— Вовсе нет. Я, напротив, намерена довести эту историю до конца. Ежели «крестной» нету, ее следует поискать. Ищите и обрящете, как сказано в Евангелии. Поиски велись весьма тщательно, и в конце концов «крестную» нашли. Боже мой, но какую! Простую деревенскую женщину, совершенно наивную, бесхитростную. Вытащили ее из захолустья, принялись уговаривать, заласкивать, обхаживать.
— Это меня пугает, — бросила г-жа де Гемене.
— И вдруг после всех этих уговоров, заласкиваний, обхаживаний провинциалка падает с лестницы…
— И?.. — полюбопытствовал г-н де Ришелье.
И сломана нога.
Ага! Ага! —
прибавила герцогиня две строчки к стихам, пропетым г-жой де Мирпуа.
— А что же с представлением? — спросила г-жа де Гемене.
— Какое уж тут представление, моя дорогая.
— Это называется вмешательством Провидения! — воскликнул маршал, воздев руки к небу.
— Прошу прощения, — вмешалась принцесса Виктория, — но мне очень жаль бедную провинциалку.
— Напротив, ваше высочество, — возразила герцогиня, — ее следует поздравить: из двух зол она выбрала меньшее.
Но тут герцогиня вторично встретилась взглядом с королем и запнулась.
— И все же о ком вы говорите, герцогиня? — осведомился маршал, делая вид, будто пытается понять, кто эта особа, о которой идет речь.
— Понимаете, мне не назвали ее имя.
— Экая незадача! — вздохнул маршал.
— Но я догадалась сама — возьмите с меня пример.
— Если бы присутствующие здесь дамы были смелы и верны правилам чести старинного французского дворянства, — с горечью промолвила г-жа де Гемене, — они все поехали бы расписаться у этой провинциалки, которой пришла благородная мысль сломать себе ногу.
— Честное слово, великолепная идея! — согласился Ришелье. — Но для этого надо знать, как зовется эта превосходная дама, спасшая нас от величайшей опасности. Ибо теперь, дорогая герцогиня, нам нечего опасаться?
— Совершенно! Более того, могу вас заверить, она лежит с ногою в лубках в постели и не может сделать ни шагу.
— Но если та особа найдет себе другую «крестную»? — спросила г-жа де Гемене. — Она ведь поразительно прытка.
— Можете не бояться. «Крестную» не так-то просто сыскать.
— Я тоже так думаю, — согласился маршал и разжевал одну из своих чудодейственных пастилок, которым, как полагали, он был обязан вечной молодостью.
В этот миг король сделал движение, словно намеревался присоединиться к обществу у камина. Все умолкли.
В салоне раздался ясный, так хорошо всем знакомый голос короля:
— До свидания, сударыни. Спокойной ночи, господа.
Все тут же встали, на галерее произошло большое движение.
Король сделал несколько шагов к дверям и, уже выходя, обернулся.
— Да, кстати, — объявил он, — завтра в Версале состоится представление ко двору.
Слова эти прозвучали как гром с ясного неба.
Его величество обвел взглядом группу дам, и они, побледнев, переглянулись.
Не произнеся больше ни слова, король вышел.
Едва за ним и многочисленными дворянами его службы и свиты затворилась дверь, в кружке принцесс и оставшихся после ухода короля дам произошло нечто, напоминающее взрыв.
— Представление! — пробормотала мертвенно-бледная герцогиня де Граммон. — Что этим хотел сказать его величество?
— Простите, герцогиня, — осведомился маршал де Ришелье с улыбкой, которую не прощали ему даже лучшие друзья, — вы случайно не это представление имели в виду?
Дамы задыхались от негодования.
— Этого не может быть! — прошептала г-жа де Гемене.
— Знаете, герцогиня, сейчас очень быстро сращивают сломанные ноги, — заметил маршал.
Г-н де Шуазель подошел к дочери и предостерегающе сжал ей руку, но графиня была так возмущена, что не обратила на это внимания.
— Это будет оскорбление всем нам! — заявила она.
— Именно, оскорбление! — согласилась г-жа де Гемене.
— Ваши высочества! — воскликнула герцогиня, обращаясь к принцессам. — Мы не обладаем такими возможностями, как вы. Неужели вам, первым дамам королевства, не будет горько оттого, что здесь, в единственном еще не оскверненном убежище знатных дам, нам придется якшаться с особами, общества которых не потерпели бы даже наши горничные?
Но принцессы вместо ответа скорбно опустили головы.
— Ваши высочества, заклинаю вас небом! — не отступалась герцогиня.
— Здесь повелевает король, — со вздохом ответила принцесса Аделаида.
— Совершенно верно, — подтвердил герцог де Ришелье.
— Но в таком случае весь французский двор будет опозорен! — вскричала герцогиня. — Ах, господа, если бы вы проявили хоть капельку заботы о чести ваших семейств!
— Сударыни, — с деланным смехом обратился к дамам г-н де Шуазель, — поскольку здесь начинает попахивать заговором, позвольте мне удалиться и заодно увести с собой господина де Сартина. Герцог, вы идете? — спросил он у маршала.
— Ни за что! — воскликнул маршал. — Я обожаю заговоры и остаюсь.
Г-н де Шуазель ретировался, захватив с собой г-на де Сартина.
