— Спускайтесь. — Разрешил я змею и кошке.
На этом уровне не было стеклянных стен, только белоснежные коридоры и автоматические каталки, провозившие мимо нас по желтым линиям новые экземпляры уродов.
— Тут прям конвейер какой-то. — Заметил я сходство. — У меня появляется предположение, что их не собирают по мирам, а производят здесь.
— У меня такое предположение было с самого начала. — Поделилась Ляля. — Зачем ему эта выставка, если ее никто не увидит?
— Верно.
Мимо нас проехала автоматическая каталка со странного вида человеком, похожего на шар из которого росли руки и ноги. На одной стороне лицо с огромным ртом, а на другой, судя по разделенным полушариям, задница.
— Мистер беззаботность. — Произнес я вслед ему.
— Почему? — Поинтересовалась Ляля.
— Похоже, у него две заботы, пожрать и простите, покакать.
— Не суди людей, по тому, как он выглядят. — Полез ко мне с нравоучениями Антош. — Что, если подобная форма тела удобна для мира, в котором требуется хорошая обтекаемость?
— Не буду спорить, Антош, тебе виднее. У тебя тоже, обтекаемая форма.
— У меня гибкая форма в первую очередь.
— Стоп! — Остановила наш спор кошка. — Свет дальше не идет.
Мы замерли. Вдруг, мгновенно, мы даже не успели ничего сделать, из пола поднялись прозрачные стены. Мы оказались в кубе. Антош скрутил нас, не дожидаясь моего приказа. Я медлил, желая удостовериться в том, что нам что-то грозит. Пол под ногами дрогнул, а наш куб пришел в движение, мягко провалившись вниз. Несколько секунд ускорения, заставившего почувствовать себя почти невесомыми, затем торможение. Ловушка, оказавшая лифтом, остановилась. Стены тут же убрались в пол.
Мы стояли посреди лаборатории, в которой гудело, пищало, квакало оборудование неясного предназначения. Открылась дверь и в нее вошел человек, явно произошедший от свиней. Грузный, с маленькими глазками и мощными скулами, сходящимися в розовый пятачок. Он смотрел на нас с любопытством и осторожностью.
— Рад приветствовать у себя на рабочем месте. — Произнес он без особой радости в голосе.
— Взаимно. — Ответил я.
Мы представились друг другу. До того, как он назвал свое имя, я гадал, как его будут звать, Ниф-ниф, Нуф-Нуф или Наф-наф. Оказалось, что имя его звучит намного проще, ученого звали О.
— Краткость — сестра таланта. — Сделал я ему комплимент.
— Возможно. У меня много сестер. — Ответил О, то ли шуткой, то ли сарказмом, который я не до конца понял.
— Из одного помета? — Я не полез за ответом в карман, за что получил от Ляли легкий пинок коленкой в коленку.
Мою шутку проигнорировали. Ученый свин подошел ближе. Кажется, он понял, что прямой угрозы мы не представляем.
— Чем вы занимаетесь? — Проговаривая каждое слово, спросил змей.
— Я? — О высокомерно усмехнулся. — Вкратце, чтобы не напрягать вас медицинскими терминами, скажу, я превращаю людей в тех, кем они являются, посредством мутации, выбирающей свою комбинацию в соответствии с моралью человека. С человеком высокой морали не произойдет ничего, но с человеком, чья мораль подвержена гниющему воздействию слабостей и низменных поступков, происходят различные изменения. Вы же видели всех этих несчастных?
— Видели, но признаться, решили, что это просто собранные по мирам уродства. — Произнес я.
— Хм, уродства. — Усмехнулся ученый. — Это их выбор. Это внешнее проявление внутреннего. В моем мире, меня гнобили за идею мудагена, моего изобретения, избирательного вируса, способного быть чувствительным к мозговым импульсам, являющимся для него триггером, выбирающим соответствующую комбинацию мутации. Никто не хочет быть тем, кем является. Всякий моральный урод рядится в красивые одежды и следит за собой, только бы его не сразу раскусили. Внешность обманчива, и мы покупаемся на нее, а потом бывает поздно. Из двух людей, один из которых некрасив или неопрятен, а второй безукоризнен, первое положительное восприятие оказывается на стороне второго. Я решил положить этому конец. Мы имеем право видеть сразу, кто перед нами находится. Если это сплетник, то он должен быть таким. — Свин, мановением руки подсветил капсулу с человеком, изо рта которого свешивался длинный язык. — Если врун, то он должен выглядеть так. — Подсветилась капсула с «Буратино», которого я уже видел. — Справедливо?
Ученый уставился на нас маленькими карими глазками. Прежде, чем дать ответ, стоило переварить сказанное. Эти идейные шизофреники имели свойство так преподнести свое видение, что казалось, это твое собственное и потому верное.
— Я понимаю вас, нельзя оценить глобальность моего изобретения за одну минуту. Я шел к нему многие десятилетия, провел миллионы опытов, прежде, чем мудаген начал работать так, как я того хотел. Я даже пошел на то, чтобы проверить его действие на родителях. Как ни прискорбно, но они оказались не идеальными людьми, но мне, как человеку науки несущему свет всем людям всех миров, эта жертва была нужна. Как я могу быть уверенным в результате, если боюсь испытать его на дорогих мне людях.
