ийся над землёй туман, который захватывал довольно большой объём пространства. Когда я использовал самое сильное заклятие «Область смерти», туман заполнил треть зала, а это, на минуточку, семьдесят пять метров кубических, учитывая, что от пола до потолка три метра. Убивал же туман совсем не банальным способом. Он через носоглотку проникал в лёгкие жертвы и выдавливал оттуда воздух. Поэтому несчастный, вдохнувший такой туман, мучительно умирал от удушья. Но если маг успевал накинуть на себя защиту, то туман уже не мог проникнуть в носоглотку. В этом случае он начинал потихоньку разъедает защиту… очень потихоньку. Маг мог полностью лишиться магической защиты лишь за пару-тройку минут, а за такую прорву времени легко можно покинуть накрытую туманом область. Но я выбрал «Область смерти» не за боевые характеристики, а из-за того, что туман мог послужить чем-то вроде дымовой завесы. Мне точно пригодится это заклятие, жопой чую.
Пока же я вытер вспотевший за время тренировки лоб, помассировал побаливающее солнечное сплетение и услышал своё имя, донёсшееся из коридора. Всё, время вышло. Пора освобождать зал. Мою грудь покинул грустный вздох. Хотелось бы ещё позаниматься. Но всё же я покинул помещение. Пересёк наполовину опустевший холл и вышел на улицу. Тут уже царили лёгкие сумерки, предвещающие скорый приход вечера. М-да, плодотворный сегодня выдался денёк. И с этой мыслью в голове я притопал в общагу, где встретил Алёшку, который поджидал меня на первом этаже.
Он сразу же схватил меня за руку и увлёк в безлюдный уголок. Тут он взволнованно выдохнул, сверкая глазёнками:
— Беда, Иван, беда!
— Вы сговорились, что ли?! — непроизвольно ахнул я, выгнув брови.
— Сговорились? О чём ты? — протараторил он и следом с праведным гневом в голосе добавил: — Владелец печатного станка отказался со мной работать! Мне теперь газету не на чем печатать! Я хотел договориться с хозяином другого станка, так и тот уже получил крупный государственный заказ. Все словно с ума посходили! Печатают и печатают свои газетёнки, в которых Корсакова нахваливают со всех сторон, — шёпотом закончил братец, украдкой поглядывая по сторонам, будто боялся, что нас могут подслушать, хотя мы стояли в полном одиночестве.
— Массированная пропаганда, — задумчиво пробормотал я, почесав щеку. — Логично.
— Что логично? Что?! — всплеснул руками Лёха, брызжа слюной не хуже разозлённого верблюда. — Чем мне теперь заниматься?! Я не хочу обратно в нищету. Ты же сам видел с какими бабами я до этого встречался! От них же холеру можно подхватить!
— Да, я хорошо запомнил одну. Сущий кошмар, — поддакнул я и вздрогнул, вспомнив ту мадам с рыхлыми бёдрами.
— Вот-вот. А какие крысы жили рядом с моей предыдущей берлогой? Они же были больше иной собаки и охотились на кошек, — продолжал тараторить братец, сокрушённо качая головой.
— Ладно, хватить причитать. Возьми себя в руки. Придумаем мы что-нибудь, — утешил я его.
— Что? — с надеждой выдохнул он и замер в ожидании моих гениальных бизнес-идей.
Я призадумался, почесал затылок, глянул на щегольские усики Лёхи и стал перечислять первое, что пришло на ум:
— Можно открыть магазин, ломбард, ночной клуб… — тут я осёкся и задумчиво промычал себе под нос: — Хотя рано ещё для ночных клубов, а вот для кабаре — в самый раз. По-моему, в России они как раз появились в эти годы.
— Чего ты мямлишь? — не понял братец и вопросительно заломил бровь.
— Есть у меня одна идейка. И она, скорее всего, тебе понравится, — проговорил я, зная слабость Алёшки к прекрасному полу. — Кабаре. Ты откроешь кабаре.
— Кабаре? Это ещё что такое? Небось, что-то заграничное? — фыркнул братец и подозрительно сощурился, словно я предлагал ему продать Родину.
— Кабаре — это небольшое увеселительное заведение, где под весёлую музыку на сцене танцуют весьма фривольно одетые девушки с аппетитными формами. В зале же за маленькими столиками сидят мужчины и попивают алкоголь, который тут же продаётся втридорога. И ещё надо будет за вход заплатить.
— Боже мой… — вытаращил глаза брат, словно на него снизошло просветление. — Как я сам до этого не додумался? Это же мой Рай, который я вижу во снах с шестнадцати лет!
— Только в этом заведении не должно быть никакого интима, а публику стоит пускать лишь культурную, обеспеченную и не драчливую, — предупредил я его.
— Ага, ага, — послушно закивал доморощенный бизнесмен, а затем его глаза замылились раздумьем, и он стал прикидывать: — Так, мне понадобится помещение недалеко от центра города, повар, танцовщицы, пианист, вышибалы… Певец? Можно и певца.
— Гляжу, ты уловил суть, — похвалил я его, похлопал по хилому плечу и добавил: — Ладно, мне идти надо. Ежели будут вопросы — телефонируй.
— Уже есть один вопрос. Денег одолжишь? — бросил Алёшка и растянул губы в заискивающей улыбке.
— Ну, могу, если в долю возьмёшь, — ответил я, памятуя, что в банке лежат шесть тысяч рублей, кои мне после вручения ордена перевело государство.
— Отлично, — обрадовался Лёха и крепко пожал мою руку. — Я тогда в ближайшие дни телефонирую тебе, когда всё подсчитаю: аренду, плату за работу, рекламу…
— Договорились.
