Жребий Салема — страница 4 из 84

– Верно, – не скрывая удивления, подтвердил он.

Она нервно засмеялась, лишь на мгновение задержав его взгляд в надежде распознать его намерения. Она явно не принадлежала к тем, кто заговаривает в парке с незнакомыми мужчинами.

– Я уже решила, что мне мерещится. – На коленях у нее лежал его второй роман, «Воздушный танец», со штампом городской библиотеки. Она показала на фотографию четырехлетней давности на задней сторонке обложки. На мальчишеском лице с пугающе серьезным выражением светились темные глаза.

– С таких, на первый взгляд необъяснимых, случайностей и берут начало династии, – заметил он, и эта шутливая фраза вдруг повисла в воздухе как пророчество. За ними, громко вереща, плескались в воде малыши, а мать просила Родди не раскачивать сестренку так высоко. Сестренка же раскачивалась все выше и выше, стараясь достать до самого неба. Ее развевающееся платьице Бену суждено было запомнить на долгие годы, будто эта картинка оказалась вырезана из огромного пирога времени. Такие сцены сохраняются в памяти, только если в этот момент между двумя людьми вдруг пробегает искра.

Девушка засмеялась и протянула ему книгу.

– А можно получить ваш автограф?

– На библиотечном экземпляре?

– Я его выкуплю и заменю другим.

Бен достал из кармана автоматический карандаш, открыл книгу на форзаце и спросил:

– А как вас зовут?

– Сьюзен Нортон.

Он быстро написал: «Сьюзен Нортон, самой красивой девушке в парке. С наилучшими пожеланиями, Бен Миерс». Потом подписался и поставил число.

– Теперь вам придется ее украсть, – сказал он, возвращая книгу. – «Воздушный танец», увы, больше не издается.

– Я достану книгу у букинистов в Нью-Йорке. – Девушка помолчала и, поколебавшись, добавила, задержав взгляд чуть дольше: – Это очень хороший роман.

– Спасибо. Когда я достаю эту книгу и пролистываю, то сам удивляюсь, как ее напечатали.

– А вы часто ее берете в руки?

– Да, но стараюсь избавиться от дурной привычки.

Девушка улыбнулась, и они оба рассмеялись, сразу почувствовав себя легко и непринужденно. Вспоминая позже, как естественно все произошло, Бен неизменно ощущал беспокойство. Как будто ими двигал рок, замысливший перемолоть людские судьбы в жерновах мироздания с одному ему ведомой целью.

– Я читала и «Дочь Конвея». Она мне очень понравилась. Вам, наверное, это все говорят.

– К сожалению, крайне редко, – честно признался он. Миранде эта книга тоже нравилась, но его приятели особого восторга не проявили, а критики разнесли в пух и прах. Причем не по существу, а так, из профессиональной вредности. На то они и критики – чего с них взять?!

– А мне понравилось.

– А последнюю вы читали?

– «Билли просит продолжать»? Пока еще нет. Мисс Куган из аптекарского магазина говорит, что она неприличная.

– Черт, да она почти что пуританская! – возмутился Бен. – Да, язык там грубоват, но если описывать необразованных деревенских парней, то… Послушайте, а как насчет содовой с мороженым? Я бы с удовольствием угостил вас, да и сам полакомился!

Она заглянула ему в глаза в третий раз. И тепло улыбнулась.

– Я согласна. У Спенсера она просто восхитительная!

Так все началось.

2

– Это и есть та самая мисс Куган? – тихо спросил Бен, глядя на высокую дородную женщину в белой униформе с красным нейлоновым передником. Ее подкрашенные синим волосы обрамляли голову ступенчатыми завитками.

– Она самая. Вечером каждого четверга она наведывается в библиотеку с маленькой тележкой и заказывает столько книг, что мисс Старчер буквально лезет на стенку.

Они сидели на обтянутых красной кожей табуретах возле сатуратора и пили каждый свой напиток: он – содовую с шоколадом, она – с клубникой. Заведение Спенсера служило заодно местным автовокзалом, и через старомодную арку им было видно зал ожидания, в котором одиноко сидел молодой человек в форме ВВС. У его ног стоял чемодан, лицо было угрюмым.

– Судя по виду, он не очень-то рад, что надо ехать, – сказала Сьюзен, проследив за взглядом Бена.

– Наверное, отпуск кончился, – предположил Бен и подумал, что сейчас она наверняка спросит, служил ли он сам. Но ошибся.

– Скоро и я уеду на одном из таких автобусов рейсом в десять тридцать. И – прощай, Салемс-Лот! И на моем лице, наверное, радости будет не больше, чем у этого парня.

– А куда?

– Думаю, что в Нью-Йорк. Посмотрю, удастся ли мне наконец стать самостоятельной.

– А чем здесь плохо?

– В Лоте? Я его обожаю! Но тут живут мои родители, и я все время чувствую себя под их неусыпным контролем. А это не жизнь! К тому же Лот мало что может предложить молодой честолюбивой девушке. – Сьюзен пожала плечами и наклонила голову, чтобы отпить содовую через соломинку. На загорелой шее красиво проступили мышцы. Цветастое платье подчеркивало изящную фигуру.

– А чем бы вы хотели заняться?

Сьюзен снова пожала плечами.

– Я получила степень бакалавра в Бостонском университете… правда, толку от него мало. Специализация – искусство, да еще английский как непрофилирующая дисциплина. Полный набор для образованных дурочек. Меня не научили даже оформлять офис. Некоторые из моих школьных подруг устроились секретаршами и сейчас отлично зарабатывают, а я же умею только печатать на машинке.

– И что же тогда остается?

