– Так что у вас за дело ко мне? – спросил архиепископ.
– Получил я письмо от протоиерея Иоанна Восторгова. Просит он моего ходатайства перед Синодом о назначении его в какую-либо Миссию нашей церкви: Японию, Китай, Корею, Америку или даже в Австралию. Вы, владыка, председатель Миссионерского совета, вот я и подумал, что только Вы и можете ему помочь.
– О, не сомневайтесь, я всецело в вашем распоряжении. И чем могу – помогу. Ведь, право, таковых проповедников и праведников, как отец Иоанн, у нас немного, и пренебрегать им нам грешно. Особенно при теперешнем безлюдье. Правда, непосредственно этим делом смогу заняться лишь после начала Собора. Давайте условимся вернуться к разговору через пару недель.
Сергию не хотелось заканчивать разговор неопределенными обещаниями. Хотя в последние четыре месяца они вместе заседали в Синоде, участвовали в обсуждении различных общественно-церковных вопросов, но близости между ними не установилось. Воспользовавшись представившимся случаем, Сергий желал растопить холодок официальных отношений с протоиереем Николаем Любимовым. Тем более в Москве, куда они сейчас направлялись, он был уважаемым и известным человеком, и от него зависело разрешение множества практических проблем открывающегося Собора. Да и интересно было узнать, что называется, из первых рук о проблемах церковной жизни в Москве, о переменах, происшедших весной и летом текущего года.
– Отец Николай, уважьте, что в Москве? Газеты расписали февральские события, да разве им можно верить?!
– Бурлила Москва весной… Не было популярнее слов, чем «свобода», «республика», которые буквально пьянили людей. Митинги, собрания, толпы праздношатающихся людей в центре города. Все приветствовали друг друга, украшали себя красными бантами, раскупали и одаривали друг друга бронзовыми медальонами с изображением «Свободной России». На улицах, в общественных местах, на зданиях – трехцветные имперские флаги заменились красными. Они же объявились в военных частях, расквартированных в столице.
– Похоже, похоже, как и у нас в Петрограде… И сразу всплыли на поверхность либеральные батюшки, примкнувшие к революции и громко заговорившие о церковных реформах?
– Да, так. Молодые монахи и либеральные батюшки неизвестно чему радовались и ходили гоголем, точно их рублем одарили. Но вот монастырские старцы и маститые отцы протоиереи, поседевшие в консисторских интригах, вели себя уклончиво, сумрачно отмалчивались. Тогда как мелкая челядь дерзала: пела под пьяную руку революционные песни, ходила на митинги, даже «выступала» на них перед жадно глазевшим столичным сбродом, требовала «освобождения» церкви от «темных сил», удаления отовсюду тех, кто запятнал себя связями с Гришкой Распутиным, с царской фамилией.
– Потому-то и требовали смещения владыки Московского Макария? Кстати, где он и как живется ему?
– Сообщали мне, что пока обосновался он в Троице-Сергиевой лавре. Внешне вроде бы успокоился. Хотя слухи ходят, что интригует старец-митрополит против вновь избранного московского владыки Тихона. Ждет Собора, чтобы передать свою просьбу о пересмотре решения Синода о своем увольнении как принятого под давлением «бесноватого» обер-прокурора Львова.
– Да-да… Твердый старец. Трудненько, наверно, архиепископу Тихону?
– Трудновато… ибо всё в Москве ему мало известно и мало понятно. Да и Москва не знает его. Епархиальный съезд в июне поддержал его не столько за заслуги, сколько в пику Самарину и его группировке, продвигавшей того в епископы. Не захотели батюшки власти над собой бывшего обер-прокурора, светского в общем-то человека, хотя бы и принял он монашество. Хотели своего… духовного… монаха… Ну, а сейчас у него масса организационных и хозяйственных дел. Шутка ли принять Собор со всеми участниками и гостями! Много сложностей и с властями, которых надо уговорить прийти на открытие и заседания Собора… Не все чиновники хотят, как это, по-сегодняшнему, светиться рядом с Церковью.
– Ну, владыка Тихон… Столько у него опыта по таким делам… Убежден – справится. Хотя тут есть дело всем его помощникам… Да, а Кремль-то как, готов к празднику? Помнится, вы в Синоде призывали рассмотреть вопрос о ситуации в Успенском соборе, о «нестроениях» говорили?
– Эх, владыка, какие там нестроения, теперь о надвигающейся беде кричать надо. Ходил в Петрограде я по инстанциям разным, поскольку Львов этот вопрос в Синод не пропустил. Просил денег, ибо казна-то денег не дает, а надо же ремонтировать, реставрировать, топливо заготавливать, да и клир содержать. Теперь вот узнал, что в Москве ходят слухи и разговоры разные, что соборы Кремля собираются передавать в ведение и на попечение Московской епархии, т. е. и Успенский собор, и причт лишены будут всяких субсидий и казенного жалованья. И уж совсем страшные слухи ходят о готовящемся изъятии мощей, о террористических акциях на территории Кремля.
– В это просто не верится, отец Николай. Прямо апокалиптические ужасы, да и только.
