Информация органов ГПУ о ситуации вокруг православных церквей и ходе изъятия церковных ценностей. 4–6 марта 1922
[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 40, 42, 46]
Протокол № 113 заседания Политбюро ЦК РКП(б) об изъятии ценностей из церквей. 16 марта 1922
[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 15]
По мере проведения учета ценностей в храмах становилось ясным, что предположения об их количестве явно завышены. Во-первых, в годы Первой мировой и Гражданской войн многое из хранившегося в культовых зданиях оказалось утраченным, в том числе и вывезенным за рубеж бежавшими белыми или интервенционистскими частями. Во-вторых, набирал ускорение стихийный процесс сокрытия верующими наиболее ценной церковной утвари. В-третьих, верующие отвергали принудительное изъятие, и было ясно, что в наиболее богатых церквах полное изъятие могло быть проведено только насильственным путем.
Возникал вопрос: как быть? Отступить, довольствуясь добровольными пожертвованиями? Искать компромисс с религиозными центрами? Или… пойти на крайние меры, не останавливаясь и перед военно-административным насилием? Колебались все: и «наверху» – члены Политбюро и Президиума ВЦИК, Совнаркома и ЦК Помгола, и «внизу» – партсовработники и актив в губерниях, городах и районах. Обстоятельства неопределенности и растерянности заставили Политбюро, в очередной раз рассмотрев 16 марта вопрос об изъятии, принять решение приостановить активные действия и записать в протоколе: «Опросив товарищей, имевших отношение к делу изъятия ценностей из церквей, Политбюро пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки, по крайней мере, в некоторых местах»[328]. Одновременно решено было «пойти на совет» с партийными массами – вынести вопрос на назначенный на конец марта 1922 г. XI партсъезд.
Л.Д. Троцкий, член Политбюро ЦК РКП(б), председатель «Комиссии по драгоценностям». 1920-е [РГАСПИ]
Но имелась и иная точка зрения, ее представители затруднения с изъятием склонны были видеть в противодействии руководителей религиозных организаций, преследующих, как они считали, некие групповые и корыстные цели. К тому же, уверяли они, повсеместно хромает организация работы по изъятию ценностей, распространены недопустимые либеральничанье и неоправданные уступки религиозным обществам.
Наиболее яркий представитель этой группы Лев Троцкий, появившись в Москве в начале марта после месячного отсутствия, сразу же выступил против замедления темпов изъятия. Он буквально атакует членов Политбюро предложениями по активизации изъятия ценностей, попутно обвиняя при этом всех и вся в медлительности, излишней уступчивости «церковникам». Он выражает недовольство действиями Президиума ВЦИК и ЦК Помгол, которые, по его мнению, «запутали» дело изъятия, взяв на себя слишком много полномочий, мешая деятельности «комиссии по драгоценностям». И сам декрет об изъятии, который и принят-то был под его нажимом, вдруг называет актом неподготовленным, непродуманным, «холостым выстрелом, предупредившим попов о необходимости серьезной подготовки к отпору».
Письмо Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП (б) «К вопросу об изъятии ценностей». 17 марта 1922
[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 16–17]
Троцкий считал необходимым поставить деятельность ВЦИК по изъятию церковных ценностей в зависимость от решений его комиссии. Одновременно он предлагал создать в Москве под руководством члена Президиума ВЦИК Т.В. Сапронова секретную комиссию, которая должна была взять на себя «политическую, организационную и техническую стороны дела»[329].
Уступая натиску Троцкого, Политбюро поручило Сапронову связаться с ним и запросить конкретные предложения по проведению всей кампании. В «совершенно секретном» письме членам Политбюро от 17 марта Троцкий формулирует свои 17 тезисов плана проведения кампании по изъятию ценностей. В них предусматривались: бурные агитация и манифестация на местах за изъятие; внесение раскола в православное духовенство и поддержка той его части, что выступала за безусловное выполнение постановления ВЦИК; постоянное наблюдение, контроль и арест лиц, противящихся изъятию; применение военной силы и полное изъятие в кратчайшие сроки, не останавливаясь ни перед чем.
В письме не упоминается имя патриарха Тихона, но общие «установки» относительно православного духовенства – вести слежку, предупреждать об ответственности и временно «не трогать», обличать «бесчеловечность» и жадность «князей церкви» – касались и патриарха.
Кроме того, план Троцкого предусматривал наряду с секретными комиссиями и организацию официальных комитетов помощи голодающим, которые могли бы вести переговоры с верующими, принимать передаваемые ценности, разрешать возникающие спорные вопросы, привлекать в качестве экспертов представителей духовенства и т. п.
