– Повторяю, у тебя нет выбора. Он будет бить до тех пор, пока ты не сдашься.
– А я не сдамся! – упрямо заявляю я и с трудом сажусь на постели. – Синяки когда-нибудь заживут.
– Он этого не допустит.
– Такими темпами, он убьет нас.
Искренне надеюсь, что так и будет.
– Нет, не убьет. Он чувствует ту грань, за которую переступать нельзя. Поверь мне, я уже проходил через это. Легче сразу сдаться и подчиниться.
– О чем ты говоришь? Он не мог избивать всех и сразу! Почему вы не дали отпор?
– Во-первых, он избивал нас по парам, не больше. А, во-вторых, он сильнее. Когда Жнец становится руководителем он может не только выбрать себе любое имя вместо цифрового обозначения, но и принимает какие-то пилюли, которые специально для него разрабатывают в Лабораториях. От них у него улучшенная реакция, выносливость и сила. Даже вдвоем его не победить.
Вот это новости. Значит, чтобы убить ублюдка, нужно стать хотя бы чуточку сильнее него, но сейчас я чувствую себя как дерьмо, ни о какой силе не может быть и речи. Притвориться, что подчиняюсь ему, а потом нанести незаметный удар? Все во мне восстает против подчинения! Сначала он поставит меня на колени, а потом заставит пресмыкаться перед ним?! Ни за что! Встаю и, прилагая неимоверные усилия, ковыляю к раковине. На отражение смотреть страшно.
Белоснежная футболка покрыта засохшей кровью и местами порвана. Волосы растрепались, а вся правая сторона лица представляет из себя синяк. Удивляюсь, как глаз остается открыт, и что все зубы на месте. Пью, смываю кровь с лица, волос, шеи и рук. Больше сил нет, поэтому возвращаюсь на кровать. Бросаю взгляд на Трея. Кажется, спит. Закрываю глаза и тоже проваливаюсь в беспокойный сон.
Конвой приходит утром, так мне кажется, потому что чувствую себя чуть лучше, некоторые раны успевают зажить. Нас ведут в то же место.
Бишоп уже ожидает нас ровно по центру огромного помещения.
– Выглядите даже лучше, чем я ожидал, – довольно произносит он, как только мы останавливаемся в нескольких шагах от него.
С трудом преодолеваю нестерпимое желание плюнуть ему в лицо и наброситься с кулаками.
– Сегодня продолжим с того, на чем закончили вчера. На колени!
Трей тут же выполняет приказ. Знаю, что буду сожалеть об этом через несколько часов, но остаюсь стоять, наблюдая, как ненавистное лицо напротив озаряется счастливой улыбкой. А потом следует первый удар, который сменяется вторым, затем третьим. Кажется, сегодня я отключаюсь быстрее.
***
Чувствую легкое покачивание. Меня куда-то несут. Понять куда, не представляется возможным. На голове плотный мешок, ткань которого не пропускает свет. Болит абсолютно все, хочется стонать, а лучше кричать, но я стискиваю зубы, что есть силы, стараясь не издавать ни звука. Наконец, меня куда-то кладут. Слегка дергаюсь, ощущая прикосновение теплой кожи. Тянусь к мешку, но меня останавливает грубый голос:
– Руки опусти! Мешок снимешь, когда я скажу!
Решаю, что побоев с меня пока достаточно, поэтому роняю руки, снова задевая человека рядом с собой. На меня набрасывают что-то вроде одеяла, потом слышится рев мотора, и мы срываемся с места. Что происходит? Куда меня везут?
Через две минуты становится очень холодно, даже одеяло не спасает. Поездка длится, кажется, бесконечно долго. Наконец, мотор стихает. Кто-то сдергивает с меня одеяло, а затем и мешок. Мгновенно зажмуриваю глаза, по которым ударяет яркий свет.
– Вставайте! – приказывает уже знакомый голос.
С трудом поднимаюсь на ноги, часто-часто моргаю, чтобы хоть как-то привыкнуть к яркому солнечному свету, отраженному миллиардом снежинок, лежащих под босыми ногами. Кожа покрывается мурашками от холода. Вокруг снег, не видно ничего, кроме него.
– Сегодняшняя тренировка начнется с пробежки, – сообщает мужчина. – А потом продолжите, когда вернетесь на базу. Он садится на снегоход и уезжает прочь, оставляя нас с Треем одних посреди бескрайнего снежного поля.
– Надо бежать, если не хотим замерзнуть, – произносит напарник.
Босые ноги уже замерзли до такой степени, что я не чувствую их. Все тело трясет крупной дрожью, тонкая футболка и шорты вообще не спасают от мороза.
– Восемь Четыре… – начинает Трей.
– Не смей называть меня так! – ору на него сквозь стук зубов.
Он вздыхает и раздраженно смотрит на меня.
– Хорошо. Ева, нам надо двигаться вперед.
– Не могу бежать. Да и зачем? Ради очередной порции издевательств? – горьким тоном спрашиваю я. – Я не пойду. Лучше умру прямо здесь!
Сажусь на снег, вздрагивая от холода.
– Как ты не понимаешь?! – вдруг орет на меня Трей, отчего у меня округляются глаза. – Он этого не позволит! Прямо сейчас над нами кружит дрон, и если ты не сделаешь, как хочет Бишоп, тебя волоком утащат обратно на базу и снова изобьют! Вставай и двигай за мной, твою мать!
– Я не смогу бежать. Все тело болит и не слушается! К тому же, я ужасно замерзла.
