ыми государственно-политическими и партийно-общественными силами и пройдет весь XX в. в России!
В Объяснительной записке к законопроекту лидеры партии убедительно доказывали, что и в прошлом, и в настоящем Россия жила и живет «под режимом несвободы совести». Попытки царского правительства в предшествующие несколько лет устранить из религиозно-церковной жизни наиболее нетерпимые «стеснения» и «ограничения» и реализовать на практике положения Указа 17 апреля и Манифеста 17 октября 1905 г., не принесли положительного результата. Именно поэтому для народных избранников борьба за обеспечение принципа свободы совести в жизни российского общества должна была стать делом первостепенной важности[68].
По мнению кадетов, следовало бы принять закон как своего рода манифест о свободе совести. Причем, что очень важно, манифест исходил из принципиального положения, что не национальная принадлежность автоматически определяет религиозное самоопределение личности, а сама личность решает для себя этот вопрос, который становится делом выбора ее внутренних убеждений. Отсюда и другое важное положение – именно свободные личности, объединяясь в религиозные сообщества, предопределяют их свободную деятельность. Лишь восприняв эти новые подходы, можно было приступать к формированию религиозного законодательства, рассматривать и принимать законы, регулирующие те или иные конкретные практические стороны деятельности религиозных организаций различных направлений.
Но была и другая позиция. Министерство внутренних дел, которому правительством было поручено проведение реформ в вероисповедных вопросах, не видело необходимости в издании общего закона о свободе совести, а предполагало рассматривать законопроекты по отдельным конкретным сторонам религиозного законодательства. На первый взгляд такой прагматизм мог показаться предпочтительным. Однако на самом деле он был губительным для всяких попыток реформирования отжившего законодательства и преодоления административной практики, поскольку не имел ясной, понятной и принимаемой всеми (государством и обществом) цели.
Монархическое клерикальное государство не случайно не желало концептуального обсуждения смысла, принципов и целей, предлагаемых парламентскими партиями вероисповедных реформ, т. к. при этом тотчас же становились бы очевидными противоположные векторы намерений государства и демократического общества. Правительство, при всех своих формальных обещаниях расширить и утвердить свободу совести, на самом деле стремилось всеми силами сохранить статус-кво в государственно-церковных отношениях и лишь, в крайнем случае могло пойти на устранение наиболее одиозных пережитков религиозного, репрессивного по духу; законодательства. Содержание термина «свобода совести» по-прежнему сводилось исключительно к «веротерпимости», т. е. к сохранению государственной церкви и покровительству ей, при обещании некоторого смягчения политики в отношении иных религиозных объединений.
Совсем иное содержание вкладывалось в термин «свобода совести» ведущей на тот момент оппозиционной партией – конституционно-демократической. Один из ее идеологов А.К. Дживелегов писал:
Свобода совести есть дальнейшее развитие принципа веротерпимости, который непременно предполагает существование государственной церкви, пользующейся особым покровительством (запрещение менять религию господствующей церкви и проч.), причем остальные религии только не преследуются. Свобода совести предполагает признание государством следующих положений: каждый имеет право свободно выбрать себе религию, основать новую религию, переходить из одного вероисповедания в другое; каждый имеет право публично отправлять богослужение и говорить проповеди в духе исповедуемой им религии; никто не подвергается ограничениям политических и гражданских прав за принадлежность к той или иной религии. В этом виде свобода совести осуществлена во всех конституционных государствах. Высшее выражение свободы совести – это отделение церкви от государства, существующее в Соединенных Штатах, Мексике и некоторых швейцарских кантонах, подготовляющееся во Франции и осуществленное с некоторыми ограничениями в Голландии и Бельгии[69].
15 мая 111 членов Государственной думы от кадетской фракции внесли заявление о необходимости создания особой Комиссии по разработке законов о гражданском равенстве. Они указывали, что «гражданское неравноправие так глубоко проникло во все части нашего законодательства и охватило в какой-то мере все сферы жизни», что его устранение невозможно путем одного законодательного акта. Его следует устранять в процессе выработки и принятия ряда законопроектов, касающихся обеспечения равенства прав граждан: по признакам пола, принадлежности к сословию, вероисповеданию и национальной группе, участия в местном самоуправлении[70].
