— Вот, ты видишь, не было других вариантов. Ты все сделала правильно. Не только прихлопнула убийцу, но и помогла другим иномирцам избежать неприятностей в будущем.
— Правда? — Ляля посмотрела мне в глаза, чтобы понять, насколько я искренен.
— Абсолютная.
— Можно было бы пустить ему в кровь наркотик или другое вещество, сделавшее его беспомощным. — Не к месту предложил свои варианты Антош.
— Антош! — Рыкнул я в его сторону.
— Ну, это на будущее. Я не про этот случай. — Попытался выкрутиться змей.
— Какая я опасная. — Глазки у кошки снова прикрылись, готовые разразиться плачем.
— Как сказал один «хороший» человек, добро должно быть с кулаками. — Я прижал кошку к себе. — Ты только представь, в какой мы теперь безопасности благодаря тебе.
— Спасибо, Жорж. Ты такой молодец.
— Даже спорить с тобой не буду.
— И скромный.
— Нет, просто опасаюсь.
Ляля шлепнула меня по спине рукой.
Мы выбрались из своих кроваток. Застывшее тело циклопа взирало на нас единственным глазом.
— Плохо вести — смерть. — Насмешливо произнес змей, копируя манеру общения покойного. — Одичал он совсем в одиночестве.
— Я думаю, что подобные ему типы — это крайняя степень социофобии, усиленная мнением о собственной исключительности.
— И помноженная на умение создавать собственные мирки. — Добавила Ляля. — Он кто, тоже иномирец?
— Скорее всего — да. — Согласился я. — Как проклятый эльф, превратившийся в орка. Судя по уровню деградации, он съехал с катушек довольно давно.
— И так же, как и та парочка, в ловушку к которым я попал в первый раз, из источника воображения они превратились в потребителя. Интересно, что они делали не так, раз у них все пошло таким негативным путем?
— Жировали. — Такой ответ просто, но емко объяснял суть проблемы.
— Как бы и нам не пропустить ту развилку, на которой можно свернуть на неправильный путь. — Ляля взяла в руки рисунок, которые нам раздал циклоп. — Психи не любят, когда мы честно признаемся, что изображено на рисунках.
— Это точно, Ляля. В мире, где все говорят правду, абстракционизму не было бы места.
— Ляля. — Голос змея стал выше на тон. — А ты не можешь выбросить своей способностью тело этого покойника куда-нибудь, где он мог бы спокойно разложиться.
— Зачем это? Не проще ли просто уйти отсюда.
— У меня появилась идея разобраться, как устроены такие аномалии, а этот гигантский труп не дает мне сосредоточиться.
— Антош, часом не собрался ли ты сам заняться чем-нибудь подобным? — Я обвел руками пространство аномалии.
— Не хочу забегать вперед, но кое-какие идеи насчет аномалий у меня есть.
— Предупреждаю сразу, если начнутся разговоры о том, чтобы заловить кого-нибудь в нее, то я сразу перестаю быть твоим другом. — Я угрожающе нацелил указательный палец в сторону змея.
— Очень жаль, что у меня нет рук, чтобы повторить твое движение, но если ты сомневаешься во мне, мы можем расстаться прямо сейчас. — Змей отвернулся от меня и демонстративно задрал голову.
— Жорж. — Ляля посмотрела на меня осуждающе. — Вначале выслушай.
— Ладно. Я еще под впечатлением от произошедшего и к тому же у меня легкое сотрясение. Говори, что родила твоя зеленая голова.
— Вначале труп. — Напомнил змей.
Ляля сосредоточилась, закрыла глаза. Они забегали под закрытыми веками, как будто она видела картинку, в которую собиралась отправить одноглазого маньяка. Кошка резко выбросила обе руки вперед. Труп циклопа двинулся и исчез.
— Браво. — Я хлопнул в ладоши. — И куда же ты отправила его.
— Смогла только в свой мир, в подножье деревьев.
— Там ему самое место, зловоние к зловонию. — Одобрил ее выбор змей.
— Как ты собираешься понять, из чего создана аномалия? — Поинтересовался я.
— Думаю, ничего сложного, просто надо вообразить себя добровольным изгоем, уставшим от всего и ненавидящим окружающий мир до такой степени, чтобы появился изолирующий барьер.
— Монах наоборот. Уединиться, чтобы тихонько ненавидеть мир. Умно, умно. Но ты же не такой, ты не сможешь проверить сам, сработает этот прием или нет?
— Да, создать капсулу мы не сможем, но мы можем растворить ее противоположными чувствами. Если у нас получится, то мои выводы будут верными.
— Ё-моё, ты предлагаешь нам сидеть и растворять ее любовью ко всему живому и неживому? А что если он ненавидел мир лет пятьдесят и теперь толщина этой капсулы такая, что нам за год не заметить результата своей работы. Мы же умрем от истощения любовью.
— Не перегибай, Жорж. Попробуем точечно. Я нарисую на стене сердечко, мы будем смотреть на него и думать о чем-то хорошем. Если я прав, то в этом месте должна появиться дыра.
— Ясно откуда пошло выражение «засмотреть до дыр». — Усмехнулся я.
В запасах циклопа имелись карандаши, которыми он и создавал свои произведения. Я сам взялся нарисовать сердечко. Пока я старательно вырисовывал его красным карандашом, мои мысли невольно были заняты Лялей. Почему-то сердечко у меня ассоциировалось с ней. Ее взгляд, ужимки, походка, мурлыканье во сне пробуждали во мне теплые чувства.
