Как вспоминал спустя тридцать лет митрополит Волынский Евлогий (тогда архиепископ Волынский): «Либеральные профессора стояли за синодальное, коллегиальное начало и высказывались против патриаршества, усматривая в нем принцип единодержавия, не отвечающий якобы требованиям данного исторического момента. Этот взгляд одержал верх, и патриаршество в Предсоборном присутствии (Совете) провалили»[146].
Стоит добавить, что причину «провала» идеи патриаршества следует искать, очевидно, и в духовно-нравственном состоянии епископата, и в господствующих в обществе оценках и отношении к нему в момент крушения самодержавия[147]. Этому подтверждение можно найти и в свободной от официальной лакированности частной переписке иерархов Русской церкви. К примеру, епископ Иннокентий (Пустынский) в конце марта 1917 г. писал своему духовному наставнику архиепископу Новгородскому Арсению (Стадницкому):
Церковь Христова в свободной державе Российской ныне освободилась от векового рабства и для нее занялась заря апостольской жизни в свободной стране. Со свержением монархии Церковь избавилась от позора, от участия в навязанном ей грехе цезарепапизма… Нам теперь надлежит незамедлительно собраться вкупе для избрания патриарха и решения множества возникших вопросов. Воспитанные в рабстве, страдая слабоволием и будучи лишены инициативы, мы едва ли найдем в среде себя достойного кандидата на патриарший престол[148].
Заинтересованно и остро обсуждался в VIII отделе Совета еще один насущный вопрос – о правовом положении церкви в государстве. С вступительным докладом выступил профессор Ф.И. Мищенко, представивший современные формы церковногосударственных отношений. По его мнению, в Европе были две системы: первая – система отделения (Франция) и вторая – система государственного верховенства над церковью (Германия). Докладчик отдавал предпочтение второй форме как «системе будущего», и для России особо подходящей, поскольку в России, как ему казалось, нет причин, которые вызвали в некоторых странах отделение церкви от государства.
Эта точка зрения не была поддержана председателем отдела архиепископом Арсением (Стадницким). По его мнению, существовали четыре вида церковно-государственных отношений:
1) католический (где церковь и государство существуют параллельно);
2) протестантский (где церковь является частью государства);
3) частно-правовой (где церковь низводится на положение частного общества);
4) византийский («симфония» церкви и государства).
Архиепископ высказался и против «симфонии», и против французской модели отделения, заявив, что «государство должно признать за церковью великую культурную силу и оказывать ей всяческую поддержку». Все же, как заметил он, «системой будущего» правильнее назвать систему отделения церкви от государства, «как последнюю стадию в историческом процессе постепенного разграничения светской и духовной областей»[149]. Архиепископ заключил, что отдел остановился на принципе «свободная церковь в свободном государстве», при котором церковь перестанет быть ведомством и ее союз с государством будет не внешним, а внутренним. Это мнение архиепископ донес 13 июля до общего собрания Предсоборного совета.
Совет после постатейного чтения принял проект документа «О правовом положении Православной церкви в России». Несколько позднее, 19 июля, документ был утвержден Синодом. Данный проект вобрал в себя наиболее принципиальные и пользующиеся наибольшей поддержкой у православной иерархии и духовенства положения, ранее выдвигавшиеся и озвученные на различных съездах духовенства, в церковной печати. Очевидны три основополагающих момента:
1) свести к минимуму прямую административно-управленческую зависимость церкви от светских властей;
2) не только сохранить прежние преимущества и привилегии церкви, но и постараться расширить и узаконить их;
3) выстроить систему взаимоотношений церкви и государства, свойственную конфессиональному государству, тем самым напрочь отринуть идею светского государства для России.
В заседаниях Предсоборного совета определена была дата открытия и место проведения Поместного собора – 15 августа, в день Успения Пресвятой Богородицы, в Успенском соборе Московского Кремля. Это объяснялось, во-первых, желанием успеть подготовить решение Собора о государственно-церковных отношениях в новых условиях до начала работы Учредительного собрания (30 сентября); и, во-вторых, необходимостью успеть подать предложения в формируемый на 1918 г. государственный бюджет по ассигнованиям на нужды церкви.
Вопреки раздававшимся предложениям ограничить круг участников Собора исключительно епископами, большинство Совета проголосовало за то, чтобы пригласить к участию в Соборе: епископов, клириков и мирян, выборы которых должны были состояться в три этапа: на приходских, благочиннических и епархиальных собраниях. Кроме епархий делегаты на Собор выдвигались от армии и военного духовенства, от монастырей и духовных академий, от университетов и Академии наук, от Государственной думы и Государственного совета.
