— Митряев, Гурьян Гурьяныч. Михайла Митряев, — уточнил Валентин. — А на то самое место я тоже не смог больше прийти. И вот почему, Гурьян Гурьяныч. Я не родной сын Мудра Лукича Митряева, а пасынок. Я и есть природный, законный Митряев. А Мудр никакой не Митряев, а бывший кучер, женившийся на моей матушке и таким образом пролезший в нашу семью.
Прозоров кивнул — знаю, мол. Видя, что слушают его с благосклонностью, Валентин вдохновился еще пуще и в самых ярких красках живописал всю историю своих взаимоотношений с Мудром. Прозоров выслушал его внимательно, а когда Валентин закончил, сказал, осуждающе покачав головой:
— Это ж надо до такого дойти… Ты можешь чем-нибудь доказать, что Мудр Митряев добивается твоей смерти?
— В том-то и дело, что нет. Со стороны это видится как хлопоты заботливого папаши, который пытается наставить на путь истинный непутевого сына. Подумаешь, хочет изловить сбежавшего из дома мальчишку…
— Гм-м… Чем же я тогда могу помочь тебе, Михайла?
— Перед вами лежит слиток. Это серебро, Гурьян Гурьяныч. Прячась от мудровских наемных убийц, во время своих вологодских скитаний я наткнулся на серебряный рудник, принадлежащий одному из местных княжат. Рудник практически не давал серебра, принося своему владельцу одни убытки. У меня было с собой немного денег, данных мне матушкой, и я, пожалев несчастного владельца, выкупил у него задешево этот рудник. Каково же было мое удивление, когда рудокопы через несколько дней наткнулись на жилу. Жила та бедна, серебра дает мало, но я надеюсь на Божью милость.
— Ты хочешь сказать, что это серебро добыто у нас?
Прозоров покачал слиток на ладони.
— Да, Гурьян Гурьяныч. Под Вологдой. В этом-то серебре и кроется смысл моей просьбы. Для меня оно дорого не само по себе, а как предлог для открытия самостоятельного дела. Ведь если у меня будет собственное дело, а купеческое сообщество признает меня как равного, как члена гильдии, Мудр не посмеет тронуть меня.
— Гм-м… А ведь верно говоришь! — Прозоров пригладил свою ухоженную бороду обеими руками. — Но за вступление в гильдию надо платить…
— У меня есть эти деньги, — перебил его Валентин. — Поспособствуйте только, прошу вас, моему принятию. Ведь Мудр будет противиться изо всех сил.
— Не все коту масленица. — Прозоров усмехнулся. — Ничего ему в этот раз не обломится. Пиши, Михайла, прошение в гильдию. Прямо сейчас пиши! Вот тебе бумага… — Он пододвинул к торцу стола лист бумаги и чернильницу с торчащим из нее пером. — Но чую: ты, Михайла, несмотря на все старания Мудра, рано или поздно станешь хозяином всего митряевского дела. А Митряевы испокон веков соперниками Прозоровых были…
— Неправильно это, — вновь перебил купца Валентин. — Пора с таким положением покончить. Прозоровы только зерном торгуют, а у Митряевых еще всяких дел полно. Я вам обещаю, Гурьян Гурьяныч, что как только стану главой митряевского торгового дома, то сразу всю торговлю зерном сверну, а деньги высвободившиеся в другие дела перенаправлю. А в доказательство… вот что я сделаю. — Валентин присел к столу, пододвинул к себе бумагу и начал писать: «Обязательство. Сим обязуюсь никогда не покупать и не продавать хлебное и иное злачное зерно там, где покупает и продает Гурьян Прозоров и его прямые потомки. Михайла Митряев».
Закончив писать, он достал из кармана свою печатку и пошарил глазами по столу в поисках сургуча. Гурьян Гурьяныч, сообразив, что он ищет, протянул ему небольшой темный цилиндрик и горящую свечу. Растопив сургуч, Валентин накапал небольшую лужицу под своей подписью и притиснул печатку. На застывающем сургуче отпечатались три буквы «М» в овале. Дождавшись, пока сургуч застынет окончательно, Валентин для порядка подул на него и протянул бумагу Прозорову. Тот внимательно прочитал ее, сравнил оттиск на сургуче с клеймом на слитке и хмыкнул:
— Гм-м… Две буквы «М» — это Михайла Митряев. А третья?
— Для красоты. Или для большей значимости…
Прозоров вновь хмыкнул:
— Гм-м… И много у тебя серебра?
— Пока на несколько таких слитков только и набралось, — постаравшись изобразить задушевную откровенность, посетовал Валентин.
— Ничего, еще повезет, — успокоил его Прозоров. Он положил перед ним еще один лист бумаги. — Ты пиши прошение в гильдию, Михайла. Быть тебе вскорости почтенным ярославским купцом. Я тебе в том ручаюсь.
После того как удалось заполучить в союзники самого Прозорова, Валентин поневоле впал в состояние, близкое к эйфории. Все проблемы, страхи, сомнения стали казаться не то чтобы мелкими и несерьезными, как раз наоборот, но свои силы, проницательность, понимание человеческой натуры, везение и удача наконец вдруг выросли в его собственных глазах, достигнув размеров почти титанических. В душе поселилась спокойная уверенность в том, что все запланированное у него получится — и добиться серьезного положения в здешнем обществе удастся, и рыбасоидов разыскать, и вернуть себе потерянный браслет.
Иван Альба заявился к ним поздним вечером, когда Валентин уже и перестал ждать его. Позднего визитера впустил в дом дядька Кондрат.
