— Государь, — осведомился он, — признаете ли вы и клянетесь ли перед Господом и лицом святой церкви, что берете ныне в жены и законные супруги присутствующую здесь Жозефину Розу Таше де Ла Пажри, вдову Богарне?
— Да, — громыхнул Наполеон.
— Вы обещаете и клянетесь соблюдать ей верность во всем, как подобает верному супругу по заповеди Господней?
— Да.
Затем наступает черед «Жозефины Розы Таше де Ла Пажри, вдовы Богарне», которая, торжествуя, соглашается взять в мужья и законные супруги Наполеона Бонапарта.
— Ego conjungo vos[17], — произносит Феш.
Отсутствие свидетелей смущает Жозефину, когда через два дня она требует удостоверения о бракосочетании. Отказав ей, кардинал докладывает об этом императору, который сперва соглашается на выдачу удостоверения, но затем, когда дело уже сделано, сожалеет, по словам Феша, о своем поступке.
Но пока что, накануне великого дня, Жозефина не думает о мысленных оговорках мужа и отсутствии свидетелей, делающем ее брак недействительным.
Париж в лихорадке. «Бегут то к одному, чтобы достать билеты на день церемонии, то к другому, чтобы снять окно, откуда можно будет смотреть на процессию». Золотошвей Дальмань сбился с ног. Люди спешат к Фонсье полюбоваться коронами.
Волшебная сказка приближается к апофеозу.
С помощью маленьких фигурок в нарядах из разноцветной бумаги, расставленных на плане собора Парижской Богоматери, Изабе[18] прямо на столе императора показал каждому, что тот должен делать. Больше того, накануне коронования были устроены репетиции в салоне Дианы с помощью плана, который начертили мелом на паркете.
На следующее утро, тщательно — и, похоже, не без участия Изабе — наложив на лицо косметику, Жозефина облачается в платье из белого, усыпанного золотыми пчелами атласа, расшитое серебром и сверкающее бриллиантами. Это платье, «отделанное кружевами», стоило 10 000 франков, или 50 000 на наши деньги. Обута она в белые бархатные, расшитые золотом туфли ценой в 650 тогдашних франков. Императорская мантия дожидается ее в архиепископстве, поэтому она временно довольствуется юбкой из белого бархата, которая обошлась в 7000. Перчатки у нее с золотой строчкой. На голове диадема — разумеется, не та, которой она увенчается в храме, а другая, оценочной стоимостью в 1 032 000 франков или больше 500 миллионов наших дореформенных франков.
С бриллиантами повсюду — в ушах, на шее, на поясе — Жозефина, по общему мнению, выглядит на пятнадцать лет моложе. Высокий кружевной воротник обрамляет лицо и делает ее еще более восхитительной, что и доказывает нам знаменитая картина Давида[19]. Когда она своей «грациозной и ласкающей взор поступью», неся голову «изящно и вместе с тем величественно», входит в кабинет императора, он улыбается, вновь поддавшись обаянию «несравненной Жозефины».
Сам он уже в коротких штанах из расшитого золотыми колосьями атласа, в белых шелковых чулках, брыжах à la Генрих IV, но вместо камзола на нем пока что мундир полковника гвардейских егерей.
Урочный час приближается. Наполеон надевает пурпурный бархатный наряд, короткий красный плащ à la Генрих III, украшенный вышивкой на 10 000 франков, которая имеет форму листьев лавра, и усыпанный золотыми пчелами. Надев шляпу из черного фетра с белыми перьями и шпагу с яшмовой рукоятью, на которой красуется «Регент»[20], Наполеон поворачивается к жене и приказывает:
— Пусть пошлют за Рагидо, он нужен немедленно — я хочу с ним говорить.
Рагидо — фамилия из еще не написанных пьес Лабиша[21] — нотариус. Накануне своего гражданского брака молодой Бонапарт ездил с «невестой» к этому законнику и тактично отсиделся в конторе вместе с клерками. Стоя в оконной амбразуре и, постукивая пальцами по стеклу, он через запертую дверь кабинета отчетливо слышал, как Рагидо прилагал все усилия, «чтобы отговорить г-жу де Богарне от предполагаемого брака».
— Вы делаете большую ошибку, — твердил нотариус, — вы в ней раскаетесь, вы совершаете безумство… Вы собираетесь замуж за человека, у которого нет ничего, кроме плаща и шпаги.
Выходя, Бонапарт ограничился тем, что сказал Жозефине:
— Он говорил как порядочный человек, и то, что он тебе сказал, внушает мне уважение к нему.
Нотариус, ошалев от того, что он вызван в Тюильри утром дня коронации, входит в комнату. Наполеон в ослепительном наряде ждет его.
— Ну что, господин Рагидо, у меня вправду нет ничего, кроме плаща и шпаги?
«Суть в том, — признается Жозефина Бурьену, живописуя ему происшествие, — что Бонапарт, который во времена нашей близости рассказывал мне обо всех подробностях своей жизни, какие приходили ему на ум, никогда не заговорил со мной о маленьком афронте, претерпленном им восемь лет тому назад в конторе Рагидо, и вспомнил о нем, видимо, лишь в день коронации».