Предсоборный совет заседал в обстановке углубляющегося кризиса Временного правительства, обостряющейся борьбы между различными социальными силами и движениями, политическими партиями. В Петрограде 3–5 июля 1917 г. проходили многолюдные стихийные антиправительственные выступления. Участвовавшие в них солдаты, матросы, рабочие протестовали против продолжения Временным правительством военных действий на фронтах, требовали немедленной отставки правительства, передачи власти Советам и переговоров с Германией о заключении мира. Большевики пытались возглавить этот протест и взять власть в свои руки.
Казаки на Дворцовой площади в дни июльских событий.
Петроград.
Июль 1917 [РГАСПИ]
Митрополит Евлогий (тогда архиепископ Волынский) спустя 30 лет так описывал обстановку, в которой работал Совет:
Наша работа протекала в тревожной, накаленной атмосфере. Помню, 3 июля, не успели мы прийти на заседание, раздался пулеметный треск: тра-та-та… тра-та-та… Смотрим в окно – толпа народу… Рабочие, работницы, красные флаги. Крик, шум, нестройное пение «Интернационала»… По тротуарам бегут испуганные прохожие, мчатся грузовики с вооруженными до зубов людьми. Доносятся ружейные выстрелы. Члены нашего собрания нервничают. Кричат председателю архиепископу Сергию: «Закройте! Закройте заседание». Но он спокойно возражает: «Почему нам не работать». Работа продолжалась, и даже прибывшие с Васильевского острова архиереи, с большим трудом добравшиеся до Литейной, своими бледными расстроенными лицами не поколебали хладнокровия председателя. Так под треск пулеметов и выстрелов в этот день работал Предсоборный совет[150].
Расстрел июльской демонстрации в Петрограде. 4 июля 1917 [РГАСПИ]
В конце концов правительственным войскам, опиравшимся на сводные отряды георгиевских кавалеров и юнкеров, под прикрытием артиллерии удалось разогнать восставших. Но и Временному правительству пришлось поступиться некоторыми своими фигурами: ушел в отставку министр юстиции П.Н. Переверзев, а затем и председатель правительства князь Г.Е. Львов. На место последнего был избран А.Ф. Керенский; первое, что он сделал, – переместил правительство из Мариинского дворца в Зимний. В конце июля освобожден был от обязанностей обер-прокурора Святейшего синода В.Н. Львов, что в православных кругах было воспринято с облегчением. На его место был назначен А.В. Карташев [151].
А.В. Карташев, товарищ обер-прокурора и обер-прокурор Святейшего синода, министр исповеданий Временного правительства в марте – октябре 1917 г.
[Из открытых источников]
В июле, завершив свои основные дела, согласно намеченной ранее повестке заседаний, члены Совета стали разъезжаться из столицы по своим епархиям, чтобы оттуда направиться вместе со своей делегацией в Москву, на открытие Поместного собора.
…На Московском вокзале Петрограда царило обычное оживление. Толпы приезжающих и отъезжающих, встречающих и провожающих. Снующие между людьми ловкие носильщики, разносчики всякой снеди и товаров, проводники, машинисты, нестройные солдатские ряды, крестьяне с заплечными мешками, спешащие по своим делам мальчишки. Разноголосый шум и гул. Казалось, каждый занят своим собственным делом и в этой занятости не замечает происходящего вокруг. Но все же в этой толпе возбужденных лиц нельзя было не обратить внимание на несколько десятков людей, собравшихся и деловито что-то обсуждавших возле одного из вагонов скорого поезда Петроград – Москва. То были делегаты от Петроградской епархии на открывающийся вскоре в Москве Поместный собор, а также члены завершившего свою работу Предсоборного совета и Святейшего синода – архиепископы, епископы, протоиереи, священники, миряне, профессора и преподаватели духовных учебных заведений.
Вот, наконец, проводник объявил об отправке поезда. Последние прощальные слова, пожелания, напутствия, возгласы. Еще немного, и поезд тронулся.
Ближе к вечеру архиепископ Сергий (Страгородский) пригласил к себе в купе ехавшего в том же вагоне протоиерея Успенского собора Московского Кремля Николая Любимова. Сергий припомнил, что в суете перед отъездом он не смог поговорить с ним во время заседания Синода, хотя тот и просил его об этом. Теперь Сергию хотелось загладить свою неловкость.
– Отец Николай, простите великодушно, что не удалось нам переговорить. Но сейчас обстановка вполне к тому располагает. До второй столицы ехать и ехать. Побеседуем?
– Ну что Вы, владыка, это я как-то упустил из виду… Последний петроградский день… хлопоты перед отъездом.