– Верить, не верить…. но я на всякий случай к московским властям с ходатайством обратился, чтоб охрану не снимали, а усилили.
– Вот это верно. В Успенском соборе, да и на территории Кремля, запланированы все основные торжества по случаю открытия Собора, и соборяне, и публика будут ходить, а тут такие угрозы.
За разговором время летело незаметно. Уже и лампу проводник принес, и чай горячий в очередной раз поставил на стол. А расходиться собеседникам, вдруг почувствовавшим взаимную симпатию друг к другу, не хотелось. Да и о многом еще нужно было поговорить. Но делать нечего: предстоящий день в Москве обещал быть очень напряженным, и надо было к нему готовиться. Собеседники договорились не терять друг друга из виду и разошлись.
Московское подворье Валаамского монастыря. Начало XX в.
[Из открытых источников]
В середине наступившего нового дня поезд прибыл на Николаевский вокзал второй столицы. Архиепископ Сергий и протоиерей Николай Любимов вместе вышли на привокзальную площадь. Здесь их уже ждали. Тепло попрощались, и Любимов поехал в Кремль, а архиепископ Сергий – на подворье Валаамского монастыря, что вблизи Брестского вокзала. По многолетней привычке здесь он останавливался, бывая в Москве. Место было удобное во всех отношениях: несколько отдаленное от кипящего страстями центра города, хотя и очень близко ко всем основным городским транспортным артериям, предполагаемым местам проведения Собора и размещения его членов и гостей. Немаловажным обстоятельством было и то, что на подворье поддерживался почти в неизменном виде комфортный быт и порядок для проживающих.
Глава 5Поместный собор Российской православной церкви. 1917–1918
Первая сессия: 15 августа – 9 декабря 1917
После того как Синод утвердил порядок выборов делегатов на Поместный собор и дату начала его работы 15 августа, в каждой из епархий формировались делегации на Собор[152]. В них входило пять человек: два – от клира и три – от мирян.
Московская духовная семинария. Москва. Конец XIX в.
[Из открытых источников]
За неделю до назначенной даты делегации от епархий начали прибывать в Москву. Они приходили в Московскую духовную семинарию на Божедомке. Поскольку воспитанники были на каникулах, то все здание было передано соборянам. В семинарском общежитии каждому делегату были выделены кровать, подушка, тюфяк, вешалка для одежды и… более ничего. В каждой из комнат, где их размещали, располагалось более шестидесяти человек – люди разных чинов и званий: военные, интеллигенция, столичное и провинциальное духовенство, низшие клирики, педагоги духовных учебных заведений. Все они будто каким-то чудом перенеслись в отдаленную эпоху своей то ли академической, то ли семинарской жизни. Теперь они, члены Собора, должны были по звонку являться на обед и ужин, в известные часы идти за порцией хлеба, оставлять столовую после чаепития. За все каждый платил по шесть – семь рублей в сутки, имел хороший обед и ужин и полфунта хлеба, за которым не приходилось стоять по нескольку часов в длиннющих хвостах-очередях, ставших обычным явлением для москвичей. По звонку же предполагалось посещение разных собраний, совещаний, лекций, на которых на разные темы выступали академические профессора.
Размещение епископов было чуть более комфортным. Отведенные для них классные комнаты разделялись временными перегородками, так что получались вполне комфортные отдельные помещения, в которых могли разместиться два-три человека. Имели архиереи-делегаты и отдельную небольшую комнату для питания. Некоторые из делегатов Собора, пользуясь связями, знакомством и протекцией располагались в зданиях церковных учреждений в Кремле, в московских монастырях и при церковных учреждениях.
Московский епархиальный дом. Москва. Начало XX в.
[Из открытых источников]
Московскую семинарию окружал огромный парк с вековыми деревьями и прекрасными аллеями, ставший местом для прогулок, уединения и отдыха. Еще одним преимуществом расположения семинарии стала ее близость к Епархиальному дому (Лихов переулок, 6), где должны были проводиться заседания Собора. Здесь на первом этаже разместилась канцелярия Собора и, что немаловажно в те годы, буфет. На втором этаже располагались большая зала, получившая наименование Соборной палаты, а также ряд малых зал, где планировалось проводить заседания различных органов Собора. Близость двух основных зданий, где планировалось проведение Собора, делала ненужными траты соборян на московских «товарищей извозчиков», заламывавших астрономические цены за свои услуги.
С первых дней в семинарском храме Николая чудотворца ежедневно и неопустительно совершались архиерейские служения. Обязанности регента исполнял епископ Туркестанский Иннокентий (Пустынский), а уставщиком стал епископ Пермский Андроник (Никольский). В качестве чтецов и свещеносцев выступали лица с очень высоким служебным и общественным статусом, почитавшие за великую радость исполнять возлагаемые на них обязанности. Нельзя сказать, что соборяне были аккуратными и усердными ежедневными посетителями церкви, но все же почти каждый член Собора, хоть ненадолго, хоть до утренней молитвы, захаживал в церковь. Такой вольный порядок посещения служб иногда приводил к конфузам, когда епископу приходилось служить литургию одному – без священника и диакона.