Это указание стало еще одной отправной точкой для всех последующих судебных процессов по обвинению в противодействии декрету ВЦИК от 23 февраля 1922 г. Касалось оно и патриарха Тихона, в отношении которого идет поиск и сбор «компрометирующих» материалов, «доказывающих» его личную причастность к фактам противодействия в православных храмах изъятию церковных ценностей. Именно в этот момент «припомнили» ему послание от 28 февраля. Специальным циркуляром Верховного трибунала (№ 66 от 25 апреля 1922 г.) местным трибуналам предписывалось в приговорах по делам, связанным с изъятием церковных ценностей, «указывать наличие в деле интеллектуальных виновников эксцессов со стороны темных элементов в лице высшей церковной иерархии (патриарх Тихон, местные епископы и т. д.), коль скоро в деле возможно обнаружить идейное руководство (воззвание Тихона и митрополита Вениамина) или попустительство»[355]. Все подобные приговоры предлагалось направлять в Москву, тем самым «обогащая» и «умножая» обвинения против патриарха.
Патриарх Тихон и в складывающихся вокруг него сложных обстоятельствах стремился не прерывать активной церковной деятельности и связи со своей паствой. Практически ежедневно он служил в храмах Москвы по приглашению приходов. Порой такие приглашения были словно «напоминания из прошлого». Так, 22 апреля поступило известие о смерти и назначенном на этот день погребении скончавшегося незадолго до этого архиепископа Варнавы (Накропина).
В последний раз Тихон принял Варнаву 3 июня 1919 г., о чем на следующий день сделал запись:
Был у меня вечером 21 мая/ 3 июня арх[иепископ] Варнава… Когда я ознакомил его с постановлением Священного Синода от 28 сент[ября] /11 окт[ября] [356]…то он заявил, что 1) никаких намерений создавать какую-то советскую православную Церковь он не имел и не имеет и своих услуг в этом деле не предлагал; 2) приписываемых ему слов и отзывов о церковных деятелях он решительно не помнит, чтобы произносил их; 3) если кого-либо из указанных там лиц обидел и оскорбил, то просит простить его; и 4) т. к. он не совершал богослужения почти одиннадцать месяцев, пробыв в заключении, то просит разрешить ему священнослужение[357]. Результаты беседы патриарха с Варнавой обсуждались на Синоде, принявшем 6 июня 1919 г. постановление: «Разрешить архиепископу бывшему Тобольскому Варнаве священнослужение…пояснив в указе Преосвященному Варнаве, что на совершение богослужений в Москве он каждый раз, следуя установленному порядку, должен испрашивать разрешение управляющего Московскою епархиею Преосвященного Коломенского и Можайского» [358].
Впоследствии Варнаву назначали на различные церковные должности, в том числе и епископские, но, в конечном счете, он остался в Москве и проживал у знакомых… И вот теперь пришло скорбное известие.
Прощание с архиепископом Варнавой было намечено провести в Покровском храме в Филях. Хотя и путь в Фили на пролетке по тем временам был неблизким, и по отношению к личности усопшего в церковном обществе продолжало существовать разномыслие, и уже в советское время его контакты с ВЧК и откровенная поддержка советской власти воспринимались неоднозначно, патриарх все же отправился в Фили. Здесь в храме собралось множество духовенства и молящихся, пришедших проститься с Варнавой. Патриарх Тихон возглавил чин отпевания. Тело архиепископа погребли внутри ограды храма[359].
26 апреля в Москве, в Политехническом музее, начался судебный процесс над московским духовенством и церковными активистами, обвиненными в противодействии изъятию ценностей. К судебной ответственности было привлечено 54 человека – священники и миряне. Однако их судьба решалась не в аудитории Музея, где шли заседания Трибунала, а в зале, где заседало Политбюро.
Покровский храм в Филях, где отпевали архиепископа Варнаву (Накропина)
Открытка. [Из открытых источников]
В повестку дня его заседания 4 мая был включен вопрос «О Московском процессе в связи с изъятием ценностей». Докладывали Троцкий, Каменев и председатель Московского Ревтрибунала Бек. К сожалению, до нас не дошли протокольные записи этого заседания (да и не известно, велись ли они вообще), и мы не можем знать, о чем говорили в тот день собравшиеся члены и кандидаты в члены Политбюро: Ленин, Сталин, Зиновьев, Рыков, Молотов, Калинин и приглашенный член ЦК РКП(б) М.В. Фрунзе. Но в протоколе заседания было записано следующее решение по обсуждавшемуся вопросу:
«а) Дать директиву Московскому трибуналу:
1) немедленно привлечь Тихона к суду;
2) применить к попам высшую меру наказания;
б) Ввиду недостаточного освещения в печати Московского процесса, поручить т. Троцкому от имени Политбюро сегодня же инструктировать редакторов всех московских газет о необходимости уделять несравненно больше внимания этому процессу и, в особенности, выяснить роль верхов церковной иерархии»[360].
