[186]; декрет «О земле» передавал в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов все монастырские и церковные земли[187]; «Декларация прав народов России»[188], как и обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»[189], отменяла все и всяческие национальные и религиозные привилегии и ограничения, деление религий на «господствующие», «терпимые и нетерпимые».
Декрет о земле, принятый на II съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. 26 октября (8 ноября) 1917
Опубликован: Известия ЦИК. 1917. 28 октября (10 ноября)
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1.Д. 903. Л. 1]
…Восстановление патриаршества меняло прежнюю систему высших органов церковного управления. 9 декабря 1917 г. первая сессия Собора завершила свою работу. Одними из последних были приняты акты, относящиеся к деятельности высших органов церковной власти. Четко были прописаны права и обязанности патриарха, который наделялся правом созывать церковные соборы и председательствовать на них, сноситься с другими автокефальными православными церквами, обращаться с посланиями, посещать епархии и заботиться о замещении архиерейских кафедр, привлекать виновных епископов к церковному суду. Устанавливалась и ответственность патриарха в случае нарушения им своих обязанностей.
Постоянными органами Высшего церковного управления в период между Поместными соборами становились Священный синод и Высший церковный совет. Священный синод состоял из патриарха (председатель) и двенадцати членов из числа иерархов[190]. Согласно определению Собора, к компетенции Священного синода отнесены были дела вероучительного, канонического и литургического характера. Синод заботился «о нерушимом сохранении догматов веры и правильном их истолковании», контролировал перевод и печатание богослужебной литературы. Высший церковный совет состоял из патриарха (председатель) и пятнадцати членов (из иерархов, священников и мирян). Он ведал установлением и изменением центральных и епархиальных церковных учреждений, назначением должностных лиц в них, пенсионным обеспечением духовенства и церковнослужителей[191].
По окончании первой сессии ее участники разъехались по епархиям, неся в массы, захваченные новым потоком революционной волны, общецерковное видение политических процессов в России и информацию об отношении церкви к вероисповедной политике большевиков.
Созыв второй сессии был намечен на конец января 1918 г.
«Церковь отделяется от государства…»
В период до начала новой сессии Собора, в течение ноября 1917 – января 1918 г., Совет народных комиссаров (Совнарком) неоднократно обращался к вопросам своей церковной политики. Курс на строительство светского государства подтвержден был в последовавших декретах ВЦИК и Совнаркома «О расторжении брака» [192] и «О гражданском браке и о ведении книг актов гражданского состояния»[193]. Отныне из монопольного ведения государственной церкви и всех иных религиозных организаций изымалась регистрация актов гражданского состояния. Церковный брак утрачивал юридическую силу, а взаимоотношения между супругами регулировались государственными законами. В соответствии с этими декретами начался процесс изъятия из религиозных организаций всех метрических книг и записей. Одновременно им предоставлялась возможность изготовления копий метрических записей, ранее зафиксировавших совершение религиозных обрядов, членство человека в той или иной религиозной организации[194].
Согласно постановлению Совнаркома «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Комиссариата по народному просвещению», во всех государственных учебных заведениях упразднялись должности законоучителей[195]. Примечательна последняя фраза этого документа: «Вопрос о церквах при этих учреждениях будет разрешен в связи с декретом об отделении церкви от государства». Она впервые официально раскрывала тот факт, что в недрах госаппарата шла работа над проектом декрета об отделении церкви от государства. Тогда же, 11 декабря, Совнарком для подготовки проекта декрета сформировал специальную комиссию в составе: П.И. Стучка – заместитель наркома юстиции, А.В. Луначарский – нарком просвещения, М.В. Галкин – православный священник [196]. Несколько позднее эта комиссия пополнилась новыми членами: П.А. Красиковым – член Коллегии Наркомюста и М.А. Рейснером – профессор права Петербургского университета.
Безусловно, и большевики в целом, и комиссия в значительной степени были зависимы от настроения масс, которые настойчиво требовали «полной свободы совести». В адрес центрального правительства, местных органов власти поступали многочисленные петиции от солдатских и крестьянских съездов, от коллективов фабрик и заводов с требованиями отделения церкви от государства и школы от церкви, введения всеобщего обязательного светского образования, объявления религии частным делом каждого гражданина, национализации монастырской и церковной собственности, установления равенства граждан независимо от отношения к религии, обеспечения правового равенства всех религиозных объединений.
