— Да что вы такое говорите? — воскликнул председатель.
— Я говорю, что все ваши секреты мне известны, что все испытания, которым вы меня подвергли, — это детские игры, серьезным людям играть в них просто не пристало. Я говорю, что человек, которого убили, вовсе не мертв, говорю, что выпитая мною кровь — не что иное, как вино, помещавшееся в плоском мешке на груди у этого человека под одеждой, говорю, что порох и пуля провалились в рукоять пистолета, когда, взводя курок, я привел в действие рычаг, протолкнувший их туда. Заберите у меня это оружие, годное лишь для того, чтобы пугать им трусов. Поднимайся, мнимый труп: сильным людям ты не страшен.
— Так ты знаешь наши тайны? Кто ты: ясновидящий или предатель? — загремел под сводами крик председателя.
— Кто ты? — повторили три сотни голосов, и в ту же секунду десятка два шпаг сверкало в руках у стоявших поблизости призраков, которые молниеносно приставили их к груди незнакомца. Однако тот, спокойно улыбнувшись, поднял голову и тряхнул своими ненапудренными волосами, перетянутыми повязкой.
— Ego sum qui sum, я тот, кто есть, — проговорил он и обвел взглядом тесно окружающую его людскую стену. Под его властным взором шпаги начали постепенно опускаться, но не все разом: кое-кто сразу поддался его влиянию, а кое-кто еще пробовал сопротивляться.
— Ты только бесстыдно произнес слова, значение которых тебе самому неведомо, — сказал председатель.
— Я ответил то, что должен был ответить, — с улыбкой покачав головой, отозвался незнакомец.
— Откуда же ты явился? — спросил председатель.
— Из страны, откуда исходит свет.
— Но по нашим сведениям, ты приехал из Швеции.
— Тот, кто приехал из Швеции, мог приехать и с Востока, — возразил незнакомец.
— Говорю тебе еще раз: мы тебя не знаем. Кто ты?
— Я тот, кто есть, — повторил путник и продолжал: — Ладно, сейчас я назову вам себя, раз уж вы делаете вид, что не понимаете, но прежде хочу сказать вам, что вы — вы сами и есть.
Призраки вздрогнули, шпаги их зазвенели, когда каждый переложил оружие из левой руки в правую и приставил его к груди незнакомца, который, указав рукою на председателя, продолжал:
— Начнем с тебя. Ты, который считает себя богом, а сам лишь предтеча, ты представляешь здесь шведскую группу. Я скажу, как тебя зовут, чтобы не называть остальных. Скажи, Сведенборг, разве ангелы, запросто беседующие с тобою, не сообщили, что тот, кого ты ждешь, отправился в путь?
— Это так, они сообщили мне об этом, — ответил председатель, вопреки обычаю откидывая капюшон, чтобы лучше видеть говорящего. Под капюшоном оказалось лицо почтенного седобородого восьмидесятилетнего старца.
— Хорошо, — продолжал незнакомец, — а слева от тебя — представитель английской группы, председатель Каледонской ложи. Добрый день, милорд. Если в ваших жилах течет кровь вашего предка, Англия может надеяться, что погасший свет вспыхнет вновь.
Шпаги опустились: гнев начал уступать место изумлению.
— А, это вы, капитан? — воскликнул незнакомец, обращаясь к последнему из высокопоставленных призраков, стоявших слева от председателя. — В каком порту оставили вы ваш прекрасный корабль, который любите, словно любовницу? «Провидение» — добрый фрегат, а его имя должно принести Америке счастье, не так ли?
Затем, повернувшись к тому, кто стоял справа от председателя, незнакомец проговорил:
— Ну-ка, цюрихский пророк, доведший физиогномику чуть ли не до уровня волшебства, скажи, не видишь ли ты в чертах моего лица знаков, говорящих о моей миссии?
Тот, к кому были обращены эти слова, отступил на шаг.
— Ну что ж, — продолжал путник, обращаясь к соседу предыдущего, — потомок Пелайо[4], речь опять идет об изгнании мавров из Испании. Это будет нетрудно, если кастильцы еще не потеряли меч Сида.
Пятый из высокопоставленных членов общества стоял молча и неподвижно: казалось, слова незнакомца превратили его в камень.
— А мне ты ничего не хочешь сказать? — заговорил шестой, упредив незнакомца, который, похоже, забыл о нем.
— Хочу, — отозвался путник, устремив на него свой пронизывающий взгляд, который, казалось, проникал в самое сердце. — Я скажу тебе то же, что Иисус сказал Иуде, только немного позже.
Тот, к кому были обращены эти слова, сделался бледнее собственного савана; по залу пробежал шепот: присутствующие, казалось, спрашивали друг друга, чем вызвано это странное обвинение.
— Ты забыл о представителе Франции, — напомнил председатель.
— Его среди нас нет, — высокомерно бросил незнакомец, — и тебе об этом прекрасно известно, хоть ты и спрашиваешь, ведь его место пустует. Не забывай, что твои ловушки вызывают лишь улыбку у того, кто видит во мраке, действует наперекор стихиям и живет вопреки смерти.