На этом мы попрощались и каждый пошёл своей дорогой. Точнее — я пошёл, а вот Лёха — пулей выметнулся из общаги, едва не потеряв шапку, которую чуть-чуть не сдул встречный ветер. Комендантша удивлённо глянула ему вслед, а я стал подниматься по лестнице, скользя рукой по недавно окрашенным перилам. Мимо меня шастали немногочисленные студенты, которые не забывали любезно здороваться со мной. А уже на моём этаже, где располагалась наша с Шуриком комната, я увидел прелюбопытную картину. Бывшая невеста Хрюна, она же Елизавета и Голубоглазка, сидела на небольшой скамеечке, тяжело вздыхала, теребила платочек и грустно-грустно смотрела за окно, словно решала: повеситься сейчас или в полночь, чтобы было трагичнее?
На моих глазах к ней подошёл какой-то студент и поинтересовался, не может ли он ей чем-то помочь? Девица довольно резко отказалась от его помощи. И при этом она скользнула по мне быстрым взглядом. Хм… любопытно.
Между тем студент недовольно нахмурился и утопал восвояси. Мне же, дабы оказаться в своей комнате, надо было пройти в паре метров от скамеечки с Елизаветой. Ну я и двинулся мимо неё. А когда поравнялся, то приветливо кивнул головой, раз уж она меня заметила.
Девушка тотчас проблеяла бледным голоском:
— Добрый вечер, Иван.
Я растянул губы в улыбке и, не сбавляя шага, продолжил путь. Голубоглазка издала особенно жалобный вздох, закончившийся практически подвыванием баньши. От этого звука чуть не треснул вазон с цветами. А я окончательно понял, что девица тут уселась не просто так. Вероятно, она рассчитывала на то, что я из тех людей, которые свято уверены в том, что без их совета никто не способен разобраться в своей жизни, поэтому обязательно подойду к ней. А я был не таков. Но вот моё любопытство… Оно страстно возжелало узнать, на кой чёрт Елизавета устроила этот цирк? Поэтому я заколебался.
Девушка же заметила мои душевные метания и стала вздыхать ещё горше. Даже носиком пару раз шмыгнула, грозя разрыдаться. Тут уж я не устоял. Подошёл к ней и вежливо спросил:
— Сударыня, сразу прошу прощения за дерзость, но могу ли я поинтересоваться причиной вашего столь неважного настроения?
— Конечно, Иван. Мы же с вами друзья.
Да? А я и не знал. Но виду не подал, а присел рядом с Елизаветой, которая приглашающе похлопала по скамеечке. От дворянки приятно пахло духами, а её декольте оказалось гораздо глубже, чем обычно. Уж не соблазнить ли она меня хочет? А она ещё в этот момент вдохнула полной грудью, отчего её полушария едва не выпрыгнули из декольте. Затем девушка стала печально говорить, искоса поглядывая на меня:
— Знаете, Иван, мне надо выговориться, а в академии, кроме вас, у меня больше нет близких знакомых. Можно украсть немного вашего времени и излить душу?
— Я к вашим услугам, сударыня, — по-рыцарски ответил я, гордо расправив плечи.
Она робко улыбнулась и начала повесть, коей нет печальнее на свете:
— После трагедии с моим женихом я оказалась чуть ли не в положении вдовы. Представляете? Родители сказали, что теперь у меня практически нет шансов найти достойного мужа. Все приличные дворяне начали шарахаться от меня, как от чумной. А почему? Я же не виновата в смерти Дмитрия. И вы не виноваты. Виновата почившая баронесса Штокбраун. А отдуваюсь почему-то я. Это же несправедливо!
— Несправедливо, — поддакнул я, глядя на покрасневшие от возмущения щёчки девушки.
— Вот-вот, сударь. Вы меня понимаете. И я начала впадать в пучину отчаяния. Да ещё маменька с папенькой сообщили, что у них приключились финансовые проблемы. Теперь моё будущее в академии весьма туманно. Родители могут и не суметь оплатить следующий учебный год. И вот что мне делать?
Елизавета в поисках ответа посмотрела на меня большими голубыми глазами, в которых дрожали слёзы. Ох, лишь бы не заплакала, а то я никогда не умел утешать девушек.
— Не кручиньтесь, милейшая Елизавета. Вы красивая, умная, воспитанная дворянка с магическим даром. Вы обязательно встретите того, кто всем сердцем захочет жениться на вас.
— Правда? — с надеждой протянула она и вдруг выдала жаркую речь, которая всё расставила по своим местам: — А вы же мне поможете, Иван? Вы ведь герой. О вас говорит весь высший свет. Скоро вас будут приглашать на приёмы, а там непременно окажутся богатые не женатые молодые люди. А ежели слухи правдивы, то вам благоволит сам князь Корсаков. А это, знаете ли, высший уровень. Кстати, кое-кто из студентов считает, что он вполне может выдать за вас свою дочь, раз уж вы каким-то чудесным образом терпите её характер. И мне эти догадки кажутся не лишёнными логики, ведь князь уже давно хочет в свою семью перспективного некроманта. Вот вы знали, что одно время, Анастасия Корсакова могла выйти замуж за Павла Белозерова?
— Угу, — промычал я, понимая, что меня хотят использоваться в качестве свахи. Даже обидно как-то. Я-то думал, что Елизавета хочет соблазнить лично меня, но девушка желает кого-то другого. Хотя, по здравому рассуждению, стоит отдать должное её дальновидности. Вероятно, она боится попасть под пресс в виде семьи Корсаковых, ежели они действительно захотят захомутать меня.