Тюильри переполнен людьми в костюмах, которые специально придуманы для них Изабе и Давидом, и кажется, что эти люди убежали с придворного бала времен Валуа[22].
В десять утра под грохот артиллерийских залпов Жозефина и Наполеон садятся в карету, обитую белым атласом и запряженную восьмеркой светло-соловых лошадей с султанами из безупречных перьев. Луи и Жозеф, «в серебре и перьях по-испански», помещаются на переднем сиденье лицом к императорской чете. Оба сиденья настолько одинаковы, что, войдя в экипаж первой, Жозефина от волнения опустилась на то из них, на котором сидят спиной к движению. Пол застелен густой медвежьей шкурой, но грелки нет, а холод стоит жестокий. Это не мешает Жозефине быть красиво декольтированной.
Зеленые с золотом пажи гроздьями висят на задке и передке кареты, перегруженной ветвями оливы и лавра, пальмами и орлами, гербами и коронами, аллегорическими фигурами и пчелами. Все это раззолочено так, что слепит глаза. Вокруг этого подвижного монумента конные адъютанты рядом с лошадьми, генералы, командиры гвардейских полков у дверей, шталмейстеры у задних колес.
Перед каретой восемь эскадронов кирасир с горнами и литаврами, два эскадрона гвардейских егерей со своей громкой и пронзительной музыкой, взводы мамелюков, военный оркестр, Мюрат со штабом, верховые герольды, экипажи, ломящиеся от сановников, министров, высших должностных лиц и камергеров.
Позади кареты тринадцать запряженных шестеркой берлин для свитских офицеров и дам императора и императрицы, штатских придворных чинов. А дальше гренадеры, канониры, жандармы, военные оркестры…
Вот он, триумф Розы Таше де Ла Пажри, креолки с Мартиники!
Без четверти двенадцать императорская карета подкатывает к архиепископству, где император облачается в парадный наряд, а на Жозефину надевают тяжелую императорскую мантию и украшают ей лоб аметистовой диадемой. По деревянной галерее, украшенной коврами, длинная процессия пешком движется к собору Парижской Богоматери. Вслед за четырьмя приставами следуют на дистанции в десять шагов герольды, пажи, ассистенты, а за ними, на той же дистанции, один за другим, церемониймейстер и обер-церемониймейстер. Затем в сопровождении камергеров и шталмейстеров Жозефины идут в белом атласе и шелестя перьями три маршала, выполняющие сегодня обязанности статс-дам. По сторонам первого из них, Серюрье[23], несущего на подушечке кольцо императрицы, — генерал Гардан и полковник Фуле; второй, Монсе[24], сопровождаемый полковником Ватье и г-ном Бомоном, почтительно держит в руках корзину из крученого фиолетового бархата с золотым галуном, ручки которой сделаны из вермеля и в которую сейчас уложат шлейф мантии императрицы; наконец, третий — Мюрат, идущий между д'Аранкуром слева и г-ном д’Обюссоном справа, несет корону.
За ними Жозефина.
Устрашающую мантию несут Гортензия, принцесса Жозеф, она же Жюли Клари, Каролина, Элиза и Полина. Три последние пребывают в откровенно дурном расположении духа, все «тормозят» и, вопреки их уговору с императором, как можно хуже «поддерживают» тяжелый шлейф в тридцать квадратных метров. Трен платья каждой из них несет камергер, из-за чего вокруг пресловутой мантии императрицы толпится группа в десять человек — знак монаршего достоинства «г-жи Бонапарт». Позади, замыкая шествие, движутся фрейлины, гардеробмейстерина и шесть камеристок.
Наконец начинается нескончаемый кортеж императора. Его мантию поддерживают оба консула и два будущих короля — Луи и Жозеф.
У входа в собор Парижской Богоматери кардинал Камбасерес подает Жозефине святую воду. Императору ее подает изможденный старец кардинал-архиепископ Беллуа, родившийся еще при Людовике XIV.
Пока оркестр из трехсот инструментов оглушительно исполняет «Коронационный марш», Жозефина под подобающим ей по праву балдахином, который несут каноники, торжественно следует к своему креслу, поставленному посреди амвона рядом с креслом императора. Сиденья у них из бархата, над ними балдахин, перед ними молитвенные скамеечки с подушками. Это два «малых трона», «Большие троны» находятся наверху огромного, перегородившего неф помоста, на который ведут двадцать четыре ступени и который возведен между четвертой и Пятой опорами, на полпути между центром храма и главным алтарем. Вокруг подножия этого сооружения располагаются дипломатический корпус и министры, затем между троном и алтарем размещаются члены Сената и Законодательного корпуса, высокопоставленные лица и сановники короны. Рядом с алтарем, в первом ряду, десять архиепископов и сорок епископов, облачаться которым пришлось в префектуре полиции. В приделах и по краям трансепта скучились депутации, на хорах — приглашенные.