жалуются на обновленцев, которые отбирают у них храмы. Там командует Анатолий Соколов. Какой был тихий, скромный человек, а теперь, поди, как воюет с Церковью… Боюсь за владыку Фаддея, как бы они не сделали ему зла. Ну, благослови вас Господь, – сказал он и широким крестом осенил молодого человека, подставляя правую щеку».
Делегации посчастливилось попасть к Смидовичу. Он ее принял в угловой комнате, выходящей окнами и на Воздвиженку, и на Моховую. Смидович был огромный мужчина, едва умещавшийся в кресле. Аудиенция у Смидовича, оказавшегося внимательным и даже деликатным человеком, окончилась его резолюцией на имя Красикова: «Красикову – принять меры к устранению неправильных действий Астраханского адмотдела».
Следующим адресом стал Кузнецкий мост, где располагался V отдел Наркомюста. Едва члены делегации переступили порог кабинета Красикова и вручили ему жалобу с резолюцией Смидовича, как он обрушился на них, обозвав их «тихоновскими приспешниками и контрреволюционерами», а потом выпроводил за дверь со словами: «Больше ко мне не приходите и вообще не приезжайте в Москву по мракобесным делам. Жалобу разберем без вас, и ответ получите».
Заведующий VIII отделом (с 1922 г. – V) Наркомата юстиции по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви П.А. Красиков с И.И. Скворцовым-Степановым и Наташей Скворцовой. 1920-е
[РГАСПИ]
…Именинный день Святейшего, 26 августа 1924 г., ознаменовался приездом в Донской американской депутации. Она участвовала в патриаршем богослужении в день патриаршего покровителя святителя Тихона Воронежского. По окончании богослужения американцы тут же, в переполненном молящимися Донском соборе, обратились к нему с прочувствованной речью, указывая на ту любовь, которую в течение почти девятилетнего святительства в Америке он стяжал не только среди своей русской паствы, но и у самих американцев. Опустившись перед патриархом на колени, они вручили ему от имени всех его почитателей-американцев золотую митру, усыпанную бриллиантами, и облачение.
…В сентябре 1924 г., когда был подготовлен первый вариант послания патриарха Тихона к пастве (Декларация), в доме на ул. Короленко, 3/5 под возглавлением патриарха состоялось особое совещание. Присутствовали митрополиты Сергий Страгородский, Тихон Оболенский и Петр Полянский.
Патриарх был краток:
– Приветствую вас, Ваши Преосвященства, в нашем новом доме. С вечера я даже заночевал здесь, а с утра познакомился в основных принципиальных моментах с подготовленным вами документом. Не могу не признать, что ознакомился с чувством удовлетворения от понесенного вами труда, хотя и есть что-то пригодное для исправления. Но нам желательно не затягивать с этим документом и потому приступим к обсуждению.
Разговор начал митрополит Уральский Тихон: «Хотел бы выделить несколько моментов, вокруг которых, собственно, и строился проект декларации. Во-первых, надо было указать на наше отношение к государственному порядку в Союзе ССР и к гражданским обязанностям верующих. Во-вторых, осудить всех тех, кто за пределами Союза ССР своими действиями усложняет наше положение и порождает средостение между нами и государством. В-третьих, заявить, что и патриарх, и Церковь в своей внутренней жизни свободны. В-четвертых, высказать наши пожелания в отношении попущений государственных к нам, церковникам».
– Да, – горячо подхватил митрополит Сергий, – все свершившееся с нами, начиная от революции семнадцатого года, есть изъявление воли Божьей о судьбах нашего Отечества… Мы можем и должны исполнять свой гражданский и общественный долг в новых условиях нашей государственной жизни, лишь бы каждый при этом хранил как зеницу ока свою православную веру и верность обетам, данным нами во Святом Крещении.
– Владыка, – проговорил митрополит Петр, обращаясь к Сергию, – не слишком ли мы, как бы это поточнее выразиться, подстраиваемся?
– А я, – отвечал Сергий, – согласен с тем, как об этом записано в проекте. Именно: «Совершенно не погрешая против нашей веры и церкви, можем быть в гражданском отношении вполне лояльными к советской власти и, не держа камня за пазухой, работать в СССР на общее благо».
– Думаю, что это положение – ключевое, и нам надо как можно точнее и полнее его прописать, – сказал митрополит Тихон. – Но было бы желательно сразу после этого и свои предложения высказать.
– Нам нужно, – вставил митрополит Сергий, – прописать мысль о необходимости для нас Церковного собора, ибо без его решений церковного благоустроения нет.
– Да не дадут они Собора провести, – как-то горько и с ноткой безнадежности произнес митрополит Петр.
– Надо настаивать, – убеждал Сергий, – объяснять, что без него нельзя уврачевать расколы – обновленческий, самосвятский, пензенский – внутри страны и за ее пределами – в Грузии, Румынии, Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии.
