Встал со своего места и архиепископ Сергий (Страгородский). Достал свернутый вчетверо листок и принялся читать: «Мы повинуемся воле Временного правительства и разъезжаемся по своим епархиям. Но мы заявляем протест…» То был подготовленный членами Синода старого созыва текст заявления. В нем они выражали свое недовольство и желали обратить внимание власти на произвол в отношении церкви. Уволенные иерархи поручили Сергию, как единственному оставшемуся в составе Синода, довести его содержание до обер-прокурора. Он продолжал читать: «Мы протестуем, поскольку созыв нового состава Синода неканоничен. Ибо и сами епископы в Синод должны избираться всем епископатом, а пресвитеры – всем духовенством. Этого нет, и потому мы протестуем».
Завершив, Сергий хотел было и от себя лично привести доказательства обоснованности претензий уволенных, но смог только произнести: «Господин обер-прокурор…» И тут же был грубо прерван Львовым. Все поняли, что отныне инициатива в деятельности Синода принадлежит не им, а, как это бывало и ранее, обер-прокурору, пусть и «революционному». Им же оставлена незавидная роль марионеток, послушно исполняющих его указания.
В течение трех дней члены нового состава Синода в бурных спорах обсуждали Обращение к клиру и пастве «О мероприятиях высшей церковной власти в связи с предстоящим созывом Всероссийского поместного собора и спешным проведением в жизнь некоторых изменений в области церковного управления». Если главной задачей церковного сообщества объявлялся созыв Поместного собора, то второй – проведение выборного начала во все доступные формы управления, в духовной школе и в церковном суде, поскольку «при изменившемся государственном строе Российская православная церковь не может оставаться при тех порядках, которые отжили свое время»[115].
В целях достижения главных целей Синодом были приняты «Временные положения» и постановления о приходе, о епархиальном управлении, о выборах духовенства и епископов, о Духовных академиях, об исключении из клировых ведомостей «доносительной графы» о поведении прихожан и членов их семей, о разрешении священнослужителям поступать в светские высшие учебные заведения, о разрешении студентам Академии участия в политических партиях и проживание на частных квартирах.
Но и после назначения нового состава Синода трения между ним и обер-прокурором не прекратились. Работе не раз мешали конфликтные ситуации, возникавшие из-за самоуправных действий В.Н. Львова, который зачастую игнорировал Синод, единолично принимая решения по важнейшим церковным вопросам.
Религиозное «пробуждение» в российском обществе
Весна 1917 г. – уникальный период в истории России, характеризующийся бурным проявлением религиозной жизни во всем ее многообразии, религиозным возрождением и обновлением. Всколыхнулась многомиллионная православная паства. Лозунг «демократизации» церковной жизни выдвигался чуть ли не повсеместно. Многочисленные съезды духовенства и мирян, наряду с внутрицерковными, выдвигали и политические вопросы. Порою «бунтующие низы» свергали нелюбимых епископов с кафедр из-за их «пристрастия» к прежнему режиму и требовали от Синода утвердить эти решения.
В поддержку таких требований зачастую выступали и новые местные власти. Из Рязани, к примеру, телеграфировали 13 марта 1917 г. обер-прокурору: «Учитывая всю предшествующую деятельность епископа Рязанского Димитрия (Сперовского), стоящего во главе Союза русского народа и принимая во внимание его широкую, все время возбуждавшую население агитационную черносотенную пропаганду во время богослужения, Рязанский исполнительный комитет просит принять меры к срочному удалению Рязанского епископа Димитрия».
Чуть позже в Синод пришел доклад викария Рязанской епархии епископа Михайловского Павла (Вильковского), в котором он сообщал об обстоятельствах «удаления» епископа Димитрия. С особенной горечью описывалась безучастность верующих масс, по церковной терминологии, «тела церковного и семьи духовной», составлявших епархию. «Оказалось, – писал епископ, – ни “семьи”, ни “тела” как не бывало. “Тело” показало себя совершенным подобием бесчувственного трупа, семья – состоящей из одних почти младенцев, которые умеют кое-как лепетать свои молитвы в Божьих храмах, да крепко спорить о том, сколько пятаков и гривенников скостить по случаю “свободы” с своих попов на каждой требе, да с отца благочинного, когда он поедет за сборами на нужды епархии»[116].
Похожие ситуации складывались во многих других губерниях: Владимирской, Воронежской, Екатеринбургской, Екатеринославской, Житомирской, Иркутской, Калужской, Костромской, Московской, Нижегородской, Орловской, Тверской, Харьковской. Синоду приходилось выкручиваться из щекотливых положений. Оскандалившихся пастырей вывозили в Петроград, а затем, бывало и насильно, отправляли на покой, определяя новое место жительства[117]. Обер-прокурор настаивал, чтобы их замещение проходило в выборном порядке на епархиальных съездах с широким участием духовенства и мирян.
