Но все призывы Тихона остались без внимания. 11 апреля 1919 г. в присутствии многочисленных представителей местных и центральных властей, общественных организаций, монастырского духовенства, монашествующих и верующих мощи были вскрыты. Весь процесс был заснят на кинопленку. На следующий день после вскрытия исполком Сергиево-Посадского Совдепа, ссылаясь на многочисленные просьбы волостных советов оставить мощи во вскрытом состоянии, чтобы желающие могли их видеть, постановил: «вскрытые мощи оставить держать открытыми для обозрения граждан»; устроить стеклянную крышку над гробницей и опечатать ее.
…Одновременно с бедами общецерковными патриарх переживал и личные беды. 12 июля 1919 г. на него было совершено покушение. Святейший в сослужении сонма духовенства и при обычном, многотысячном, стечении молящихся, совершал торжественную литургию в храме Христа Спасителя по случаю Петрова дня. По окончании ее и благословив молящихся, патриарх, в сопровождении своего многочисленного окружения и клириков храма Христа, вышел из кафедрального собора и направился к своей пролетке, стоявшей, по обыкновению, внизу широкой каменной лестницы. В этот момент из толпы к нему подбежала вооруженная ножом женщина и, воспользовавшись всеобщим мгновенным замешательством, нанесла патриарху удар в правый бок. Пострадавшему немедленно была оказана медицинская помощь; к счастью, нож застрял в одежде и ранение было легким.
Задержанная была доставлена в милицию, где при установлении ее личности назвалась Пелагеей Кузминичной Гусевой. В октябре 1919 г. особая сессия Московского совнарсуда при участии представителя Наркомюста П.А. Красикова рассматривала дело о покушении на патриарха Тихона. Гусева, согласно представленным медицинским документам, была признана психически ненормальной, действовавшей в день покушения в невменяемом состоянии. Суд вынес решение «от судебного преследования освободить и дело прекратить» и направить Гусеву на лечение в психиатрическую лечебницу[269].
В октябре 1919 г. патриарх решил собрать заседание Синода и Высшего церковного совета по вопросу вскрытия мощей. Членам Синода, а также иерархам ближайших российских епархий или проживавшим в Москве, было направлено приглашение.
Среди тех, кто получил приглашение патриарха, был митрополит Владимирский Сергий (Страгородский). Хотя Владимир и расположен относительно недалеко от Москвы, но добираться до нее было непросто. Железные дороги были на военном положении, и получить пропуск для проезда в Москву любому гражданскому лицу можно было только у властей. В условиях Гражданской войны власти весьма неохотно выдавали их иерархам церкви, считая их поездки по стране нежелательными, тем более что для властей церковь стала силой, выступающей на стороне белых или им сочувствующей. Например, в 1919 г. в одном из донесений Владимирской губчека сообщалось следующее: «Отношение духовенства к власти враждебное, открыто выступать не решается, но частенько в религиозных беседах критикуя советскую власть, ударяет по натянутым струнам населения – о продовольственном и других вопросах хлебной монополии, свободной торговле»[270].
Но, как бы то ни было, в самом начале октября 1919 г. Сергию после долгих мытарств, мучительных и утомительных хлопот удалось получить разрешение на поездку в Москву сроком на три дня.
Ранним утром поезд медленно шел через московские пригороды. Пассажиры, истомленные дорогой, столпились у окон, наблюдая проплывающие мимо здания, мосты, церкви, дороги, изредка встречающиеся группы людей. Вот и перрон Курского вокзала. – Гра-жда-не, – зычно и нараспев крикнул проводник, – Мос-кв-а-а, столица! – И, чуть помедлив, добавил: – Па-пра-шу выходить и вещички не забывать!
Вместе с толпой, в которой преобладали серые шинели военных, Сергий вышел на привокзальную площадь. Быстро найдя свободного извозчика, удобно усевшись и устроив рядом багаж, бросил: «К Брестскому вокзалу!»
Утренний холодок освежил, прогнал дорожную усталость. Разом отодвинулись волнения и трудности, пережитые в поездке, которая из-за бесконечных остановок и проверок растянулась на 12 часов. «Наконец-то я у цели, – думал митрополит. – Теперь осталось добраться до Подворья, и можно считать дело исполненным». В кармане у Сергия лежал синий бланк телеграммы от патриарха – его пропуск и объяснение на все непредвиденные обстоятельства. В тексте значилось, что заседание Синода назначено на 16 часов 8 октября.
– Постой, – обратился Сергий к извозчику. Ему подумалось, что времени в запасе еще много, да и не стоит так рано тревожить патриарха. – Давай-ка сначала к Кремлю, давненько там не бывал.
Показались башни и стены Кремля, Пашков дом… Пролетка спустилась с Большого Каменного моста. Остановились у Манежа. Отпустив извозчика и предварительно сговорившись о встрече в Охотном ряду, оставшись один, Сергий неспешно шел по Александровскому саду. Он узнавал и не узнавал его: сквозь серые осенние облака вдруг проглянуло солнце, и стало видно, что могучие стволы вековых лип выкрашены в лиловый, фиолетовый, малиновый и желтый цвета. На фоне кирпично-красной стены они выглядели каким-то фантасмагорическим наваждением. Сидевший на скамейке обыватель, увидев, как Сергий изумленно озирается вокруг, любезно пояснил: «То художники-авангардисты с разрешения властей таким образом украшают город к двухлетию Октябрьского переворота».
