— Тогда уже и пару пистолей к этому надо добавить, — предложил Ероха.
— Но имейте в виду, — заметил испанский кабальеро, — в оружии главное не красота, а…
— Тебе и оружие в руки, дон Альба, — подытожил Валентин. — Сам подберешь, пристреляешь, а уж потом мы на него украшения закажем. Но кроме этого мы ему подарим то, чего у него точно нет и быть не может.
— Чего?!
— Собак охотничьих.
Ответом Валентину был громкий гогот товарищей. Силка с Ерохой, смеясь, даже на пол повалились. Дон Альба из природной учтивости и благовоспитанности, естественно, не мог позволить себе такого, но и он не смог сдержать улыбки. Хотя смеялись они зря. Валентин знал, о чем говорил. Он этого мужика среди собачников еще зимой заприметил, когда они целыми днями околачивались на торжище. Только у него одного были собаки этой породы. Вернее, это нельзя еще было назвать породой. Порода еще не устоялась. Но у отдельных представителей все признаки были налицо. Высокий рост в холке, длинные ноги, сгорбленная спина и вытянутая вперед голова с длинными, узкими челюстями-щипцами, которыми так сподручно хватать на бегу зайца. Порода русских борзых официально появится гораздо позже, но Валентин был уверен, что здесь он столкнулся с тем самым заводчиком, от которого и пошла эта замечательная порода. Так что в Александровской слободе таких собак точно нет. Один шанс из миллиона. А эти дураки гогочут…
С того и начали собирать и готовить для царя Ивана Ивановича всевозможные подарки и сюрпризы. А только начали, и в голову стали приходить идеи одна интереснее другой. Так что на сборы ушла не одна неделя, а целых три. Правда, и Прозоров в неделю не уложился. Боярская дума, вопреки его ожиданиям, дала свое согласие на земское посольство в Александровскую слободу довольно-таки легко. Стоило Гурьяну лишь упомянуть, что от бояр не требуется ничего, кроме одобрения, как это самое одобрение в письменной форме было почти тотчас же и получено. С купечеством же пришлось повозиться, убеждая их в полезности и нужности посольства. Нет, дело было не в формальном одобрении. Соответствующую грамоту Прозорову в гильдии выписали примерно с той же скоростью, что и в Боярской думе. А вот со сбором денежных средств было сложнее. «К чему нам это посольство? — вопили смутьяны-заправилы. — Вон в прошлом годе Земской Собор собирали. Постановили войну продолжать, и денег мы на то дали. И что же? Ни денег, ни победы…» Пришлось помаяться Гурьяну Гурьянычу, доказывая каждому, что потому и нет победы, что все врозь. Царь сам по себе, боярство тоже, а купечество, как сироты беспризорные, от этой розни лишь страдает. И это только начало. Дальше страдать и мучиться будет больше. Короче говоря, Гурьян Гурьяныч за две недели управился, а Валентин после того еще с недельку или больше провозился, готовя свое посольство к отъезду. Благо еще, что октябрь выдался сухой и не холодный.
И лошадей, и сбрую, и оружие, как планировали, приобрели. А кроме того и много еще чего. И мастеров лучших наняли, которые оружие это изукрасили, доведя его до уровня шедевра. И даже собак борзых удалось найти, хотя оказалось это не так просто. Заводчик-то тот самый торговал только щенками, а Валентину нужны были собаки взрослые или как минимум годовалые, чтоб показать товар лицом. А у заводчика, как назло, только одна заводная пара и осталась. Естественно, он ее отказался продавать за любые деньги. Пришлось побегать вместе с ним в поисках его прежних покупателей. В результате Валентин стал обладателем прекрасной пары молоденьких борзых с такими четкими признаками породы, что хоть на собачью выставку их отправляй.
От покупки соколов, по здравом размышлении, решили отказаться, зато нашли такое… Гепардов, как отличнейших помощников в охоте на крупную дичь, на Руси знавали в былые времена. Но от этого самый быстрый в природе зверь не перестал быть для Руси самой что ни на есть экзотикой. Такого ни царь молодой, ни его окружение уж точно никогда не видели.
Первым клетку с гепардами в собачьем ряду углядел дон Альба, пока остальные беседовали с заводчиком. Самому Ивану не приходилось охотиться с этими дикими кошками, но наблюдать за такой охотой у себя в Испании ему довелось.
— Михайла, Михайла! — Дон Альба стал делать знаки руками, призывая к себе остальных.
Гепарды в клетке вели себя спокойно — один стоял, второй лежал, высоко подняв голову. Зато собаки в соседних вольерах заходились в хриплом лае. Продавал гепардов пожилой перс с длинной бородой, выкрашенной в ярко-рыжий цвет.
— Твои гепарды? — поинтересовался Валентин.
Перс кивнул увенчанной тюрбаном головой:
— Мои.
— К охоте приучены?
— Очень даже. Ох какой хороший охотник. Муж и жена. Очень спокойный. Ошейник видишь? Приучены. Сейчас цепь прицепим, и можешь идти. Ни на кого не кинутся, пока сам не прикажешь. Спокойный. Хороший охотник.
Перс, наверное, еще продолжал бы нахваливать свой товар, если бы Валентин его не остановил вопросом:
— Обращаться с ними умеешь?
— Конечна.
— Служить ко мне пойдешь — за гепардами ухаживать?