В качестве первоочередных «жертв» изъятия рассматривались наиболее богатые городские храмы, прежде всего те из них, где служили «лояльные попы». Предварительным условием выдвигались такие меры, как активная пропаганда и агитация среди населения с подключением к ним представителей голодающих губерний, сосредоточение вокруг храмов частей особого назначения (ЧОН), коммунистов и сочувствующих. Всю кампанию намечалось начать не позже 31 марта; и рекомендовалось провести ее в кратчайший срок.
Записка Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу изъятия церковных ценностей. 12 марта 1923
[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 10]
Жесткость позиции Троцкого объяснялась, с одной стороны, его представлениями о необходимости твердой политики при проведении изъятия ценностей, а с другой – тем, что он увязывал эту кампанию с активизацией борьбы с православной («тихоновской») церковью и поддержкой нарождающегося в ее недрах обновленческого движения. Для Троцкого последнее постепенно выдвигалось на первостепенное место. Именно об этом он писал в письме членам Политбюро еще 12 марта.
Обладая реальной политической властью, Троцкий методично и настойчиво проводил в жизнь избранный им план. События в г. Шуе Иваново-Вознесенской области, где 15 марта имели место стихийные волнения при изъятии ценностей из церквей, подавались им в письмах к членам Политбюро, и в первую очередь к Ленину как пример, подтверждающий «контрреволюционность» церкви, и как основание в пользу наступательности и решительности при проведении кампании по всей стране.
Официальное рассмотрение предложений Троцкого по проведению кампании по изъятию церковных ценностей предполагалось вынести на заседание Политбюро 20 марта. Там же предполагалось рассмотреть и события в г. Шуе, официальная информация о которых в Москву поступила 17 марта. А до этого с тезисами Троцкого знакомились не только члены Политбюро, но и ряд партийно-советских работников, непосредственно занятых в кампании по борьбе с голодом. Заметим, Троцкий единственный из членов Политбюро знал действительные обстоятельства инцидента в Шуе. Как куратор ВЧК – ГПУ и руководитель Красной Армии он обладал информацией о том, что в значительной мере столкновение вызвано было бездействием и преступной халатностью местных властей в период подготовки к изъятию, отсутствием информации у населения для каких целей и каким образом оно будет производиться, что это был стихийный протест верующих, да и не только их, против силового решения вопроса; что ни о каких организациях, будь то «церковные» или «эсеровские», противившиеся декрету, говорить не было оснований[330].
Готовился к заседанию Политбюро, определял свою позицию и В.И. Ленин, находившийся на кратковременном отдыхе на одной из подмосковных дач. 17 марта он получил телеграмму Иваново-Вознесенского губкома, который информировал председателя Совнаркома о том, что в Шуе, «под влиянием попов, монархистов и социалистов-революционеров возбужденной толпой было произведено нападение на милицию и взвод красноармейцев. Часть красноармейцев была разоружена демонстрацией. Из пулеметов и винтовок частями ЧОН и красноармейцами 146-го полка толпа была разогнана, в результате 5 убитых и 15 раненых зарегистрировано больницей»[331].
Шифротелеграмма секретаря Иваново-Вознесенского губкома РКП(б) Короткова В.И. Ленину о сопротивлении верующих изъятию церковных ценностей в г. Шуя. 18 марта 1922
[РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 48. Л. 25]
Письмо В.И. Ленина в Политбюро ЦК РКП (б) об изъятии церковных ценностей. 19 марта 1922
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1.Д. 22947. Л. 1–4]
По некоторым отрывочным и косвенным данным, сохранившимся в бывшем Партийном архиве (ныне РГАСПИ), можно утверждать, что в эти же мартовские дни предсовнаркома неоднократно получал письма и информацию о ходе изъятия и о событиях в Шуе непосредственно от Льва Троцкого. С уверенностью можно утверждать, что были и встречи Ленина и Троцкого, посвященные проблемам изъятия церковных ценностей. Совокупность имеющейся в нашем распоряжении информации позволяет делать вывод о том, что глава советского правительства по существу глазами Троцкого «видел» всю ситуацию в стране по изъятию и всецело доверял ему.
По состоянию здоровья Ленин не мог приехать в Москву на заседание Политбюро, поэтому свое мнение по повестке дня он продиктовал 19 марта стенографистке. Ленин не добавил ничего нового к предложениям Троцкого, полностью поддержав их.
Жесткость позиции, риторика насилия и кровавой мести письма не были чем-то особенным для этого времени. Это язык ожесточенной эпохи, в которую вместились Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции, Гражданская война и военная иностранная интервенция, голод и лишения, страдания и гибель миллионов людей. На этом языке «говорили» противостоявшие друг другу и взаимно озлобленные и ожесточенные классы, социальные группы, сторонники различных политических партий, лидеры всех политических движений… и Ленин тут не исключение.