— Это, парни, давайте по-тихому обойдем, подсмотрим. — Предложил Глеб.
— Ты и по-тихому. — Упрекнул я его, хотя и был не прочь.
— Афродита. — В своем минималистическом репертуаре прокомментировал зрелище Борис.
— Мы и так видим больше, чем должны. Вдруг, это тоже испытание? Соберите свои причиндалы в кулак… нет, пожалуй наоборот, уберите руки от них подальше и наслаждайтесь.
У Глеба от переживаемых чувств, высыпали на лбу и носу бисеринки пота. Борис рассматривал женскую фигуру, отбрасывающую четкую тень со всеми подробностями не мигая. Я, что уж греха таить, тоже смотрел, не отвлекаясь.
— Похоже, завтра придется проходить испытание не выспавшись. — Решил я.
— А я вот возьму и тоже начну принимать душ, чтобы Эрла не спала всю ночь. — В сердцах произнес Глеб.
— Не думаю, что она будет не спать по той же причине, что и мы. Еще и кричать начнет посреди ночи от ужаса. — Я представил себе тень толстяка на месте Эрлы.
— Она ненормальная, отвечаю. — Глеб вытер лицо платочком. — Похоже, ее возбуждают такие нестандартные мужчины, как мы. Я представляю через что она прошла с такой внешностью. Начала с красавчиков, надоели. Они еще те нарциссы. Потом начала выбирать озабоченных. Надоели. Примитивные. Потом завела список и стала выбирать по профессиям или еще по каким-то признакам. Устала. Она же не бухгалтер. И тут мы, забытые и обделенные вниманием. В душе каждого из нас горит пожар неудовлетворенных желаний, как у любого человека, который наперед знает, что в этой жизни ему кое с чем не повезло. Мы же, как нестабильный атом, только тронь и запустится цепная реакция. — От пламенной речи у него снова выступил на лице пот. Глеб утерся.
— Хотелось бы верить тебе, но, думаю дело не в этом. — Предположения толстяка показались мне слишком сказочными. — А если так, то может оказаться, что она выбирает из нас троих самого достойного? И мы тут не теплая компашка товарищей, а непримиримые враги за внимание самки?
— Она любит испытывать. — Вставил фразу Борис и поправил очки.
— Хочешь сказать, она специально нас выдернула из нашего мира, зная наперед, что нам захочется измениться, и мы согласимся пережить определенные трудности. Она маньячка?
— Чебурек. — Произнес Борис, вместо ответа.
— Где? — Глеб завертел головой, забыв о купающейся Эрле.
Борис поднял палец вверх. Небо над головами очистилось, открыв взору спутник планеты в половине фазы, по форме и по виду, из-за многочисленных кратеров, похожий на чебурек.
— Зараза. — Глеб намахнулся на Бориса. — А я поверил.
— Похоже, тестостерон скачкообразно переработался у тебя в желудочный сок. — Усмехнулся я. — Надо сказать Эрле, чтобы для тебя показала представление за шторкой про съедаемый чебурек.
— Атомная секс-бомба. — Запоздало пошутил Борис и отрывисто засмеялся, будто совсем не умел этого делать.
Это было первое проявление юмора, которое я видел с его стороны. Даже Глеб не обиделся. Он загрустил, переживая несостоявшееся рандеву с чебуреком.
Эрла оделась, убрала шторку и уставилась на нас, сидящих в рядок и наблюдающих за ней.
— Что? — Спросила она подозрительно. — Меня было видно?
— Не то что бы видно. Так, тень одна. — Смущенно признался я.
— Ясно. В следующий раз учту, буду мыться в темноте.
Она подошла и села рядом с нами. От нее донесся аромат тонкого парфюма, отдаленно пахнущего луговой травой и цветами. Борис сделал глубокий вдох и медленно с наслаждением выдохнул.
— Ты расскажешь, что нас ждет завтра? — Поинтересовался я у нее.
Эрла пожала плечами.
— Надо ли? — Она вставила в мокрые волосы расческу и медленно протянула ее по всей длине. — Спите спокойно, не думайте о завтрашнем дне. Залог правильной работы мозга, хороший отдых.
— Отдохнешь тут, когда голые девушки перед тобой моются. — Буркнул, словно с обидой, Глеб.
— Моё упущение. Такого больше не повторится. — Эрла продолжила сушить свои волосы. — Не думала, что вы настолько возбудимы. По вам не скажешь.
Я незаметно наступил Глебу на ногу и когда он посмотрел на меня, показал взглядом, все, что о нем думаю.
— Чур меня. — Перекрестился Глеб.
— Просто я подумала, что вам, как новичкам, страшно оставаться одним в новом мире во время сна. Я сама могу ночевать в другом месте, без вас.
— Не надо. — Скупо, но с чувством произнес Борис.
— Не надо. — Согласился я с ним. — И с душем оставь, как есть. Мы не в претензии.
— Тогда без шторки. — Снаглел Глеб.
Я снова наступил ему на ногу. Он совсем не чувствовал меру, что, впрочем, по нему было видно.
— Ладно. — Эрла мурлыкнула особой интонацией, заставившей мое сердце зачастить. — А на сегодняшнюю ночь я хочу выбрать одного из вас, самого не уставшего. — Она пристально посмотрела на Глеба.
Надо было видеть трансформацию его лица, от удивления до панического страха. Эрла и я рассмеялись, чем окончательно добили неудавшегося любовника. Глеб покраснел и набычился.