«Чпок» и карандаш мой провалился сквозь дыру в стене, как будто за тонким слоем штукатурки ничего не было. Я заглянул в темное отверстие, ничего не увидел, затем постучал по стене. Штукатурка промялась и местами отвалилась от стены.
— Место неудачное. — Решил я и начал рисовать сердце в другом месте.
Поначалу я делал это механически, и ничего не происходило, но стоило мне снова подумать о Ляле, о родителях, о своем детстве, как карандаш сразу же проделал дырку. Я замер, с глупым выражением лица.
— Антош, я впечатлен и напуган. Это работает.
По лицу пресмыкающегося друга, мимика которого не была его основным достоинством, все равно было видно, что мои слова ему приятны.
— Очень хорошо, когда теория работает так, как ждешь от нее. — Скромно потупил взгляд змей.
— Это что же, раз мы знаем из чего созданы аномалии, то и нам доступно их создание? — Обрадовалась Ляля.
— Ну, пока не полноценной аномалии, а чего-нибудь размером с воздушный шарик. — Размечтался змей. — Я считаю, что мы перешли из разряда иномирцев-наблюдателей в разряд созидателей.
— И создал Он мир за семь дней. — Слова из Библии о сотворении мира очень хорошо легли на теорию змея. — В боги метишь?
— А что, мы идем к тому, что сами сможем создать такую аномалию. Вспомните, вначале обстоятельства учили проницать миры, а теперь учат, как их создавать.
— Хм, хоть я и не религиозный человек, но меня все же терзает какая-то богобоязненность за то, что мы пытаемся сравниться с Ним. Как-то все, кто пытался это сделать, пали. Давайте пока рассмотрим возможность создания аномалии исключительно из любопытства и расширения кругозора.
— Я за Жоржа. — Ляля с готовностью встала на мою сторону. — Не хочу создавать мир, в котором будет жить куча народу, за которыми надо постоянно присматривать, чтобы они не переубивали друг друга. Зачем мне лишние заботы.
— А я считаю, что мое развитие, как творца когда-нибудь приведет меня к тому, чтобы я создал полноценный мир, в котором меня будут считать богом.
— Понесло Остапа. — Я сплюнул себе под ноги. — Зайца поймаю, шкварок нажарю. По-моему воздух в этой аномалии какой-то дурной, пойдемте, скорее, на свежий воздух.
Мои слова задели размечтавшегося друга. Я и сам почувствовал в этот момент, что его мечты как раз оказались на том самом перекрестке, который ведет не туда, куда надо. Или же мы еще не доросли до таких вещей, или же вещи сами по себе были не нашими. Так как я, несмотря на то, что научился слоняться по мирам, все равно остался оболтусом, то мне в тягость были всякие идеи, отдающие слишком кропотливым трудом и рутинными обязанностями. В стратегии я наигрался подростком. А что если…
Дабы не смущать себя вопросами, на которые у меня ответа не было, я решил полностью отдаться той цели, ради которой мы оставили свой «прицеп», поиску путей в Транзабар. Антош, нехотя проглотил мою критику, и присоединился ко мне с Лялей, плотно стянув своим гибким телом.
— Что представляем? — Спросил он.
— Что-нибудь свежее, просторное и жизнерадостное.
Ничего путного у Вени с байдарочницами не получилось. Только он пытался начать форсировать события, как перед глазами появлялась милая мордаха обращенной в журналистку Эрлы, напрочь отбивающая интерес к любой байдарочнице. Молодой ловелас не узнавал себя. Откуда ни возьмись в нем завелся замОк, ограничивающий удовольствие морального разложения.
В среде девиц, не понимающих причин отказа Вени от близости, поползли всякие нелицеприятные версии, заставившие молодого врача покинуть их гостеприимный коллектив. Он вернулся к Борису. Петр тоже забросил рыбалку, потому что понял, что здесь ему нет причин отдыхать от семьи. У него получалось, что его любимое занятие являлось таковым не само по себе, а исключительно в качестве противовеса семейным проблемам. Да и рыбу было жалко, и комары кусали.
В итоге, вся троица загорала на берегу огромной реки, изредка разводя костер.
— Хорошо ничего не делать, когда знаешь, что делать что-то надо. А когда отдыхаешь от отдыха, то не получаешь такого наслаждения. — Поделился своим наблюдением Петр.
— Поэтому с собой берут спиртное на отдых. — Борис заглянул в пустой термос из-под настойки. — Закончился олл инклюзив. Веня, иди у девчат спроси чего-нибудь.
— Они не пьют, дядь Борь, спортсменки же.
— Дураки, надо было в Турцию проситься, так пивом бесплатным хоть залейся.
— Я не хочу заливаться. — Честно признался Петр. — Хорошо лежим, на воду смотрим, на огонь, как завещал Конфуций.
— Пьяным на это смотреть еще веселее.
— Зато с похмелья отвратно. Уж лучше так.
— Э-э-эх. — Борис поднялся. — Пойду, грибов на веточку насажу.
Жареные на костре грибы прочно прописались в меню последних дней. Чередовались они то с рыбой, то с ягодами, то с орехами, которые водились на острове в изобилии. Натуральная пища вкупе с хорошим климатом и спокойствием наложили лоск на лица всей троицы. Даже многолетние морщины Бориса разгладились после такого отдыха.