«Прочь, прочь отсюда, – застучало в голове митрополита. – Бегом из этого царства призраков». Сразу же за воротами он увидел сотни людей: стариков, женщин, детей. Все они тянулись в одну сторону – к Иверской иконе. Подумалось: «Хоть здесь-то все по-прежнему. Та же толпа страждущих, нищих и убогих с одинаково умиленными лицами. Вот она, настоящая верующая Россия, спасаемая и спасающая от всех невзгод и бед. И сердце России – Иверская часовня с чудотворной святыней. Вокруг нее сплотившись, все вместе и спасемся».
В три часа дня митрополит Сергий, немного передохнув в Валаамском подворье, отправился на заседание Синода. Вот и Троицкое подворье. Пройдя в дом и поднявшись на второй этаж в зал заседаний Синода, Сергий присоединился к уже собравшимся приглашенным: членам Синода и Высшего церковного совета, московским благочинным, настоятелям крупных московских церквей и наместникам монастырей. Ровно в четыре в зал вошел патриарх Тихон.
– Как вам известно, – начал он свое вступительное слово, – нынешней весной от имени всей полноты Церкви православной мы обращались в Совет народных комиссаров с требованием прекратить надругательства над останками чтимых народом угодников, указуя, что вскрытие мощей обязывает нас стать на защиту поруганной святыни и в случае его продолжения вынудит нас отечески возвестить народу, что должно повиноваться больше Богу, нежели человеку. Но не внемлят голосу Церкви нынешние правители. Как сообщают из Тотьмы и Новгорода, Твери и Ярославля, Ростова и Белева, из других российских городов, вскрытия продолжаются, уже десятки и десятки святых останков выставлены на посрамление и осмеяние. Месяц назад Синод обращался в ликвидационный отдел Наркомюста. С поступившим ответом я вас сейчас ознакомлю.
Патриарх достал очки и не спеша протер их, затем надел, взял со стола лист и прочитал: «В ответ на Ваше письмо VIII отдел Народного комиссариата юстиции сообщает, что безобразия при вскрытии мощей, конечно, недопустимы, о чем разослан циркуляр. Разубедить же старух невозможно. Но имеются массы писем и сообщений с мест, что впечатление в массах при вскрытии мощей не в пользу суеверий, а наоборот. Заведующий VIII отделом Наркомюста П. Красиков».
– Думается – продолжил патриарх – присутствующие имеют представление о том, как все это делается и как к этому относятся миллионы верующих. Нам надо обсудить состояние дел и наметить какие-то шаги к разрешению вопроса. Может, следует обратиться к пастве с новым посланием о надругательстве над мощами, а, может, и перед Совнаркомом ходатайствовать, чтобы не вскрывались святые мощи, не забирали их в музеи, а оставляли святыни в ведении верующего народа. По моей просьбе доклад подготовил Преосвященный Сергий. Пожалуйста, Владыка.
– Ваше Святейшество, ваши Преосвященства и досточтимые отцы, – начал свое выступление митрополит Сергий. – Мне представляется, что с повторным обращением о святых мощах надо повременить. Во-первых, еще не везде успели исполнить распоряжение об устранении во всех храмах и монастырях всякого повода к глумлению и соблазну в отношении святых мощей. А во-вторых, желательно сейчас неотложно снабдить пастырей Церкви соответствующими материалами богословского осмысления существа понимания слова «мощи». Надо убеждать, что Церковь никогда не связывала поклонение чудодейственным мощам с обязательным наличием «целых» тел угодников Божиих. Для Церкви святы любые дошедшие из глубины истории останки христианских святых. Об этом надо говорить и в проповедях, и в печати, и при встречах с верующими. И еще… – Сергий замолчал, как бы раздумывая, следует ли произносить следующую фразу, и все же сказал. – Надо ли идти на новое обострение отношений с властью? Очевидно же, что сила на ее стороне, да и многие верующие с ней. Не используют ли власти это обращение, чтобы вновь обвинить нас, по их терминологии, в контрреволюционности? Может, пора с учетом обстановки продемонстрировать некоторую нейтральность к политической жизни, политике и политикам? Сделать какой-то примирительный шаг?
С краткими заявлениями выступили многие из присутствовавших. Разговор шел в основном в поддержку прозвучавших предложений митрополита Сергия: и обследование мощей завершить, и с властями как-то поладить…
– Итак, все выступили, – подвел итог патриарх. – Касательно письма в Совнарком… – Тихон помедлил, будто подбирая слова. – Давайте так поступим: не будем пока ничего и никому из властей посылать. Через пару-тройку недель еще раз встретимся и обговорим этот вопрос… Думаю, что вы, – повернулся он к Сергию, – во многом правы. А теперь объявляю заседание закрытым.