.
Поскольку по уставу, принятому на первой сессии, Собор мог принимать обязательные к исполнению решения только при наличии не менее половины своего состава, то патриарх предложил устроить частное совещание под председательством митрополита Арсения (Стадницкого)[207].
Прошу посторонних удалиться из зала, – вступил в свои обязанности митрополит Арсений. – Желающие могут поделиться своими впечатлениями по текущему моменту. А сейчас послушаем послание Святейшего.
На кафедру взошел архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов). Своим густым приятным голосом начал читать ставшее впоследствии столь трагически знаменитым патриаршее послание. Вот он дошел, как ему показалось, до ключевых слов патриарха с обращением к тем, кто сеет «семена злобы, ненависти и братоубийственной брани», с осуждением «явных и тайных врагов истины Христовой»: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гиенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной. Властью, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: “измите злаго от вас самех”» [208].
Кирилл закончил читать, посмотрел в зал… Кто машинально крестился, кто неслышно шевелил губами слова молитвы, кто сидел с закрытыми глазами и отрешенным лицом… Из глубины зала, со скамьи, где сидели миряне, прошелестело: «Но ведь это война…»
Поднялся патриарх Тихон: «Досточтимое собрание, помолимся едиными устами Господу, защитнику и Спасителю нашему». Повернулся к алтарю, стоявшему за столом президиума: «Тебе, Господи, обращаемся…» Зал встал вслед за своим предстоятелем.
Послание патриарха Московского и всея России Тихона (Беллавина) к пастве в связи с происходящими в России политическими событиями. 19 января 1918
Листовка. [РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 177. Л. 3]
И вступительное слово патриарха, и его послание были присутствующими восприняты как выражение общецерковной политической позиции, как неприятие в целом власти советской, власти большевиков и как вызов их «церковной политике». Дабы ознакомить приходское духовенство и верующих с точкой зрения патриарха на происходящие в стране события, в спешном порядке текст послания печатался, переписывался и распространялся по московским церквам и монастырям, специальными нарочными развозился по наиболее крупным городам. Духовенство обязывалось читать его во время богослужений и разъяснять пастве. Кроме того, канцелярия Собора направила текст послания в редакции различных политически ориентированных газет с просьбой о публикации[209].
Политический смысл и направленность послания были столь понятны приходскому духовенству, что далеко не все из них отваживались исполнять приказание, понимая, что вслед за этим может последовать и наказание (к сожалению, очень скоро и последовало!) за антиправительственную пропаганду[210].
В дневниковых записях известного московского литературоведа Н.М. Мендельсона, относящихся к январю 1918 г., отмечалось: «Вчера у Хвостовых спросил батюшку Михайловского: “Что же, вы будете в церкви читать послание Тихона, анафематствующее большевиков?” – “Нет, боязно, опасно”. А это еще приличный батя!»[211]
К вечеру 20 января послание Тихона, отпечатанное в виде листовки, привезли в Петроград. Их предполагалось на следующий день раздавать в ходе разрешенного властями крестного хода в Александро-Невскую лавру[212].
Ближе к ночи созывается заседание Совнаркома. За полчаса до заседания в кабинет председателя Совнаркома в Смольном В.И. Ленина торопливо и, как всегда, без доклада вошел В.Д. Бонч-Бруевич – управделами Совнаркома. В руках у него была папка с материалами к заседанию правительства.
– Владимир Ильич, – начал он без вступления, – через полчаса заседание. Почти все уже в сборе. Задерживаются Урицкий, Петерс, Красиков».
Предсовнаркома оторвался от чтения бумаг на столе и приподнял голову. В глазах читались вопрос и настороженность.
– Звонили, – упреждая своего шефа, доложил Бонч-Бруевич. – Плохие новости из Москвы. Там Церковный собор проклял нас и объявил нам войну.
Ленин молча отобрал несколько листков из общей папки, лежавшей на придвинутой вплотную к столу тумбе. Бегло просмотрел и, ткнув указательным пальцем на стул у стола, произнес:
– Давайте так… в повестку внесем дополнительный пункт «Об отделении церкви от государства. Проект декрета, выработанный особой комиссией и единогласно ею принятый». Говорите, товарищи задерживаются… Тогда поступим следующим образом… Начнем работу без них. Но, как только они прибудут, сразу же дадим им слово.
Заседание правительства – Совета народных комиссаров – началось в условленное время и шло обычным порядком: доклады и прения, вопросы и ответы, эмоциональные реплики и минуты напряженного молчания. Спустя полчаса на стол Ленина легла записка: «Урицкий и другие прибыли. Бонч.».