В редакции центральных и местных газет во множестве поступали письма из различных регионов России, в которых резко осуждалась политическая позиция церкви не только в прошлом, но и в настоящее время. «Сотни лет, – можно прочитать в одном из них, – кучка дворян и помещиков угнетала миллионы крестьян и рабочих. Сотни лет пили кровь и расхищали труд народный. А вы благословляли тогда этот строй, говорили, что эта власть законная. А теперь, когда у власти встал сам народ, трудящийся народ, который стремится к миру, к братству, равенству, вы, “духовные отцы”, не хотите признать его власти. Народ знает, кому нужны ваши драгоценные митры, золотые кресты и дорогие одежды»[197].
…31 декабря 1917 г., Москва, Покровский храм Марфо-Мариинской обители. Многолюдно. Люди пришли, чтобы совместно встретить новый, 1918 год. Подходит к концу предновогодняя служба под началом патриарха. Наконец, Тихон выходит на середину зала, желая с проповедью обратиться к собравшимся: «Братья и сестры! Помним ли мы библейскую притчу о разрушении Вавилонской башни, которую строили возгордившиеся сыны человеческие? Как смешал Господь языки и рассеял людей по земле так, что перестали они понимать один другого?.. Так и наши строители желают сотворить себе имя своими реформами и декретами; надеются облагодетельствовать не только несчастный русский народ, но и весь мир и даже народы гораздо более нас культурные… Церковь осуждает такое строительство, ибо эту высокомерную затею греховных людишек постигнет та же участь, что и замыслы вавилонян… Помолимся же, чтобы Господь укрепил наши силы в это лихолетье, чтобы в наших душах не угас огонь пламенной веры… Будем стойкими и верными сынами Божьими за веру православную, за Церковь Божию, за Отечество! Аминь!»
И общим вздохом ответствовала паства своему пастырю: «Аминь!».
…Спустя час Тихон ехал в своих санях домой, на Троицкое подворье. Подремывал, закутанный в шубы, вспоминал общение с великой княгиней Елизаветой Феодоровной (Романовой), с иерархами, духовенством… мирянами, какие все слова хорошие говорили, как надеются на то, что в наступившем году все образуется, возвратится на круги своя… Утихомирятся страсти, прекратятся распри.
Вот сани остановились возле стены Троицкого подворья. Тихон нехотя расстался со своим теплым убежищем. На него сразу же пахнуло студеным ветром. Возница пытался открыть занесенные снегом ворота. Патриарх, не дожидаясь, прошел к калитке. На ней наклеена газета. Нижний левый угол обведен черной краской, рядом жирный восклицательный знак. Тихон, не снимая рукавиц, отодрал газету. Уже в доме поднес к лампе, прочитал: «Дело народа», орган социал-революционной партии. Помеченная черным заметка сообщала: «Совет народных комиссаров рассматривает в настоящее время проект декрета об отделении церкви от государства. Проект этот будет вынесен на утверждение ЦИК в одном из ближайших его заседаний».
Тихон нервно разглаживал страницу газеты. Так, «религия есть частное дело… отменяются специальные религиозные обряды и религиозные клятвы…» Первый, второй, третий пункты – не то. А, вот десятый – «церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью и не имеют прав юридического лица…» Одиннадцатый – «все имущество церковных и религиозных обществ с момента издания декрета поступает в собственность государства». Двенадцатый… Тринадцатый! Тьфу ты… и пунктов, видно, специально столь нарядили, чертову дюжину.
Назавтра к обеду стали поступать телеграммы из ближних и отдаленных епархий от правящих епископов, приходских батюшек, монастырей и церковных школ. И все с одним и тем же вопросом: что делать, как отнестись к проекту декрета? Тотчас были отправлены телеграммы наиболее авторитетным иерархам, богословам и церковным деятелям с просьбой прибыть в Москву как можно быстрее, до начала сессии Собора. В середине января в патриарших покоях Троицкого подворья с участием прибывших собралось специальное совещание, на котором решено было любыми мерами предотвратить принятие декрета.
…В январе 1918 г. Совнарком продолжал рассматривать вопросы, относящиеся к деятельности религиозных организаций. Так, 4 января слушался вопрос о реквизиции помещений Александро-Невской лавры