– Ну… может, какое-нибудь издательство, – неуверенно предположила она. – Или журнал… а может, рекламный бизнес. Там нужны люди, которые смогут нарисовать по указке. А это я сумею. У меня подготовлен портфолио с образцами моих работ.

– А у вас уже есть предложения от кого-то? – мягко поинтересовался Бен.

– Нет… нет. Но…

– Ехать в Нью-Йорк без предложений не имеет смысла, – заметил он. – Уж поверьте – в поисках работы вы там стопчете каблуки.

– Я вам верю. – Сьюзен натянуто улыбнулась.

– А тут вам удается продать свои работы?

– О да! – Сьюзен неожиданно рассмеялась. – На сегодня моей самой большой удачей была сделка с корпорацией «Синекс». Та перед открытием в Портленде нового кинотеатра купила оптом двенадцать картин, чтобы украсить фойе. Заплатили семьсот долларов. И я смогла внести первый взнос за свою маленькую машину.

– В Нью-Йорке вам надо снять в гостинице номер на неделю, может, больше, и показать ваш портфолио в каждом издательстве, которое удастся найти. Договоритесь о встрече за полгода, чтобы редакторы и нужные сотрудники не оказались заняты. Но Бога ради, не питайте иллюзий насчет большого города!

– Ну а вы? – спросила она, вынув изо рта соломинку и переключившись на креманку с мороженым. – Что вас привело в процветающий город Джерусалемс-Лот, штат Мэн, с населением в тысячу триста человек?

Бен пожал плечами.

– Пытаюсь написать роман.

Она оживилась.

– В нашем городе? А о чем? И почему здесь? Вы…

Бен с серьезным видом посмотрел на девушку.

– У вас мороженое капает.

– Правда? Ой, извините. – Сьюзен вытерла стакан салфеткой. – Я вовсе не хотела ничего выпытывать. Вообще-то я не такая несдержанная.

– Вам не за что извиняться, – успокоил Бен. – Писатели любят говорить о своих книгах. Иногда, лежа в кровати, я представляю себе, как даю интервью «Плейбою». Пустая трата времени! Они берут интервью только у тех, чьи книги популярны среди студентов.

Молодой человек в форме ВВС поднялся. Возле здания, шипя пневматическими тормозами, остановился междугородний автобус.

– В детстве я прожил четыре года в Салемс-Лоте. На Бернс-роуд.

– На Бернс-роуд? Но там же сейчас ничего нет, кроме маленького кладбища. Его называют Хармони-Хилл.

– Я жил там со своей тетей Синди, Синтией Стоуэнс. Мой отец умер, а мать… с ней случилось нечто вроде нервного срыва. И она отправила меня к тете Синди, пока не сумеет прийти в себя. Тетя Синди посадила меня в автобус и отправила к матери примерно через месяц после большого пожара. – Бен посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене за сатуратором. – Я плакал, когда автобус увозил меня от матери и когда он же увозил меня из Джерусалемс-Лота, от тети Синди.

– А я родилась как раз в тот год, когда случился большой пожар, – сказала Сьюзен. – Самое важное событие, произошедшее в этом городе, я благополучно проспала!

– Выходит, вы на семь лет старше, чем мне показалось в парке, – засмеялся Бен.

– Правда? Спасибо… – Она выглядела польщенной. – А дом вашей тети, наверное, сгорел?

– Да, – подтвердил он. – Ту ночь я отлично помню. К нам постучались люди с ранцевыми огнетушителями и сказали, что надо уходить. Это было нечто! Тетя Синди суетилась, собирая вещи и укладывая их в свою машину. Господи, что за ночь!

– У нее имелась страховка?

– Нет, но дом она снимала и все ценное мы успели перенести в машину. Кроме телевизора. Мы пытались его поднять, но не смогли даже оторвать от пола. У него был семидюймовый экран с увеличительной линзой перед кинескопом. Чертовски искажал изображение. К тому же он показывал всего один канал, по которому в основном гоняли музыку кантри да фермерские новости.

– И вы приехали сюда писать книгу? – удивилась Сьюзен.

Бен ответил не сразу. Мисс Куган распаковывала блоки сигарет, чтобы выставить образцы на витрине возле кассы. Аптекарь мистер Лабри сновал за высоким прилавком с лекарствами как привидение. Парень в форме ВВС ждал у двери автобуса, когда водитель вернется из туалета.

– Да, – подтвердил Бен и, повернувшись, впервые открыто посмотрел на нее. Очень миловидное лицо с открытым взглядом голубых глаз и чистым высоким загорелым лбом. – Ваше детство прошло здесь?

– Да.

– Тогда вы меня поймете, – кивнул он. – Я тут вырос, и Салемс-Лот навсегда поселился у меня в душе. Когда я вернулся, то чуть не проехал мимо, потому что боялся, что здесь все изменилось.

– Тут ничего не меняется, – сказала Сьюзен. – Или почти ничего.

– С мальчишками Гарденеров я играл в войну на болотах, в пиратов – на пруду, в захват флага и прятки – в парке. После моего отъезда из Салемс-Лота нам с матерью довелось пожить в разных неблагополучных местах. Когда мне было четырнадцать, мама покончила с собой, и я остался сиротой. Но жизнь перестала быть волшебством уже задолго до этого. И все, что от этого волшебства осталось, находилось – и продолжает находиться – здесь, в Салемс-Лоте. Город мало изменился. И Джойнтер-авеню выглядит так, будто на нее смотришь сквозь тонкую ледяную пластинку, как если бы в ноябре в баке с водой образовалась корка льда, которую, аккуратно постучав по бокам, можно освободить из плена и вытащить, а потом поглядеть сквозь нее на детство. Изображение расплывчатое и нечеткое, в каких-то местах вообще ничего не видно, но все равно общую картину разобрать можно.