В обновленческой иерархии и духовенстве «раскаяние» бывшего, как они продолжали считать, патриарха Тихона поначалу было воспринято как шаг положительный. Они указывали, что тем самым подтверждалась правота их осуждения «политиканства» патриарха. Кроме того, они надеялись, что он оттолкнет верующих Патриаршей церкви от Тихона и церкви в целом и «направит» их в Обновленческую церковь.
Перемены в позиции патриарха оказались и в центре внимания церковной эмиграции. Зарубежная церковь посчитала политически неприемлемым содержание письма патриарха в Верховный суд и фактически пошла на разрыв с Православной церковью в России и ее главой, патриархом Тихоном.
Антирелигиозная комиссия, рассматривая 5 августа 1923 г. сложившуюся ситуацию вокруг освобождения Тихона, зафиксировала в своем протоколе партийно-советский взгляд на события, связанные с «раскаянием» патриарха Тихона и освобождением его из-под ареста:
«1) Освобождение Тихона внесло полнейшую сумятицу в монархические и белогвардейские ряды;
2) дало возможность выявить наиболее видных черносотенцев, которые уже начинают отходить от Тихона вследствие его теперешнего отношения к соввласти;
3) усилило антагонизм Тихоновцев с обновленцами и тем самым вызвало полнейший церковный скандал;
4) вызванная освобождением Тихона непримиримость обновленцев с тихоновцами внесла в церковь форменный распад;
5) начавшееся соревнование Тихоновцев с обновленцами в том, кто их них более виновен перед соввластью и кто больше принесет ей пользы;
6) борьба этих двух течений еще только начала развиваться;
7) суд над Тихоном теперь предал бы ореол мученика, который с него можно целиком сорвать его дальнейшим сотрудничеством с соввластью;
8) необходимо, чтобы над Тихоном продолжала висеть угроза суда. Комиссия находит поэтому, что судить Тихона теперь не своевременно»[402].
Глава 9Осень патриарха. 1923–1925
«Российская православная церковь аполитична…»
а нем 27 июня 1923 г. в Донской монастырь прибыл Тучков, в форме, при параде, что уже наталкивало на мысль о должных произойти – то важных событиях. И действительно, поднявшись в покои Тихона, он прямо с порога объявил:
– Гражданин Беллавин, по поручению советской власти объявляю Вам, что Ваше заявление в Верховный суд РСФСР рассмотрено. С учетом Вашего раскаяния принято решение о Вашем освобождении из-под стражи. С этого дня охрана из дома убирается.
– Ну что же, это хорошо, – ответил патриарх, – премного благодарен.
– Это еще не все. Отныне Вам дозволяется выходить и выезжать куда угодно и принимать кого угодно.
– Могу ли я занять в монастыре другое помещение для резиденции и рабочих встреч? Здесь же мне негде?
– Этот вопрос следует обговорить с руководством музея. С этим Тучков и удалился.
Подозвав к себе своего верного келейника Якова Полозова, патриарх наказал ему: «Сообщай всем, кто будет интересоваться, что отныне я буду ежедневно, за исключением праздников, от 9 до 12 часов принимать пастырей и мирян. А сейчас… пойдем искать помещение для патриарха и его иерархов».
Донской монастырь. Настоятельский корпус. Москва. 2016
[Из открытых источников]
Новое помещение для патриарха нашли довольно быстро. Им стал рядом расположенный двухэтажный настоятельский корпус. Прошли по этажам, приглядываясь к комнатам и залам. Наконец выбрали на первом этаже: довольно просторная со сводчатым потолком, тем самым напоминавшая старинные боярские хоромы. В левом углу стоял огромный кипарисовый киот с образом Богоматери, перед которым горела разными огоньками большая серебряная лампада, цепочками прикрепленная к потолку. Около киота на зеленой ковровой дорожке стоял аналой, с раскрытой книгой. Справа от входа – широкий книжный шкаф, этажерка с книгами. У ломберного стола, стоявшего у стены, против входной двери, и покрытого вязаной черной скатертью, из-под которой виднелись ярко-зеленые разводы, – два кресла с высокими спинками.
«Ну что же, мне нравится, – заканчивая осмотр помещений, промолвил патриарх. – Достаточно свободно, но и где работать есть место. Только вот что, Яша, надо местечко присмотреть, чтобы мантию мою повесить, жезл поставить и куколь расположить».
Новость об освобождении патриарха уже разлетелась по Москве. Верующие начали прибывать в монастырь. Когда патриарх вышел из осмотренного здания, его встретила толпа верующих, которые бросились к нему под благословение. Все вместе они направились в Большой собор, где уже начался молебен Николаю чудотворцу.