— Ты молод, а говоришь, словно Бог, — отозвался председатель. — Тебе тоже стоит поразмыслить — ведь дерзость ошеломляет лишь людей нерешительных или невежественных.
Губы незнакомца скривились в презрительной улыбке, и он проговорил:
— Так оно и есть: все вы нерешительны, потому что ничего не смогли со мною сделать; все вы невежественны, потому что не знаете, кто я такой. Я же знаю, кто вы такие, и могу одержать над вами верх лишь с помощью дерзости, но зачем дерзость тому, кто всемогущ?
— Где же доказательство твоего всемогущества — представь его нам, — потребовал председатель.
— Кто вас созвал? — спросил незнакомец, меняя свою роль спрашиваемого на роль того, кто задает вопросы.
— Высшее собрание.
— Ведь не зря же, — обратился к председателю и пятерым его приближенным незнакомец, — не зря же вы прибыли сюда: вы — из Швеции, вы — из Лондона, вы — из Нью-Йорка, вы — из Цюриха, вы — из Мадрида, вы — из Варшавы, да и все вы, — продолжал он, повернувшись к толпе, — приехали из четырех частей света, чтобы собраться в этой святыне грозной веры.
— Разумеется, не зря, — ответил председатель. — Мы явились впереди того, кто основал на Востоке таинственное царство, кто объединил оба полушария в сообщество веры, кто в братском рукопожатии соединил весь род человеческий.
— Есть ли знак, по которому вы можете его распознать?
— Есть, и Господь благоволил открыть мне его через ангелов своих, — ответил председатель.
— Значит, этот знак известен вам одному?
— Только я знаю его.
— Вы никому о нем не рассказывали?
— Никому на свете.
— Тогда опишите вслух, каков он.
Председатель заколебался.
— Опишите, — повелительно повторил незнакомец, — опишите, потому что час откровения настал.
— На груди у него, — заговорил председатель, — будет висеть алмазная пластина, на которой горят три первых буквы девиза, известного ему одному.
— Что это за буквы?
— LPD.
Быстрым движением незнакомец распахнул редингот и жилет, и на тонкой батистовой сорочке, словно огненная звезда, засияла алмазная пластина с тремя горящими рубиновыми буквами.
— Это ОН! Неужели ОН? — воскликнул потрясенный глава собрания.
— Тот, кого ждет мир! — тревожно зашумели приближенные.
— Великий копт! — послышался гул трехсот голосов.
— Ну что? Теперь вы поверите, если я вторично скажу вам, что я тот, кто есть? — торжествующе воскликнул путник.
— Да, — упав ниц, в один голос отвечали призраки.
— Повелевайте, учитель, и мы будем повиноваться, склонив голову к земле, проговорил председатель и за ним его приближенные.
III. LPD
На несколько секунд воцарилось молчание, во время которого незнакомец, казалось, собирался с мыслями. Затем он заговорил:
— Господа, чтобы ваши руки попусту не уставали, спрячьте шпаги и выслушайте меня со вниманием: вам предстоит многое узнать из моей краткой речи.
Все затаили дыхание.
— Истоки великих рек почти всегда божественны и поэтому никому не ведомы. Подобно Нилу, Гангу или Амазонке, я знаю, куда иду, но не знаю откуда. Помню лишь, что в тот день, когда глаза моей души раскрылись на окружающий мир, я находился в священном городе Медине и бежал по саду муфтия Салаима. Я любил этого достойного старца, словно отца, хотя отцом он мне не был: смотрел он на меня с нежностью, но разговаривал всегда почтительно; так вот, этот старец трижды в день удалялся и уступал место другому старцу, чье имя я произношу с благодарностью и трепетом. Имя это — Альтотас, и носит его великий ум, вмещающий все человеческие знания; семь высших духов наставляли его тому, чему учатся ангелы, чтобы понимать Бога. Он был моим учителем, но он также друг мой, и друг весьма почтенный, потому что вдвое старше самого дряхлого из вас.
Торжественная речь незнакомца, его величественные жесты, голос — мелодичный и в то же время суровый — заставили слушателей содрогнуться. Путник продолжал:
— В пятнадцать лет я был уже посвящен в главные таинства природы. Я знал ботанику — но не ту жалкую науку, которою ограничен ученый в своем уголке земли, а шестьдесят тысяч семейств растений, живущих во всей вселенной. Возлагая руки мне на чело и направляя в мои закрытые глаза луч небесного света, учитель подарил мне сверхъестественное видение, и я научился погружать свой взор в морские пучины и различать зловещие, неописуемые заросли, тихо покачивающиеся в илистой воде и скрывающие под своими гигантскими ветвями невиданных, мерзких и бесформенных чудовищ, о которых Господь позабыл в тот же день, когда создал их, уступив в этом на миг мятежным ангелам.
Сверх того, меня занимали языки — живые и мертвые. Я изучил все наречия, на которых говорят от Дарданелл до Магелланова пролива. Я читал таинственные иероглифы на страницах каменных книг, называемых пирамидами. Я вместил в себя все человеческие познания — от Санхуниафона[5] до Сократа, от Моисея до святого Иеронима[6], от Зороастра[7]