И уже в этот же день, в полдевятого вечера, Тихон предстал перед Московским Трибуналом, пока еще в качестве свидетеля по делу московского духовенства.
– Следующего свидетеля, – роняет распоряжение председатель Трибунала Бек.
В дверях слева, откуда красноармейцы пропускали свидетелей, появляется плотная фигура, ничем не отличающаяся от прочих батюшек, фигурирующих на суде. Вместо наперсного креста у него на груди панагия. Окладистая, но довольно редкая борода, седой волос на голове. Лицо розовато-благодушное. Поступь мягкая и сутулые полные плечи. В общем, впечатление солидного столичного протоиерея. Но это был патриарх Тихон. Сначала он делает легкий поклон в сторону публики и благословляет ее по-архиерейски, сложенными пальцами обеих рук. Три четверти публики безмолвно поднимается с мест.
Председатель: Ваша фамилия?
Патриарх: Беллавин.
Председатель: Имя, отчество?
Патриарх: Василий Иванович, в монашестве патриарх Тихон.
Председатель: Вы вызваны в Трибунал в качестве свидетеля по делу о привлечении разных лиц за сопротивление изъятию церковных ценностей в пользу голодающих. За ложные показания Вы отвечаете. Расскажите историю происхождения вашего послания – того воззвания, в котором Вы высказались против выдачи церковных ценностей, сосудов и т. д. Вы лично его написали?
Патриарх: Лично.
Председатель: Собственной рукой?
Патриарх: Да.
Председатель: Правильно ли понимает Трибунал, что Вы составляли воззвание, учитывая все настроения, которые были в обществе в связи с предстоящим фактом изъятия, учитывая статьи, которые появлялись в печати, самый декрет и т. д. Вы считали необходимым, учитывая все это, апеллировать к вашей пастве и дать ей известные директивы, как ей нужно реагировать? Вы считали, что советская власть поступила неправильно, и были вынуждены выпустить воззвание?
Патриарх: Да.
Председатель: Вот в связи с этим и ставится вопрос: не с точки зрения церковных законов, а с точки зрения юридической. Вот имеется закон о том, что все церковное имущество изъято от церкви и принадлежит государству, следовательно, распоряжаться им может только государство, а ваше послание касается распоряжения имуществом и дает соответствующие директивы – законно это или нет?
Патриарх: С точки зрения советского закона – незаконно, с точки зрения церковной – законно.
Обвинитель: Значит, с советской точки зрения незаконно, и это Вы учитывали и знали, когда писали послание?
Патриарх: В моем послании нет, чтобы не сдавать. А вот я указываю, что, кроме советской, есть церковная точка зрения, и вот с этой точки зрения – нельзя.
Председатель: Обвинитель интересуется следующим вопросом: в вашем послании употребляется слово «святотатство» – это слово имеет для широкого населения достаточно определенное значение; если сказать, что вот… производится святотатство, то могут ли не возмутиться верующие и не вызовет ли это с их стороны всех усилий, чтобы не допустить святотатства; и еще далее, когда Вы бросаете лозунг святотатства и что все, которые не окажут сопротивления, будут отлучены от церкви, а священники низложены из сана, то не действует ли это возбуждающе на слои населения, тех граждан верующих, которые не могут разобраться в тонкостях церковной терминологии?
Патриарх: Если бы я этого не указал, то я подлежал бы церковному суду.
Председатель: Значит, Вы, употребляя эту ссылку на каноны, давали себе отчет в том, что слово «тать» значит – «вор», что в данном случае речь идет о «церковных ворах». Далее, Вы знали, что изъятие церковных ценностей производится в порядке – по распоряжению, – указанном ВЦИК, т. е. высшего органа Республики. Таким образом, Вы не могли не знать, что «церковный вор» в первую очередь относится к тем, кто это изъятие будет производить. Отсюда Трибунал может сделать вывод, что «церковные воры» Вы употребили по отношению к существующей советской власти и вполне сознательно. Так это или не так?
Патриарх: Это толкование.
Председатель: Но это вытекает из Ваших показаний… Если Вам канон предписывает церковным имуществом управлять, а декрет говорит, что имущество принадлежит народу, и им может распоряжаться только советская власть, Вы считаете в данном случае необходимым подчиниться канонам и незаконно управлять церковным имуществом или соответствующему законодательству, на этот предмет существующему в государстве?
Патриарх: Управлять церковным имуществом я не могу по той причине, что оно от меня отнято. Как Вы изволите знать, Папа считал себя государем без государства, когда итальянское правительство отняло у него имущество.