— Доброго здоровья тебе, благородный дон, — приветствовал Валентин гостя, с интересом разглядывавшего убогую обстановку нынешнего Валентинова жилища. Заметив этот взгляд, Валентин счел нужным дать гостю пояснение:
— Это временное жилище. Скоро мы съедем отсюда.
Дон Альба огляделся и лишь после этого ответил хозяину:
— Приветствую тебя, Михайла. Зачем звал?
— Хотел поблагодарить, — слукавил Валентин. — Если б не твое заступничество тогда в конторе у Дика Ричардсона, то стали бы мы с Силой добычей чертовых англичан. Тебе это происшествие никак не повредило?
— Н-нет… — Испанец пожал плечами. — Я всего лишь перестал после этого ходить к Ричардсону. Но, как я понимаю, вас там тоже не было. Значит, я ничего не потерял. — Говорил он по-русски бегло, не запинаясь, хотя и с заметным испанским акцентом.
— Точно, — подтвердил Валентин. — Нам там больше побывать не удалось. Хотя, думаю, надо бы навестить Дика и вернуть ему должок.
— Что ж, это правильно, — согласился с ним дон Альба.
— Ты вот удивился, что я в таком убогом доме живу… — Испанец из вежливости собрался было возразить хозяину, но Валентин остановил его движением руки: — Не возражай, я видел твой взгляд. И я с тобой согласен, домик действительно убогий. И в том, что я здесь оказался, есть часть вины и Дика Ричардсона. Дело в том, что я вынужден прятаться от своего отчима, мечтающего покончить со мной. Причем сделать это он хочет изощренно, так, чтобы моя смерть была приписана либо несчастному случаю, либо еще какой-нибудь случайной оказии. Дик же действовал по договоренности с ним. Ты избавил меня тогда от Дика, но я тут же угодил в лапы присных моего отчима. К счастью, мне удалось бежать с помощью моих друзей. И теперь я вынужден скрываться. Но в ближайшее время все должно разрешиться в мою пользу.
— Надеюсь на это, — весьма учтиво заметил благородный дон.
Теперь, когда со вступительной частью разговора было покончено, Валентин решил, что настала пора перейти к самой сути их беседы.
— Я принадлежу к одному из самых богатых купеческих родов Ярославля. Но, как видишь, разногласия с отчимом… Короче говоря, я со своими друзьями начал новое дело. И хочу спросить у тебя, Иван Альба, не считаешь ли ты для себя зазорным служить не верховному государю, не своему сюзерену, а купцам и купеческому делу?
Задавая этот вопрос, Валентин ожидал услышать либо «да», либо «нет», а уж если испанец даст свое согласие на службу, то тогда он намеревался расспросить его, чтобы поближе познакомиться с «анкетой» нового «сотрудника». Но расспрашивать не пришлось, ибо испанец, не давая прямого ответа на поставленный вопрос, начал рассказывать о себе.
— Я отпрыск древнего и славного кастильского рода. Правда, принадлежу к младшей его ветви, не уступающей старшей в доблести и геройстве, но значительно уступающей в богатстве.
Я был еще младше тебя, Михайла, когда отправился на службу в Новый Свет. Естественно, я хотел и разбогатеть, и поддержать славу своего рода геройскими поступками и свершениями. Что же я там увидел? Подлость и мародерство. Благородные дворяне именем Великого Белого Государя грабили и убивали. Они уничтожали великие государства, созданные нашими предшественниками, и расхищали их богатства. Они убивали местных жителей, восстанавливая их против нас. Для того чтобы прославиться и разбогатеть ныне в Новом Свете, надо стать предателем, изувером и грабителем. «Почему?» — спросил я себя. «Потому что всем в Новом Свете заправляют сейчас чертовы еретики», — нашелся ответ. («Точь-в-точь как у нас рыбасоиды», — подумал Валентин.) Тайные или явные. И там с ними не разобраться. Слишком много их, и слишком далеко Великий Белый Государь. Я вернулся на родину, поняв, что борьбу с еретиками надо начинать у себя дома. Я сражался с ними во Франции, Фландрии и Германии. И безуспешно. Взамен каждого убитого еретика встают трое, а то и пятеро. «Почему?» — вновь спросил я и не нашел ответа. А когда я задал этот вопрос своему отцу, то получил совет. «Что-то странное происходит в этом мире, Иван, — сказал он. — Боюсь, что здесь нам не разобраться. Поезжай-ка ты на Русь, туда, где восседает на троне Великий Белый Государь, туда, откуда прибыл в Испанию наш родоначальник, туда, откуда произошли все благородные семейства Европы. Может быть, там, вблизи, тебе и удастся разглядеть первопричину всей этой смуты».
И я приехал на Русь, мою историческую прародину. И что же я увидел? Великий Белый Государь, совсем еще мальчишка, сбежал из своей столицы и живет в путевом дворце, в провинции, окруженный все теми же еретиками. У вас их зовут жидовствующими. Гибнет Великая Мировая Империя, а он, хозяин всего мира, выделил себе, как какому-нибудь мелкому княжонку, опричный удел, отдав все остальное в управление Боярской думе, назвав это Земством. В Думе же без государя, без его твердой руки — разброд и шатание. Война с еретиками в Европе ведется из рук вон. Кому служить? Земству? Вступить в земское войско и отправиться в Европу бить еретиков? Это я уже проходил. Вступить в новое войско, набираемое молодым царем? Это значит самому стать еретиком. — Иван Альба покачал головой, состроив грустную мину, отчего его нафабренные усищи опустились книзу. — Вернуться домой? Не знаю… Что я скажу своему отцу? — Он сделал небольшую паузу, будто дей