— Я догадываюсь, о чем вы шепчетесь между собой про меня. Оставлю интригу, не буду признаваться, пусть ваше воображение работает.
— А ты была другой в своем мире? — Спросил Борис.
— Конечно. — Эрла не стала объяснять, что именно в ней изменилось, внешность или внутреннее содержание. — Я стала совсем другой. Невозможно остаться тем же человеком, поняв, что мир вокруг тебя необычайно изменчив, пластичен и податлив.
— У тебя глаза нечеловеческие. — Произнес Борис.
Неизвестно, что он подразумевал под этим, но я был с ним согласен.
— Глаза — зеркало души. — Ответила Эрла и добавила с грустью. — Я часто слышала комплименты моим глазам и не только такие сомнительные.
— Наверное, моя душа маленькая и черная, как уголек. — Подумал я о взаимосвязи своих глаз и души.
— Извини, Вий, я совсем не то имела ввиду. Я говорила, про то, что они выражают. У тебя выразительный взгляд, а внешность легко подправить в соответствии с внутренним содержанием.
— А у меня рыбий взгляд. — Произнес Борис. — Бесцветный.
— Ты держишь эмоции и мысли в себе, вот они и не проявляются во взгляде. Ты боишься проявлять чувства.
— Да, боюсь. — Согласился с Эрлой Борис.
— А у меня красивые глаза и очень выразительный взгляд, только веки немного припухшие. — Глеб решил похвалиться и услышать для себя совет.
— В тебе все хорошо, кроме неуемного аппетита и отсутствия силы воли. — Эрла вкратце прокомментировала образ Глеба.
— Это потому что я воспитывался в женском коллективе. — Глеб нахмурился. — Все меня любили и хотели подкормить, и покупали всё, что я просил. Я совсем не привык добиваться целей самостоятельно.
— Заметно. — Не удержался я от ненужного замечания.
— Уж лучше быть таким, как я. — Буркнул Глеб.
— Ничего, ребята, осталось шесть испытаний. Они, конечно, не чета сегодняшнему, развлекательному, но я уверена, что вы справитесь. — Эрла поднялась и направилась, чтобы затушить факела.
— Хоть намекни, что нас ждет завтра? — Попросил Глеб. — Я подготовлюсь, чтобы не быть таким бесполезным, как сегодня.
— Так нельзя. — Она потушила все факелы, кроме одного, самого дальнего. — В темноте лучше думается. Спокойной ночи.
— А завтраком покормят?
— Ложитесь спать и ни о чем не думайте.
— Я буду думать о тебе. — Неожиданно признался Борис.
Сумрак скрыл краску, выступившую на его лице от смущения.
— Ну, вот и определился самый смелый среди вас. — То ли пошутила, то ли всерьез сказала Эрла.
Очкарик, ошалев от собственной наглости, впал в прострацию. Его реакции напомнили мне какое-то животное, имитирующее трупное окоченение в опасные моменты. Я ткнул в него пальцем, но Борис не шелохнулся. Мне даже показалось, что его мышцы в самом деле обрели древесную твердость.
— М-да, смелость с особенностями. Надеюсь, его состояние похоже на отдых. — Эрла исчезла за каменным прудом. Легла спать.
Мы с Глебом уложили «окаменевшего» Бориса на спальный мешок и легли рядом. Ночь была теплой, и забираться внутрь мешка не было смысла. Над головой висели незнакомые звезды, большой «чебурек», раза в три больше нашей Луны, но запахи и шумы ночи казались привычными. Не хотелось накручивать себя предстоящим испытанием. Будь, что будет.
Закрыл глаза и сразу вспомнил тень моющейся Эрлы. Это было красиво и в некотором смысле художественно. Будь я живописцем, наплел бы ей про кучу причин оставить на холсте образ прекрасной купальщицы. Фигура Эрлы была что надо. Жаль, что мои художественные потуги закончились на рисовании танчиков в детском саду. Если бы воспитательница не сказала мне, что они у меня такие же симпатичные, как и я, то мои пристрастия могли пойти совсем по другому пути.
«Уставший» Глеб захрапел раньше всех. Мне пришлось, перевалившись через лупящегося не мигая на звезды Бориса, зажать толстяку нос. Он открыл глаза и начал бурдеть спросонья.
— На бок ляг, храпишь, как паровоз. — Попросил я его.
— Я даже не уснул еще. — Буркнул Глеб и перевернулся.
— Бесстрашный. — Бесцветным тоном произнес очкарик и вздохнул.
— Потому что уверен, что мы за него снова все сделаем. Как его мама и бабушка.
— Вот бы завтра выпало испытание по поеданию пончиков. — Борис наконец-то моргнул и громко сглотнул. — Он понял бы, что ему не отвертеться. Пончик против пончиков.
Я тихо засмеялся. Определенно, Борис делал коммуникативные успехи, социализируясь в нашем небольшом обществе.
— Осторожнее со съедобными словами, разбудишь Глеба.
— Их можно использовать для него в качестве наживки, как морковку перед оленем, во время испытания.
— Не, перегибай, Глеб не олень, вряд ли побежит. Давай уже спать.
— Вампиры спят в гробу. — Произнес Борис.
— Ты про Эрлу что ли? Мне кажется, она легла спать на таком же мешке, как и мы. Да и не вампир она. Ее укусил журналист.
— А меня собака.
— Слушай, Борь, чувствую, темы для разговора у нас никогда не закончатся. Всё, я сплю.