– Приступаем к обсуждению вопроса об отделении церкви от государства и проекта декрета «О свободе совести, о церковных и религиозных обществах», который вам роздан, – объявил Ленин. – Но сначала послушаем о последних событиях, происшедших сегодня в Москве. Предсовнаркома вопросительно посмотрел на опоздавших.
– Позвольте мне доложить – приподнялся член коллегии Наркомюста П.А. Красиков.
– Ну что ж, пожалуйте, Петр Ананьевич.
– Очевидно, присутствующие помнят, что еще в августе прошлого года, при Керенском, в Москве начал работу Собор Российской православной церкви. Думаю, политическое лицо его всем знакомо. Всякого рода воззвания, послания и речи против социализма, большевиков и советской власти. А с другой – поддержка Временного правительства, а порой и откровенно монархические высказывания. Сегодня утром открылась вторая сессия Собора. Выступил патриарх Тихон, призвал объединиться и выступить на защиту «Церкви Божией». Документ вам всем роздан. Вся церковная головка его поддержала… Церковь перешла в наступление, – продолжал Красиков, – она политический враг. Бездействовать мы не должны, это преступление перед революцией.
Декрет СНК об отделении церкви от государства. 20 января 1918. Подлинник.
Правка – автограф В.И. Ленина.
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5212. Л. 1–5 об.]
Протокол заседания СНК. 20 января 1918 [РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 52. Л. 1]
Тягостное молчание воцарилось в зале. Прервав его, Ленин задал вопрос: «Что скажет ВЧК?»
Поднялся со своего места заместитель председателя ВЧК Ян Петерс:
– Мы неоднократно докладывали о контрреволюционности этого сборища. Предлагали закрыть, и повод был в конце прошлого года по окончании первой сессии… Вторая могла бы и не начаться, и не слушали бы мы сейчас того, что говорил товарищ Красиков. Но нам возражали: «Не спешите, погодите, дело тонкое, щепетильное». Теперь-то очевидна наша правда. Предлагаю закрыть Собор, а его контрреволюционное гнездо – Епархиальный дом – разорить. Тихона, Папу православного, арестовать, да неплохо было бы еще прихватить пару-тройку человечков церковных, на кого материал имеется… Пока не сбежали.
– Ну что, дождались? – обращаясь ко всем, проговорил Ленин и повернулся к Штейнбергу и его заместителю Стучке. – Исаак Захарович, Петр Иванович, ведь говорил же я вам, писал и документы всяческие передавал, торопил с декретом. От вас же что? Одни оттяжки да промедление… А теперь что изволите делать?
– Владимир Ильич, – вставил слово Штейнберг, – проект декрета окончательный, утвержден коллегией Наркомюста. Сегодня некоторые товарищи замечания дали, мы их учли. Давайте утверждать.
Вот так всегда, – будто и не слышал его Ленин. – Да не в шахматы мы с вами играем, где цейтнот грозит лишь падением флажка… Головы, го-ло-вы наши могут полететь!
Недовольно отвернувшись от наркома юстиции, Ленин обратился к присутствующим: «Есть мнения и предложения? – Сегодня и принять», – раздались недружные голоса.
– Хорошо. Позвольте и мне внести некоторые замечания. Рыбий текст первого пункта «Религия есть частное дело каждого гражданина Российской Республики» – долой! Пишем просто и понятно: «Церковь отделяется от государства». К пункту три добавим: «Из всех официальных актов всякие указания на религиозную принадлежность или непринадлежность граждан устраняются». И последнее, о культовых зданиях, давайте запишем так: «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».
С места для возражений вновь поднялся было нарком юстиции.
– Исаак Захарович, мы вас слушали, достаточно – усадил его Ленин.
– Владимир Ильич, – вступил в разговор Петр Стучка, – по Москве уже ходит в списках послание Тихона. К утру оно будет в Питере. Нам нужно спешно издать в массовом порядке декрет, чтобы завтра распространить его текст по заводам, фабрикам, войскам. Дать в руки агитаторам для митингов и собраний.
– Верно… Товарищ Володичева, – обратился Ленин к секретарше, ведшей стенограмму заседания, – вот вам мой текст проекта декрета с поправками. Обойдите членов Совнаркома, пусть распишутся, и срочно по телефону передайте его в «Известия» и «Правду» с наказом, чтобы завтра в утренних номерах был!