— Простите, а вы на себе пробовали? — Перебил высокопарную речь ученого Антош.
— Нет, но обязательно проверю на себе, когда получу самый совершенный штамм, когда остановлюсь и скажу, что сделал все так, как планировал и больше стремится некуда. Кто, как не судья должен уметь брать на себя ответственность привести справедливый приговор в отношении себя.
— Какие же моральные отклонения от нормы чувствует ваш мудаген? — Спросил я у ученого. — И есть ли положительные бонусы за воздержание от слабостей.
— Бонус один, отсутствие мутации. Мы совершенны в том виде, в котором созданы, чего еще желать.
— Ну, например, чтобы мышцы выросли, или изменился неправильный прикус, или выросли зубы по третьему разу.
— Хм. — Мой вопрос обескуражил ученого. — Признаться, много лет назад я начинал работу над одной идеей, сделать людей счастливее. Как знать, может быть, займусь ею вплотную, когда закончу с этой. Если позволите?
— А как именно вы хотели осчастливить? — Спросил змей с интересом.
— По-разному. Хотел добавить необходимые вещи, в основном бытового характера. Например, чтобы на стопах ног росли ворсинки, которыми можно подметать пол как веником. Замечательно же, всегда иметь с собой веник. Или же четыре глаза на все стороны света. Вращающееся ухо на макушке, чтобы улавливать звуки одинаково с любой стороны. Были у меня и более серьезные задумки. Например, автоматически наполняющееся газом тело при попадании в водную среду. Или фотосинтезирующая кожа, чтобы меньше зависеть от еды. Замечательно же?
— Несомненно. — Ответил я. — Но рад, что опыты в этом направлении не пошли дальше теоретической части. Не хочу, что у меня выросло что-нибудь полезное.
— Зря. Удивительно, что люди с таким воображением, как у вас, настолько консервативны. — Ехидно произнес О.
— Удивительно, что человек с таким прогрессивным воображением замер на полпути к собственному совершенству. — Поддел его Антош.
— Вы о чем? — Не понял его ученый свин.
— О том, что будучи несовершенным внутри, вы озаботились созданием совершенного снаружи. Так не бывает. Не поняв, как работает мир, вы будете делать глупости, выдаваемые за умные идеи.
— Моя работа на самом деле совершенна. — Выкрикнул ученый, потеряв контроль над собой. — И вы это скоро поймете.
— Каким образом? — Усмехнулся я.
— Вы вдохнули мой мудаген. Через несколько часов у вас проявятся признаки его действия. Хотите вы того или нет, но вы увидите себя именно такими, какими являетесь. Ха-ха-ха. Многие вещи вылезут наружу, которые вы скрываете друг от друга. Правда откроется, и вы больше не сможете быть вместе, видя собственную изнанку.
Признаться, мне стало совсем не по себе, и я стал лихорадочно вспоминать все свои грешки, которые вылезут наружу. Кажется, Ляля и Антош занялись тем же.
— Я даже не знаю, что у меня может появиться. — Ляля посмотрела на свое отражение в хромированном кубе. — Сразу предупреждаю, кто будет смеяться надо мной, получит по шее.
— Сколько у нас времени поточнее? — Спросил я, чтобы знать, когда ждать сюрпризов.
— Четыре часа. У вашего хладнокровного друга больше, но если его подогреть…
— Я так понимаю, что против вашего мудагена у вас уже готов антивирус? Не стали бы вы так смело ходить рядом с зараженными без всяких средств защиты. — Предположил Антош.
— Ха-ха-ха, умная мысль. Разумеется, у меня устойчивость к нему.
— Значит, все эти фразы, про судью и справедливость пустой пафос? — Змей прищурил взгляд.
— Да. Я наблюдал за вашей реакцией. Интересно наблюдать трансформацию внешности, идущую вместе с трансформацией сознания. Как ничтожен человек, когда соответствует внешне своим мыслям и делам. Посмотрите на них. — Ученый включил свет в стеклянном кубе, в котором стояло нечто, которое мы уже видели, только прикрытое простыней. — Прелюбодей, мой любимчик.
Это был мужчина, вернее, то, что от него осталось. Большая лысая отечная красная голова, с утонувшими в раздувшейся коже глазами, ушами, носом и ртом. Руки, почти растворившиеся в теле, и основание, в виде налившихся жидкостью ног. Человек не спал и не был под наркозом. Он сделал прыжок вперед, потому что больше ходить не умел. Его замотало из стороны в сторону, будто вместо позвоночника и костей в нем остались одни хрящи.
— Видели бы вы, как он растет на глазах, когда видит объект своего интереса. Показать?
— Фу, какой ужас. — Ляля сморщила нос и высунула язык.
— Не пойму, что это мне напоминает. — Антош попытался увязать визуальную демонстрацию человеческого недостатка с прелюбодеянием.
— И не понимай, пожалуйста. — Попросила Ляля и бросила на покрасневшего меня взгляд. — Жорж, у тебя что, уже началось?
— Это стыд. Выключите ему свет, пожалуйста. — Попросил я ученого свина.
Свет в прозрачном кубе потух. Постепенно с меня сошла краска.
— Только не прелюбодей. — Прошептал я, опасаясь подобной мутации.