На своем пленарном заседании 5 июня Дума приступила к обсуждению предложения кадетов о принятии законов о гражданском равенстве. От имени кадетской партии выступил Ф.Ф. Кокошкин, который настойчиво требовал устранить привилегии одних сословий и ограничения других в правовой, национальной сферах, обеспечить равенство полов. При этом, касаясь вероисповедных проблем, он заявил: «Есть еще другая область, в которой также господствует неравенство, в которой оно сказывается также острым образом, быть может, еще даже острее, чем в группе предыдущей [сословное неравенство. – Авт.]. Это то неравенство, которое создается нашим законодательством на почве национальной и религиозной. У нас, господа, существует то, чего не существует ни в одном культурном государстве мира. У нас существует средневековый варварский пережиток – ограничение прав отдельных национальностей или лиц отдельного вероисповедания»[71].
Последовавшее вслед за этим обсуждение показало, что идеи отмены существовавших жестких ограничений по признакам национальной, вероисповедной или сословной принадлежности; и установления в России гражданского равенства нашли самый широкий отклик у депутатов. Они воспринимались как самоочевидные истины, которые следовало не доказывать, а практически реализовывать в жизни России, в том числе и через принятие соответствующих законов.
П.А. Столыпин, председатель Совета министров Российской империи в 1906–1911 гг.
[Из открытых источников]
Таврический дворец. В 1905–1917 гг. здесь располагалась Государственная дума. Санкт-Петербург. 1903
Открытка.
[Из открытых источников]
Однако первый опыт парламентаризма в России оказался неудачным и недолговечным. 6 июля 1906 г. председатель Совета министров И.Л. Горемыкин был заменен энергичным министром внутренних дел П.А. Столыпиным. 9 июля 1906 г., когда депутаты пришли в Таврический дворец на очередное заседание, то наткнулись на закрытые двери. Рядом на столбе висел манифест за подписью царя о прекращении работы Первой думы, т. к. она, по мнению царя, призванная «вносить спокойствие» в общество, лишь «разжигает смуту». Таким образом, Первая государственная дума просуществовала в России всего 72 дня. В силу своего досрочного роспуска, Дума не смогла обратиться к подробному обсуждению законопроекта о свободе совести, но все же свою позицию она озвучила, призывая к скорейшему утверждению в жизни общества принципа свободы совести.
Либеральная печать, подводя итоги деятельности Первой думы, уделила внимание и вопросам реформирования вероисповедного законодательства. В качестве основополагающего вывода отмечалось, что нельзя мириться с половинчатым решением, предлагаемым властью, нужно не просто расширение уступок в пользу требования веротерпимости, а «нужен разрыв» с прежними политическими традициями, видевшими в союзе церкви и государства оплот и основу строя. Подчеркивалось, что исходным пунктом новой политики государства в вероисповедных вопросах должен быть принцип свободы совести как неотъемлемое право человека и гражданина.
Дума была распущена с нарушением действующего закона о выборах, согласно которому вместе с роспуском должна была объявляться и дата новых выборов. Этого не было сделано по политическим соображениям. Новый премьер-министр П.А. Столыпин тянул время, чтобы попытаться создать коалицию с думскими фракциями и иметь возможность проведения собственных законопроектов по принципиальным вопросам. Переговоры с наиболее влиятельными политическими партиями и общественными лидерами на предмет их вхождения в состав правительства не принесли успеха. Тогда был взят курс на «очищение пространства» от неугодных видных деятелей предшествующей Думы путем арестов и административной ссылки и на проведение масштабных гонений в отношении оппозиционных периодических изданий.
20 февраля 1907 г. открылись заседания Государственной думы второго созыва. Всего было избрано 509 депутатов, среди которых два православных епископа и 20 священников. Они не создали отдельной конфессиональной фракции, а вошли в составы различных фракций: епископы – в правую, а священники примкнули к кадетам и даже к левым.
П.А. Столыпин 6 марта выступил перед думцами. Он охарактеризовал «реформы последнего времени» в России «перестройкой» всего государственно-национального бытия. Она должна, по его убеждению, превратить Россию в недалеком будущем в правовое государство, где главенствует писаный «закон», а не воля «отдельных лиц». Он призвал депутатов всемерно содействовать принятию необходимых России законов. Этих, как выразился Столыпин, «материальных норм», которые только и могут определить и установить «твердые устои новоскладывающейся государственной жизни России».
Представляя правительственные законопроекты по различным областям экономической, социальной и политической жизни, Столыпин остановился и на вероисповедной политике государства. Он признал, что эта сфера, как никакая другая, нуждается в срочных реформах, поскольку явственно обнаружился правовой вакуум. Премьер призвал в срочном порядке внести изменения в действующее законодательство, а также выработать новые вероисповедные законы.