В воззвании съезда к духовенству и верующим говорилось:
Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив ее от государства и, таким образом, предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования. Но наши иерархи, эти князья церкви, тесно связанные своим привольным, безмятежным житьем с царской властью, конечно, не желали этого освобождения, т. к. оно было не в их расчетах, а только лишь в интересах белого, рядового духовенства, и трудящейся паствы. Отсюда вполне понятно, почему они единодушно стали против разрыва церкви с государством и это необходимое и благодетельное решение гражданской власти белому духовенству, всем верующим России, как гонение на церковь и веру Христову[375].
Решения августовского съезда белого духовенства активно проводились в жизнь группами «Живая церковь», во множестве образующимися в областях и губерниях Советской России и постепенно подминавших под себя приходы, сохранявшие верность Патриаршей церкви. Вместе с тем конфронтационность лидеров «Живой церкви» по отношению к епископату и к оппонентам в их собственных рядах привели к тому, что внутри обновленческого движения начинаются расколы. Первоначально формируется группа «Церковное возрождение» во главе с епископом Антонином (Грановским). А вслед за этим – Союз общин древлеапостольской церкви во главе с А.И. Введенским и А.И. Боярским. Протоиерей Е.Х. Белков основал «Союз религиозных трудовых коммун». Множество иных обновленческих мелких групп, партий и синодов образовалось в провинции: «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» в Саратове, «Свободная трудовая церковь» в Пензе. Между ними разгорелась острая борьба за церковную власть, в которой нередко идеи церковного обновления отходили на второстепенный план.
Августовские решения привели к тому, что некоторые из еще совсем недавно примкнувших к обновленчеству архиереев дистанцируются от них. В частности, митрополит Сергий (Страгородский) в сентябре – октябре 1922 г. сначала в печати, а затем на пленарном заседании ВЦУ заявил: «Я решительно протестую против тех постановлений съезда “Живой церкви”, которые приняты в отмену основных требований церковной дисциплины, а тем более вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно, некоторые – превышающими компетенцию нашего Поместного собора, а некоторые – неприемлемы до этого Собора» [376].
Протест митрополита вызвали: отмена постановления Святейшего синода об отлучении от церкви Льва Толстого, решение о допустимости второбрачия для священников и брака для епископов. В связи с последним, Сергий распорядился, чтобы в его епархии второбрачные священники извергались из сана, а вступившие в брак архиереи таковыми не признавались. По существу, это был бунт против обновленчества и открытый отход от него. Скандал получился столь громким, что обновленцы поспешили за помощью к властям. Они не хотели, чтобы митрополит Сергий стал участником готовящегося ими Собора и, распространяя свои взгляды, подрывал авторитет обновленчества. Поступок митрополита рассматривался даже на заседании Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б), которая постановила: «Епископа Сергия оставить в прежнем положении опального».
В отсутствии Сергия Владимирский губернский съезд духовенства и мирян, руководимый обновленцами, принял резолюцию, в которой говорилось: «Клеймим позором всех высших иерархов во главе с патриархом Тихоном. Да здравствует мировая революция, освободившая рабочих и крестьян от гнета капитала. Да здравствует возрождение страны рабочих и крестьян. Позор всем врагам пролетарской республики». Митрополита не только свергают с кафедры, но и исключают из состава ВЦУ.
Дабы усугубить положение Сергия, Антирелигиозная комиссия поставила перед ГПУ задачу приступить к допросам митрополита по поводу его активной деятельности во времена Поместного собора и в качестве члена Священного синода; после чего, собрав обличительный материал, привлечь в качестве обвиняемого по «делу» патриарха Тихона.
…Примерно по той же схеме происходили события и в Новгородской епархии, одной из крупнейших и по количеству храмов, монастырей, и по количеству духовенства и верующих. Правящий архиерей – митрополит Арсений (Стадницкий), человек очень близкий к патриарху Тихону, 2 июля 1922 г. покинул Новгород и направился в Москву, чтобы предстать перед судебными властями, которые предъявили ему обвинение в воспрепятствовании изъятию церковных ценностей в храмах Новгородской епархии. На вокзале его провожало большое число верующих, таким вопросам, как борьба с последствиями голода, празднование дня пятилетия Октябрьской революции, борьба с церковной (приходской и епархиальной) контрреволюцией, действия Карловацкого заграничного собора.
Отъезд Арсения создавал возможности для обновленческого духовенства, которого в Новгороде было немного, начать открыто свою деятельность. В начале июня они провели собрание и на нем признали обновленческое ВЦУ, избрали новый состав епархиального управления и провели на должность управляющего епархией протоиерея одного из новгородских храмов А.В. Лебедева, рукоположенного в сан епископа. Обновленческое епархиальное управление вступает в непримиримую борьбу с оставшимися верными Арсению и патриарху Тихону священниками и верующими. Относительно митрополита Арсения епархиальное управление приняло решение о его увольнении от управления епархией с назначением местожительства в Иверском монастыре.