Несколько мужчин, еще находившихся в салоне, последовали их примеру.
С принцессами остались лишь г-жи де Граммон, де Гемене, д'Айен, де Поластрон да десяток дам, горячо воспринявших скандальную историю насчет представления.
Единственным мужчиной был г-н де Ришелье.
Дамы с беспокойством посматривали на него, словно на троянца, оказавшегося в лагере ахейцев.
— Я представляю мою дочь, графиню д'Эгмонт, — пояснил он, — так что продолжим.
— Сударыни, — обратилась к дамам герцогиня де Граммон, — есть лишь один способ протестовать против бесчестья, которое нам собираются нанести, и, если говорить обо мне, я им воспользуюсь.
— Какой способ? — почти в один голос спросили все дамы.
— Нам только что сказали: здесь повелевает король, — продолжала г-жа де Граммон.
— А я подтвердил: совершенно верно, — заметил герцог.
— Король повелевает здесь, но у себя-то хозяйки — мы. И кто может мне запретить сегодня вечером приказать моему кучеру вместо «поезжай в Версаль» — «поезжай в Шантелу»?
— Действительно, — согласился г-н де Ришелье. — Но вот вы выразили таким образом протест, и что это даст?
— Даст и заставит задуматься на будущее, если большинство последует вашему примеру, сударыня, — заявила г-жа де Гемене.
— А почему бы нам всем не последовать примеру герцогини? — воскликнула г-жа де Мирпуа.
— Ваши высочества! — вновь обратилась к королевским дочерям герцогиня. — Высокий пример двору должны дать вы, французские принцессы!
— А король не разгневается на нас? — спросила София.
— Нет, ваши высочества, можете быть уверены! — вскричала свирепая герцогиня. — Нет, он, обладающий таким изысканным вкусом, совершенным тактом, напротив, будет только признателен вам. Поверьте мне, король никого не принуждает силой.
— Напротив, — заявил герцог де Ришелье, во второй, если не в третий раз делая намек на вторжение в королевскую спальню, которое, как поговаривают, однажды ночью совершила г-жа де Граммон, — это его принуждают, его берут силой.
При этих словах в рядах дам на миг произошло движение, подобное тому, какое происходит в роте гренадеров, когда взрывается бомба.
Однако все тут же успокоились.
— Действительно, король ни слова не сказал, когда мы захлопнули двери перед графиней, — согласилась принцесса Виктория, осмелевшая и возбужденная общей горячностью собравшихся. — Но не может ли случиться так, что по столь торжественному поводу…
— Да, без всякого сомнения, — прервала ее г-жа де Граммон, — так могло бы случиться, если бы только ваши высочества не явились, но когда он увидит, что нет нас всех…
— Всех! — воскликнули дамы.
— Да, всех, — подтвердил маршал.
— Итак, герцог, вы тоже в заговоре? — спросила у него принцесса Аделаида.
— Разумеется, и потому хочу попросить слова.
— Говорите, герцог, говорите, — предложила г-жа де Граммон.
— Действовать последовательно, — сказал герцог, — это не значит кричать: «Все! Все!» Тот, кто громче всех кричит: «Я это сделаю!» — когда приходит решительный момент, делает совершенно противоположное. Но раз уж я вступил в заговор, как только что имел честь вам заявить, то позабочусь, чтобы меня не бросили в одиночестве, что я и делал всякий раз, участвуя в заговорах при покойном короле и во времена регентства.
— Право же, герцог, можно подумать, что вы забыли, где находитесь, — с насмешкой заметила герцогиня де Граммон. — Вы строите из себя вождя в стране амазонок.
— Прошу поверить, сударыня, что я имею некоторые основания получить этот сан, который вы у меня оспариваете, — ответил герцог. — Вы сильней ненавидите госпожу Дюбарри — ну вот, я и назвал имя, но никто его, надеюсь, не слышал. Итак, вы сильней, нежели я, ненавидите госпожу Дюбарри, но я более, чем вы, скомпрометирован.
— Скомпрометированы? — удивилась г-жа де Мирпуа.
— Да, скомпрометирован, и притом чудовищно. Я неделю не бывал в Версале, и как раз вчера графиня заехала в Ганноверский павильон осведомиться, не болен ли я. Вам известно, что ответил Рафте: что я уже давно не чувствовал себя так превосходно. Но я отказываюсь от своих прав, я не честолюбив, я отдаю и даже вручаю первенство вам. Вы привели всех в движение, бросили искру, воззвали к нашему внутреннему чувству, и вам надлежит отдать жезл командующего.
— Только после их высочеств, — почтительно воспротивилась герцогиня.
— Ах, нет, отведите нам пассивную роль, — попросила принцесса Аделаида. — Мы поедем в Сен-Дени повидаться с нашей сестрой Луизой, она нас задержит, мы не возвратимся, так что упрекнуть нас будет не в чем.
— Совершенно не в чем, — согласился герцог, — или уж тогда надо иметь крайне испорченное воображение.
— А я отправлюсь в Шантелу проследить, как идет сенокос, — сообщила герцогиня.
— Браво! — воскликнул герцог. — Превосходный повод. В добрый час.
— У меня болен ребенок, — сказала принцесса де Гемене, — я буду ухаживать за ним и не выйду из дому.