я не знаю, куда девать руки. И волосы мои наверняка перепутаны и грязны. Я вся грязна и ужасна. Неважно. Это же просто Харпер.
Но с некоторых пор он не просто Харпер, не так ли?
Он был верен Коменданту. Он мучил тебя по приказу Маркуса.
Но на самом деле он никогда не был по-настоящему верен Керис. Что же до того допроса – как я могу его в чем-то винить после того, что я приказала Дексу сделать с Мамой Рилой и со всем племенем Саиф?
Он – брат Элиаса.
Мои мысли в полном смятении. Я не могу привести их в порядок. Авитас тянется и берет меня за обе руки, гладит их, заботливо оглядывает.
Потом он проводит кончиком пальца по моему лбу – от одной веснушки к другой. Касание его обжигает, как факел, но при этом оно легче перышка. Каждое нервное окончание в моем теле отзывается на него. Я рвано дышу, меня сводит с ума запах его тела, вид открытого треугольника кожи в вырезе рубашки. Он наклоняется ближе. Изгиб его нижней губы кажется невероятно мягким – это единственная мягкая линия на его точеном жестком лице. Я думаю о том, каковы на вкус его губы – могут ли они, как мне кажется, иметь привкус меда, корицы и ясной холодной ночи?
Когда я встречаюсь с ним взглядом, он полностью открыт передо мной. Наконец он перестает скрывать свои чувства и больше не прячет их. Сила его желания головокружительна, и я не протестую, когда он осторожно притягивает меня к себе. Авитас замирает, когда его губы приближаются к моим. Он осторожен, как всегда. В этот миг ожидания он совершенно обнажает передо мной свою душу. Только если ты тоже этого хочешь. Я в один миг преодолеваю расстояние между нами. Меня разрывают на части потребность в любви и страстное желание, сотрясающее все мое тело.
Его нетерпение удивляет меня. От человека, который всегда безупречно владеет собой, я не могла ожидать таких безумных поцелуев, как будто он никогда не насытится.
Еще. Я запускаю пальцы ему в волосы, ощущая его губы на моей коже. Надо бы встать, запереть дверь…
И тут ядовитая мысль отравляет меня целиком, жар немедленно покидает мое тело. Разум формулирует мысли ясно и коротко – всего двумя предложениями.
Я хочу его.
Но он не может быть моим.
Так же внезапно, как я прильнула к губам Харпера, я отстраняюсь от него. Его зеленые глаза кажутся темными от силы желания, но при виде моего лица он резко выдыхает.
– Посмотри на меня, – я вижу, что он хотел назвать меня по имени, так, как он зовет меня в глубине своего сердца. Я видела это, когда исцеляла его, когда искала его песню. И если я позволю ему это, мне конец. – Посмотри на меня, Эл…
– Я – Кровавый Сорокопут, капитан Харпер, – годы тренировок не прошли для меня зря, я овладеваю собой и говорю с ним ледяным голосом. Он отвлекает меня от цели. Значение имеет только Империя. Только мой народ. Меченосцы сейчас подвергаются огромной опасности, все это слишком серьезно, чтобы я или он могли позволить себе отвлечься. Я резко вырываю у него из ладоней свои руки. – Я – Кровавый Сорокопут. Тебе нельзя забывать об этом.
На миг он замирает, словно его ударили, лицо выражает неприкрытую боль. Потом он встает и салютует мне. Харпер снова стал бесстрастным Маской.
– Прошу прощения, Кровавый Сорокопут. Позвольте вернуться на пост, командир.
– Вольно.
Когда Харпер уходит, я чувствую внутри огромную пустоту. Мне так одиноко. Поблизости звучат голоса, я заставляю себя подняться на ноги и осторожно выхожу в коридор. За окнами рокочет гром – достаточно громко, чтобы заглушить звук моих шагов. Я подхожу к двери, за которой, предположительно, находится комната Ливии.
– …Эти люди жертвовали собой, чтобы спасти вас от карконов, Императрица. Умоляю, начните правление своего сына с деяния, достойного истинного Императора. Освободите рабов-книжников.
– Это не так просто, – я слышу низкий голос Фариса.
– В чем же тут сложность? – Чистый и сильный голос сестры заставляет меня распрямить плечи. Она всегда ненавидела рабство, как и наша мать. Но, в отличие от матери, ее планы куда более реалистичны. – Лайя из Серры говорит правду. От карконов, рыскавших по туннелям в поискам беглецов, нас спас отряд книжников. Книжники несли меня на руках, когда я была слишком слаба, чтобы идти. И именно книжница взяла у меня из рук Императора Закариаса и кормила его грудью, когда я потеряла сознание.
– Именно мы отыскали в туннелях съедобный мох, – слышится резкий голос Лайи, и я невольно стискиваю зубы. – Если бы не мы, все бы умерли от голода.
– Вы создали справедливый прецедент в пользу своего народа, – подтверждает Ливия таким спокойным голосом, что ее спокойствие передается мне. – Как регент Императора, я провозглашаю, что отныне каждый книжник, вышедший из города через туннели, является свободным гражданином Империи. Лейтенант Фарис, передайте этот приказ Отцам кланов Дельфиниума. Капитан Декс, позаботьтесь, чтобы ответ меченосцев оказался не слишком… эмоциональным.
Я наконец распахиваю дверь и вхожу в комнату. Ливия делает шаг навстречу, но останавливается в метре от меня, увидев мой предостерегающий взгляд. Я смотрю на крохотного темноволосого человечка, завернутого в пеленку и сладко спящего в кроватке.
– Как сильно он вырос, – говорю я, немало удивленная этим.
– Младенцы быстро растут, – улыбается Лайя. – А вот тебе еще рано подниматься с кровати, Кровавый Сорокопут.
Я отмахиваюсь от нее, однако присаживаюсь в кресло, когда моя сестра на этом настаивает.
– Ты видела Элиаса, Лайя? Ты… Говорила с ним?
Лицо ее слегка меняется, по нему пробегает тень боли. Эта боль мне хорошо знакома. Да, она, конечно же, говорила с ним. И видела, кем он сейчас стал.
– Да. Он возвратился в Лес. Я не пыталась больше искать его. Сначала я хотела убедиться, что вы все в порядке. И к тому же…
– К тому же ты была очень занята другими делами, – заканчиваю я за нее. – Ведь теперь твой народ выбрал тебя своей предводительницей.
Лицо ее выражает досаду, но она нехотя кивает.
– Да, надеюсь, это временно.
– А что известно о Князе Тьмы?
– Князя Тьмы со времен осады никто не видел, – отвечает она. – С тех пор прошло уже больше недели. Я ожидала, что он поспешит освободить своих сородичей. Однако… – Она видит по моему лицу, что я об этом думаю. Дождь уже превращается в ливень, струи сильно хлещут по оконным стеклам. – Однако ты ведь тоже это чувствуешь, правда? Что-то грядет.