…С конца 1922 г. обновленцы активно готовились к своему Поместному собору, который, как им казалось, должен был завершить период борьбы с «тихоновцами» и стать «канонической» точкой в становлении новой Православной церкви. Хотя в партийно-советской правящей элите отношение к обновленцам было различным, но все же власть разрешила проведение Собора. Очевидно, в условиях подготовки судебного процесса над патриархом Тихоном, власть посчитала для себя более выгодным судить не главу Российской Православной церкви, а «бывшего патриарха», рядового мирянина, от которого отказалась сама паства, и за которым отныне не было многомиллионной верующей массы.
29 апреля 1923 г. торжественной службой в храме Христа Спасителя – с участием 12 епископов, 80 священников и 18 дьяконов – открылся Второй Поместный собор Российской православной церкви. Давая церковному собранию наименование «Второй», обновленцы намеренно подчеркивали свое исключительное «право на преемственность» исторической Православной церкви, и тем самым «продолжали» историю церкви уже в новых, советских, условиях. Для «тихоновцев» же этот Собор вошел в историю как «разбойничий собор».
Рабочие заседания Собора начались вечером 2 мая в III Доме Советов (бывшая Православная семинария на Божедомке). Присутствовали 476 человек (в том числе более 60 архиереев), представлявшие 72 (из 74! – Авт.) епархии церкви и различные церковно-партийные группы: «Живая церковь», Собор общин Древлеапостольской церкви, «Возрождение», а также и «беспартийные» группировки. Председателем Собора избрали митрополита Сибирского Петра (Блинова). Повестка дня Собора состояла из десяти вопросов. К собравшимся со специальным словом обратился почетный председатель Собора митрополит Антонин (Грановский). Он осудил прошлое Православной церкви, решения Поместного собора 1917/1918 г. и призвал к деятельному участию церкви в «переустройстве жизни на новых началах»[377].
К главным вопросам: об отношении к революции, к советской власти и патриарху Тихону, соборяне приступили 3 мая, в три часа дня. Задолго до этого часа зал стал заполняться публикой, в ложах иностранные корреспонденты, на хорах расставлены юпитеры для киносъемки. В точно назначенный час к залу обращается председатель Собора митрополит Сибирский Петр (Блинов): «Слово для доклада по вопросу об отношении церкви к социальной революции, советской власти и патриарху Тихону предоставляется заместителю председателя Высшего церковного управления, протоиерею Александру Ивановичу Введенскому» [378].
Взгляды присутствующих устремлены к трибуне, на которой стоял высокий худощавый брюнет с восточным смуглым лицом. Два часа он держал в напряжении весь зал, представляя картину жизни церкви в последние годы, полные борьбы, ненависти, взаимных обвинений, надежд и несбывшихся мечтаний; призывая каждого ответить на вопросы: где, на чьей стороне правда – на тихоновской или обновленческой; благословить или анафематствовать освободительное движение в церкви? Введенский высказался за лишение патриарха Тихона сана и одновременно за упразднение самого института патриаршества[379]. Судя по занесенным в стенограмму выкрикам: «Правильно! Верно!», именно эти предложения вызвали среди слушателей наибольшие одобрение и поддержку.
«Я знаю, – завершал свое выступление Введенский, – иногда церковным людям (в особенности, находящимся за пределами этой залы) этот акт представляется нехристианским, актом сведения личных счетов, актом мести. Неправда… Я не сомневаюсь в том, что Собор, извергая Тихона из сана, сделает это со спокойной совестью, что это не акт мести, а Суд Божий, действующий через наше недостоинство… Церковь приветствует власть рабочих и крестьян. Она хочет полноты правды, она говорит: все отныне идем за Христом, и со Христом, осуществим его социальную правду, которая сейчас рождается в мире. Мы не губим церкви, мы любим ее, и мы снимаем анафему»[380].
Прений по докладу не открывали – и так всё всем было ясно! Все всё поддерживали! А пока предоставили слово секретарю Собора А.И. Новикову, который зачитал постановление собора обновленческих епископов по делу патриарха Тихона, состоявшее накануне: «По бывшем суждении о патриархе Тихоне, собор епископов пришел к единогласному решению, что патриарх Тихон перед совестью верующих подлежит самой строгой ответственности: каре, лишения сана и звания патриарха за то, что он направлял всю силу своего морального и церковного авторитета на ниспр