– Я бы тоже поддержал, – вступил в обсуждение патриарх Тихон, – тем более вот у нас же написано: «Принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией РСФСР, обеспечивает всякому религиозному обществу право и возможность жить и вести свои религиозные дела согласно требованиям своей веры, насколько это не нарушает общественного порядка и прав других граждан.
– Да, да, – вставил слово Петр, – если разрешались съезды сектантам, магометанам, обновленцам, то и мы на то имеем право, но сомнения гложут меня.
Повернувшись в сторону Сергия (Страгородского), патриарх спросил: «Владыка, а как Ваши успехи в деле подготовки записки о Соборе, которую от нас ждут власти? Она и должна, как Вы говорите, и объяснять, и убеждать».
– Завершаю… Днями готов представить.
– Кстати, раз речь зашла о Соборе, – добавил митрополит Тихон, – согласитесь, что не возражали бы мы, если на Соборе будут присутствовать «агенты правительства», пусть видят и слышат, о чем говорим, что обсуждаем.
– Дамы не возражаем, – проговорил патриарх. Пусть приходят и сидят, внимают. Давайте вставим и в записку о Соборе, и в Декларацию это положение.
Подводя итог состоявшемуся обсуждению, патриарх Тихон заключил: «Основная мысль наша должна быть простой: Церковь приемлет земное Отечество и живет в нем, служа своей пастве; осуждает всякую неблагонамеренность церковных общин внутри страны и политиканство внешних, тех пастырей и архипастырей, которые в силу различных причин оказались за пределами Родины… Да, мы осуждаем Карловацкий собор и хотели бы, чтобы власть относилась к нам с доверием и предоставила свободу в рамках действующей конституции».
По окончании совещания патриарх поручил митрополитам Петру и Тихону, как постоянно жившим в Москве, вести все дальнейшие необходимые переговоры и обсуждать принятый проект текста Послания с подлежащими властными структурами.
Параллельно, в сентябре же, патриарх обращается в Моссовет с просьбой о регистрации «церковно-канонической православной иерархической организации». В числе основных направлений деятельности новой церковной организации перечислялось: руководство пастырями и верующими, добровольно признающими эту религиозную организацию; рукоположение в священно- и церковнослужители избираемых группами и общинами верующих кандидатов; разрешение дел о духовных наградах, о снятии священного сана и о церковных браках; снабжение храмов предметами культа и богослужебными книгами; устроение религиозно-нравственных, церковно-исторических и религиозно-философских собеседований, чтений, духовных и богословских курсов, читален и библиотек; проведение совещаний и съездов для обсуждения религиозных дел и вопросов[426].
Патриарх специально оговаривал, что деятельность этой «организации» основывается на соблюдении декрета об отделении церкви от государства и других нормативных актов, регулирующих положение религиозных организаций. И хотя спустя время ответ был отрицательный, но и он помогал набраться опыта и разобраться в советских юридическо-бюрократических хитросплетениях и нащупать возможности правового разрешения церковных проблем.
Стремление и первые шаги патриарха к легализации совпали с реорганизацией органов, ранее осуществлявших государственную церковную политику. Летом 1924 г. был упразднен «ликвидационный» отдел в Наркомате юстиции. Определенно можно говорить, что сделано это было в угоду ОГПУ, который не безосновательно воспринимал отдел в качестве «строптивого соперника», ибо нередко его позиция в религиозном вопросе шла вразрез с позицией спецорганов. Теперь обязанность разработки и проведения «религиозной политики» государства возложена была на Секретариат по делам культов при председателе ВЦИК [427]. Этот орган не имел достаточных властных полномочий, но его деятельность, поддерживаемая А.И. Рыковым, М.И. Калининым, П.Г. Смидовичем и П.А. Красиковым, вселяла некоторые надежды, что можно противостоять административному натиску на религию.
Однако, вопреки внешним переменам, практическая церковная политика государства по-прежнему целиком и полностью определялась в кабинетах Лубянки. А там «по старинке» плели хитроумные комбинации и в отношении патриарха, и в отношении его ближайших помощников, которых регулярно, с мрачной периодичностью, отправляли в ссылки, тюрьмы, административные высылки, оставляя порой между отсидками на свободе несколько дней. Патриарх прекрасно был осведомлен о всесильности этого ведомства в церковных вопросах. Примеров тому было множество, но один был особенно показателен. Уже на следующий день после встречи Тихона с Рыковым сопровождавшие патриарха митрополиты Петр (Полянский) и Серафим (Александров) были подвергнуты административной высылке из Москвы. Патриарх вступился за них, обращался к Рыкову[428]. Но даже тому с трудом и далеко не сразу удалось отменить несправедливые решения.