Он протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем недоверчиво.
– Хочешь ты того, или нет, но мы – команда. Я помогу тебе.
Неохотно берусь за предложенную помощь и поднимаюсь на ноги. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, порой спотыкаясь и падая, мы бежим по следам уехавшего снегохода. Трей ни разу не выпускает моей руки.
Спустя целую вечность видим людей, ожидающих нас у спуска в подземелье. Я уже абсолютно не чувствую своего тела, когда нас заводят внутрь и провожают в знакомый спортзал. Бишоп ждет на том же месте.
– Неплохой результат, – говорит он, сжимая трость, и смотрит мне в глаза. – Попробуем еще раз? На колени!
Чувствую, как Трей опускается на пол и тянет меня за руку, которую до сих пор так и не выпустил. С силой выдергиваю у него ладонь, с трудом продолжая стоять. Удар следует быстро. Его оказывается достаточно для того, чтобы я потеряла сознание.
***
Так продолжается еще неделю. На восьмой день едва стою на ногах, когда нас ведут на экзекуцию к Бишопу. Как бы я ни сопротивлялась, понимаю, что это бесполезно. Скоро я не выдержу и сломаюсь. Смерть ждать бесполезно, она не придет.
Пока мы идем по коридору, а затем оказываемся перед садистом, с довольным выражением лица наблюдающим за нашими страданиями, вспоминаю свое прошлое и принимаю непростое решение.
Когда я была маленькой, мама часто повторяла, утешая меня после очередной неудачи, в силу возраста казавшейся мне катастрофой.
«Что бы ты ни делала, всегда нужно помнить про баланс. Ни один человек не может быть безгранично счастлив все время. Неудачи и трудности бывают у всех – это неотвратимо. Такова сама жизнь. Также помни, что ничего не дается легко, и жизнь обязательно нанесет свой удар, который скорее всего не будет единственным. Ты должна быть готова к тому, что каждый последующий удар будет вдвое сильнее предыдущего. Нужно просто быть сильнее, чтобы победить саму жизнь»
Тогда я не понимала, что это значит, но в полной мере постигла сейчас. В данный момент жизнь наносит мне сильнейший удар из всех, что когда-либо были. Ломает мою личность. Возможно, кто-то другой отразил бы его с легкостью, найдя в себе невероятный запас сил. Проблема в том, что все силы закончились на предыдущем, когда я узнала о том, что отец жив и ему на самом деле было плевать на нас.
Бороться с тем ударом, что происходит сейчас, уже просто нет никаких сил. Даже если бы и были, это не имеет никакого смысла. Ведь я сама себе больше не принадлежу.
И наконец я делаю это. Сквозь боль, сожаление и ненависть к самой себе. Делаю это. Я сдаюсь.
12. Нужен новый план
Ева
Пялюсь в потолок уже не меньше двух часов, словно это самое увлекательное занятие в жизни. Скоро начнется очередная тренировка. Интересно, что Бишоп придумает на этот раз?
Голова легкая, нет абсолютно никаких посторонних мыслей. Чувствую каждый синяк на теле, какой-то болит чуть меньше, какой-то – больше. Можно считать огромным прогрессом, что за столь короткое время я научилась по-другому воспринимать свое тело, обладающее огромным количеством энергии, и влияние на него извне.
Бишоп многому меня научил, и пусть его методы весьма жестоки, в какой-то мере я даже благодарна этому человеку. Нужно следовать простому правилу – выполнять все, что он приказывает, и тогда страдания практически сойдут на нет.
Действительно, с тех пор, как я отпустила себя, похоронила душу и оставила только оболочку человека, все стало гораздо проще. Не надо волноваться, что кто-то заденет твои чувства, если никаких чувств нет. Откуда им взяться у мертвого изнутри человека?
Я всегда была импульсивной и сначала делала, а потом думала, но это изменилось, с тех пор, как Ева Трент умерла, и на ее месте появился другой человек – Жнец по имени Восемь Четыре Три Семь.
– Ева? – доносится голос с соседней кровати, но я игнорирую его. Через пару минут он пробует снова. – Ева?
Ноль реакции. Это больше не мое имя. Но, похоже, соседу что-то действительно нужно от меня.
– Восемь Четыре Три Семь? – раздраженно зовет он.
Отрываю взгляд от потолка и поворачиваю голову влево, безразлично глядя на Восемь Три Восемь Три.
– Чего тебе? – спрашиваю безэмоционально.
– Ты реагируешь неправильно! – вдруг заявляет он.
Совершенно не меняюсь в лице, хотя, признаться, слегка удивлена.
– Ты хотел со мной поговорить. Я спросила, чего тебе? Какой реакции ты ожидал?
– Я говорю не об этом. Ты стала куклой, марионеткой в руках опытного кукловода, – все это он произносит с обвинительными нотками в голосе.
– Ты ведь сам говорил, что нужно подчиниться. Именно это я и сделала. Всем стало легче.
Мне уже наскучил этот глупый разговор, поэтому возвращаю взгляд к потолку.
– Ты не понимаешь! – не сдается напарник. – Бишоп сделает из тебя идеальное оружие в своих руках.
– А разве не это главная цель обучения и тренировок новичков? – уточняю сухо.
– Нет! Не это! – отрезает он. – В первую очередь каждый из нас создан для благой цели. Когда мы становимся Жнецами, главная наша задача – охранять порядок и жизни людей. Ты же становишься безэмоциональной машиной. Бишоп гот