На завтра, 28 июня, патриарх направился на Лазаревское кладбище, что в Марьиной роще. Ему сообщили, что здесь совершалось погребение популярнейшего московского пастыря – протоиерея о. Алексия Мечева, которого патриарх уважал, ценил и даже награждал крестом с украшением. Патриарх отказался войти в кладбищенский храм, перешедший к обновленцам, и облачался прямо на паперти. Трудно описать взрыв восторга и ликования, что охватил собравшихся на кладбище людей, увидевших патриарха, облаченного в патриаршие одеяния, в белом патриаршем клобуке… Плача от радости, православные христиане подходили под благословение к Святейшему… Патриарх благословил опускаемый в могилу гроб, первый бросил на него горсть земли. Прощаясь с патриархом, толпа выпрягла лошадь из экипажа и сама некоторое время везла экипаж с сидящим в нем патриархом, со всех сторон засыпая его цветами. Тихон «вживую» ощутил отношение простого верующего народа, который бесхитростно выказывал преданность своему патриарху.
В тот же день патриарх служил в Большом соборе Донского монастыря. Не только храм, паперть, но и площадь перед ним были запружены народом. С амвона патриарх заявил, что вновь, после временного перерыва, приступает к исполнению своих пастырских обязанностей.
В течение следующих двух дней патриарх находился в монастыре, проводя совещание с архиереями, обсуждая ближние и дальние планы. 1 июля патриарх вновь служил в Соборе и обратился к пастве с новым посланием. Как его первое после освобождения послание, так и второе – были посвящены двум темам: противостоянию обновленчеству и урегулированию отношений с советским государством.
Патриарх осудил раскольников, которые «отделили себя от единства тела Вселенской Церкви и лишились благодати Божией, пребывающей только в Церкви Христовой». Все их распоряжения объявил недействительными и ничтожными, а совершенные ими таинства церковные – безблагодатными. Осудил он и отверг, как канонически неверные, решения обновленческого Собора, прошедшего в мае 1923 г.
Обращаясь к теме отношений с государством, патриарх повторял и развивал идеи, высказанные им в заявлении в Верховный суд. Главная мысль обращений к пастве: церковь лояльна к государству. «Российская православная церковь, – писал и говорил патриарх, – аполитична и не желает отныне быть ни белой, ни “красной” церковью, она должна быть и будет единою, соборною, апостольской церковью, и всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены».
Обращение патриарха Московского и всея России Тихона (Беллавина) к пастве. 28 июня 1923
[РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4.Д. 118. Л. 19]
Воззвание патриарха Московского и всея России Тихона (Беллавина) к пастве. 1 июля 1923
[РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 118. Л. 20]
«Мы знаем, что св. патриарх своим архипастырским посланием[403], т. е. самым торжественным и самым для Церкви официальным образом, уже сделал заявление об отречении своем от всякой контрреволюционной политики церкви и о лояльности по отношению к советской власти. Это заявление имеет огромное значение для церковных кругов и нравственно обязательную силу для всех архиереев и вообще церковных деятелей»[404].
Из записки митрополита Сергия Страгородского «Православная Русская церковь и Советская власть» (к созыву Поместного собора Православной Российской церкви) от 20 декабря 1924 г.
Вечером 1 июля Тихон собрал в своем новом кабинете приблизительно до двадцати женщин самого различного положения и возраста, заботившихся о нем в период нахождения его под стражей и делавших для него все, что могли, чтобы удовлетворить по возможности его бытовые нужды. Патриарх усадил всех за стол и сказал им: «Сидите и не вставайте! Вы мне много послужили за последнее время, когда все покинули меня; вы ни на один день не оставили своих забот обо мне – всеми забытом и оставленном. А теперь я сам хочу послужить вам в малости, чтобы хоть немного отблагодарить вас за все. Он сложил руки на груди и, поклоняясь своим гостям, произнес: “Спаси вас Господи!.. Спаси вас Господи!..” и, оборачиваясь в стороны, делал поясные поклоны, приговаривая: «я не забуду до конца своей жизни вашей доброты».
Все были взволнованы, сидели и чуть ли ни плакали. Чаепитие продолжалось два часа, в течение которых Святейший без устали угощал своих дорогих гостей: сам наливал из самовара и разносил каждому чашки с чаем, потчевал вареньем и пирогами с рисом, с яблоками и пр. Среди хозяйственных забот он успевал со всеми поговорить, каждому сказать ласковое или шутливое слово и ко всем вообще проявить свое теплое внимание и хозяйское радушие. Не только для Тихона, но и для всех присутствовавших женщин и девушек вечер был незабываемым, о нем они хранили память всю жизнь.
В первую неделю после освобождения Тихон собрал совещание оставшихся ему верными епископов, проживавших в Москве. Решено было образовать Временное высшее церковное управление. Известно, что в него вошли епископы Иларион (Троицкий) и Гурий (Степанов). Вполне возможно, что были и другие, чьи имена пока остаются неизвестными.