В публичных выступлениях приходского духовенства и рядовых верующих все чаще звучали обличительные слова в адрес епископата. Накопившиеся за многие годы «обиды» на власть духовную выливались на страницы светской и даже церковной прессы. Широкий резонанс получило открытое письмо профессора Варшавского университета П.В. Верховского, опубликованное во «Всероссийском церковно-общественном вестнике», в котором были и такие слова:
С самого принятия Русью христианства русские епископы стали великими владыками с господствующей властью над огромными епархиями. Будучи нередко аристократами по происхождению и, безусловно всегда… монахами, русские епископы вознеслись высоко над простым клиром и мирянами и, упоенные своим величием и властью, почти забыли о морально пастырском характере своего «служения». Великая гордыня духа при внешнем «смирении» стала отличительной чертой русского епископата, и он более всего был озабочен сохранением своего величия и пышности, требуя, особенно от рядового духовенства, безусловно «благопокорности», рабского послушания и безгласности… В результате всего этого получилась глубокая рознь между православными епископами и духовенством в России и полный упадок веры и жизни церковной[118].
И в последующем на страницах этого издания (как и многих других) появилось немало аналогичных признаний со стороны иерархов и видных церковно-общественных деятелей.
Политические изменения в России, ставшей самой свободной страной в мире, раскрепощение общества, а также объявленная Синодом демократизация церковной жизни вызвали необычайное оживление. Со своими программами к духовенству и верующим обращаются самые различные церковные группы и движения. Это существовавшие еще во времена Предсоборного присутствия и Предсоборного собрания – «Группа 32-х» и «Союз прогрессивного петроградского духовенства», которые публично и сразу приветствовали Временное правительство и его церковный курс, направленный на «уничтожение цезарепапизма» и призвали клириков и мирян активно включиться в дело построения новой России и новой свободной церкви. В центре внимания их лидеров была не только церковная проблематика, но вопросы политические и экономические [119].
Среди вновь возникших после Февральской революции выделялись:
• «Союз церковного единения», во главе которого стояли петроградские священники П. Кремлевский и Г. Сербаринов, а в программе главной целью значилось объединение православного клира и верующих в обновленной церкви, построенной на свободных началах.
• «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян», возглавлявшийся членом Думы из фракции прогрессистов священником Д.Я. Поповым. Ему удалось привлечь в ряды Союза таких видных общественных деятелей, как протоиерей А.И. Введенский и профессор Б.В. Титлинов. Программа Союза далеко выходила за рамки чисто церковных вопросов. Основной постулат («демократизация») включал в себя демократизацию политическую (республика, народовластие), социальную (уничтожение сословий, равноправие женщин, абсолютная свобода мысли, слова и совести, обязательное бесплатное обучение в низшей школе и бесплатная средняя и высшая школа, преподавание на родном языке), экономическую (справедливое отношение между трудом и капиталом, равномерное распределение земных благ между всеми).
Епископ Бельский Серафим (Остроумов)
[Из открытых источников]
Демонстрация у здания Моссовета. 1 мая 1917
[Из архива автора]
Митинг рабочих и солдат в Москве. 1 мая 1917 Открытка. [Из архива автора]
Текст из статьи епископа Серафима
«Досточтимые отцы и братие. Сегодня – “праздник свободы”. Кровью обливается наше сердце, и всей душой скорбим мы, что Церковь в Москве осталась сегодня совершенно безучастной к народному торжеству: храмы почти все заперты, как в обыкновенный будний день, богослужения нарочитого нет, звона колоколов не слышно… А народ ликует, радуется…
Какая, по-видимому, глубокая пропасть между нами и народом – паствой нашей! Заперлись мы сегодня в своих комнатах и сидим, боясь выйти на улицу, как просидел весь день и я, совершенно отрезанный от людей, их дум и чувств. Конечно, не место пастырю быть на улице, но нам сегодня следовало бы быть в храме, чтобы душою слиться с теми, кто ныне празднует, торжественным богослужением, звоном колоколов показать, что мы, действительно, сочувствуем той свободе, которая провозглашена в великие мартовские дни и которая дорога нам, потому что она покоится на учении Самого Христа и апостолов и составляет и дух, и сущность Евангелия. Мы должны были быть сегодня с народом, как Христос был с ним всегда, ибо ни одно учение так не демократично, как евангельское».