— Нет, дарагой, не могу. Торговля у меня. Купи раба. Он ухаживать знает. Охоту знает.
— Где он? Покажи.
Откуда-то из-под прилавка поднялся невысокий, худющий негр.
— По-русски понимаешь? — спросил у него Валентин.
— Мала-мала. Охота все понимать.
И гепарды, и их проводник были тут же приобретены и отправлены в митряевскую усадьбу. Но в этот день сюрпризы для Валентина и его друзей не закончились. Силка уехал отвозить покупки, а Валентин с доном Альбой и Ерохой продолжили бродить по торжищу. Но едва они прошли еще один ряд с живностью, как окрестности потряс могучий рык, заставивший всех присесть от испуга и начать вертеть головами — откуда же идет этот трубный глас?
— Горный лев, — уверенно заявил дон Альба. — Или кугуар. Только они могут так кричать. Уж я-то их наслушался в Вест-Индии. Ни с чем не перепутаю.
Друзья двинулись туда, откуда, как им показалось, раздался этот чудовищный рык.
За торговыми рядами, в отдельном закутке, стояла то ли будка, то ли огромный ящик из средней толщины бревен, рубленных в лапу. В передней стенке было сделано окно, забранное железной решеткой. И в этом окне красовалась великолепная усато-полосатая тигриная морда.
— Это не горный лев, — увидев зверя воочию, решил уточнить дон Альба. — И не кугуар. Я не знаю, кто это. Этот зверь крупнее.
— Ну и пасть у него, — восхитился Ероха. — Такой запросто башку откусить может. А вонища от него какая…
— Ты бы посидел взаперти, и от тебя не меньше воняло б. А зовут этого зверя — тигр, — заявил Валентин.
Рядом с будкой стояли двое. Судя по линялым, выгоревшим на солнце черкескам и мохнатым папахам, кавказцы.
— Откуда зверь? — спросил у них Валентин, указывая на будку.
— Терек, — равнодушно ответил один из них. Похоже было, что продать зверя они пытаются давно и порядком уже устали от зевак и просто интересующихся. — Не подходи, решетка, — предупредил он, когда Валентин шагнул в направлении будки. — Сразу гам-м… Нет рука.
— Сколько хочешь за него?
Этот вопрос, видимо, хозяину тигра тоже приходилось слышать не один десяток раз за день, поэтому он остался все таким же невозмутимым и равнодушным.
— Тысяча, — нехотя обронил он.
— Ты с ума сошел, джигит, — возмутился Валентин. — Пятьдесят рублей.
Теперь уже и продавец зажегся, увидев, что перед ним реальный покупатель. После получаса торгов и споров сошлись на двухстах рублях.
Вот так в посольском поезде оказались хищные звери. Кавказцы-продавцы были охотниками и наотрез отказались наниматься на службу, чтобы ухаживать за тигром. Но тем и замечательно ярославское торжище, что там можно найти все, что только душа пожелает. Через несколько часов активных поисков друзьям удалось нанять индуса, пообещавшего им не только ухаживать за тигром, но и выдрессировать его, сколько б ни было тому лет.
Едва поезд после ночной стоянки вновь растянулся по дороге в Александровскую слободу, как почти сразу же последовала остановка. Валентин выглянул из окна кареты (карета эта также предназначалась для царя. Купили ее у лучшего ярославского мастера, причем по подсказке Валентина подвеску ей доработали, оснастив ее рессорами).
— Что там такое? Не видно? — спросил он у Ерохи, ехавшего рядом верхом.
— Встали чего-то… А чего — не пойму… Постой, постой, едет кто-то.
Теперь уже и Валентин увидел кавалькаду всадников, скачущих от головы поезда вдоль стоящих повозок. Через минуту он уже мог разглядеть, что во главе этой небольшой кавалькады на вороном жеребце скачет человек, одетый во все черное. Остальные же были людьми Валентина.
— Опричник, — заметил Ероха.
— И сам вижу.
К ним подъехали Сила с доном Альбой, скачущий опричник тоже был уже в десятке метров.
— Кто такие и зачем в слободу едете? — крикнул он, осаживая лошадь.
— Федор! Князь Линский! — радостно заорал Ероха и, спрыгнув с лошади, поспешил навстречу опричнику.
— Ероха? — удивился тот, но от объятий старого знакомца, которого когда-то спас от волков, не уклонился.
Пока Ероха и Силка обнимались с встретившим их опричником, Валентин вышел из кареты и тоже подошел к Федору Линскому.
— Здравствуй, князь!
— Здорово, Михайла!
Они обнялись.
— Осуществил, значит, желание свое? Поступил на цареву службу?
— Ну… Когда я сюда приехал на добром коне да с оружием знатным, так меня сразу же в десятники и зачислили. А еще через месяц государь меня и поместьицем пожаловал в своих опричных землях.
— Значит, сделка наша тебе, князь, на пользу пошла?
— Еще бы…
Валентин достал из кармана обе грамоты — от Боярской думы и от ярославского купечества — и протянул их князю Линскому.
— Вот, князь, грамоты к царю от боярства и купечества ярославского. С посольством мы едем от Земства к царю Ивану Ивановичу, подарки ему везем.
Линский грамот в руки не взял, но с величайшим почтением оглядел подвешенные к ним золотые бляхи с сургучными оттисками, потом перевел взгляд на своих старых знакомцев и на длинный поезд посольства.