Понять смерть? Конечно. Это — когда чудовища, наконец, добрались до тебя.
В половине девятого Рой Макдугалл въехал на ведущую к своему вагончику подъездную дорожку. Старый форд два раза газанул и вырубился. Трубка насадки дышала на ладан, дворники не работали, а в следующем месяце придет счет. Ну и машина. Ну и жизнь. В доме выл ребенок, а Сэнди орала на него. Доброе старое супружество.
Он выбрался из машины и упал, споткнувшись об одну из каменных плит, которые с прошлого лета собирался превратить в дорожку от подъездной аллеи к крыльцу.
— Чтоб ты сгорела, срань, — пробурчал он, зверем глядя на плитку и потирая подбородок.
Рой был изрядно пьян. Он ушел с работы в три и с тех пор пил у Делла с Хэнком Питерсом и Бадди Мэйберри. Хэнк совсем недавно разжился деньгами и, похоже, настойчиво пропивал все свои дивиденды, каковы бы они ни были. Рой знал, что Сэнди думает о его приятелях. Ладно, пускай задерется в доску. Пожалеть человеку пару кружек пива в субботу и воскресенье, даже если он ломал спину на проклятой трепальной машине всю неделю и в выходные сверхурочно, чтобы подзаработать! Чего это она стала такая святая? Весь день сидит дома, и всех дел у нее — прибрать в доме, побазарить с почтальоном да приглядеть, чтоб пацан не заполз в духовку. Хотя в последнее время она не шибко-то за ним смотрит. Позавчера проклятый мальчишка даже свалился с пеленального столика.
А ты где была?
Я держала его, Рой. Но он так крутился…
Крутился. Да уж.
Рой прошел к двери, все еще кипя. Ушибленная нога болела. От нее-то сочувствия хрен дождешься. И чем же она занимается, пока он надрывает пупок на этого фигова мастера? Читает журналы и жрет вишни в шоколаде. Или смотрит по ящику мыльные оперы и жрет вишни в шоколаде. А не то треплется по телефону с подружками и жрет вишни в шоколаде. Тут не то что рожа, тут и жопа опрыщавеет. Очень скоро не разобрать будет, где у этой бабы что.
Рой толкнул дверь и вошел.
То, что он увидел, поразило его сразу и сильно, пробив пивной туман, как шлепок мокрым полотенцем: орущий голый младенец с разбитым носом, у Сэнди, которая держит его на руках, безрукавка запачкана кровью, повернутое к Рою лицо съежилось от страха и неожиданности. Пеленка на полу.
Рэнди, у которого синяки под глазами побледнели совсем немного, поднял ручки, словно умоляя о чем-то.
— Что тут происходит? — медленно спросил Рой.
— Ничего, Рой. Он просто…
— Ты его стукнула, — невыразительно сказал он. — Он не хотел лежать спокойно, пока ты его пеленала, и ты его треснула.
— Нет, — быстро возразила Сэнди. Он перекатился и стукнулся носом, вот и все. Вот и все.
— Надо бы всыпать тебе по первое число.
— Рой, он просто приложился носом…
Его плечи обвисли.
— Что на ужин?
— Гамбургеры. Горелые, — сварливо сказала она и вытянула из «рэнглеров» подол блузки, чтобы вытереть у Рэнди под носом. Рой заметил валик жира, которым обрастала жена. Сэнди так и не похудела после родов — ей было наплевать.
— Пусть заткнется.
— Он не…
— Пусть заткнется! — заорал Рой, и Рэнди, который по сути дела уже успокоился и только всхлипывал, опять раскричался.
— Дам-ка я ему бутылочку, — сказала Сэнди, поднимаясь.
— И принеси пожрать. — Он начал стаскивать джинсовую куртку. — Господи, что в этом доме за помойка? Что ты делаешь целый день? Баклуши бьешь?
— Рой! — сказала она потрясенным тоном. Потом хихикнула. Безумная злость на ребенка, который не желал спокойно лежать в пеленках и не давал Сэнди завернуть их, отошла в туманную даль. Такое могло произойти в очередной серии «Медицинского центра» или рассказываться в одной из тех историй, что она читала днем.
— Неси ужин, а потом приберись в этом затруханном доме.
— Хорошо. Хорошо, конечно. — Она вынула из холодильника бутылочку, дала Рэнди и посадила его в манеж. Тот принялся апатично сосать, глядя из-за решетки маленькими кружками глаз то на мать, то на отца.
— Рой?
— М-м? Чего?
— У меня кончилось.
— Чего?
— Сам знаешь, чего. Хочешь? Сегодня вечером.
— А как же, — сказал он. — А как же. — И опять подумал: та еще жизнь, будь я проклят. Та еще жизнь!
Когда зазвонил телефон, Нолли Гарднер слушал по приемнику рок-н-ролл и хрустел пальцами. Паркинс отложил журнал с кроссвордом и сказал: "Прикрути чуток, ладно?”
— Конечно, Парк. — Нолли убавил звук и снова принялся хрустеть пальцами.
— Алло? — сказал Паркинс.
— Констебль Джиллеспи?
— Да.
— Говорит агент Том Хэнрахэн, сэр. Я получил информацию, которую вы запрашивали.
— Очень хорошо, что вы так скоро отозвались.
— Выудили мы для вас немного.
— Да это ладно, — сказал Паркинс. Что ж вы узнали?
— В мае 1973 года Бен Мирс привлекался к расследованию после дорожно-транспортного происшествия со смертельным исходом. В штате Нью-Йорк. Никаких обвинений не выдвигали. Мотоцикл разбился. Жена Мирса, Миранда, погибла. По словам свидетелей, он ехал медленно. Проба на алкоголь отрицательная. По всей видимости, просто угодил на мокрое. Политические взгляды тяготеют к левым. Участник Принстонского мирного марша 1966 года. Произнес речь на антивоенном ралли в Бруклине в году. Марш на Вашингтон в 1968 и 197О. Больше на него ничего нет.
— Что еще?
— Курт Барлоу — «Курт» с "т". Британец, но скорее натурализованный, чем по происхождению. Родился в Германии, в 1938 году бежал в Англию явно преследуемый гестапо. Более ранние сведения о нем получить невозможно, но ему, вероятно, восьмой десяток. Настоящая фамилия — Брайхен. С 1945 года занимался в Лондоне импортом-экспортом, однако толком ничего выяснить нельзя. Стрейкер является его партнером с тех самых пор, и, похоже, именно он имеет дело с клиентами и общественностью.
— Да?
— Стрейкер — уроженец Британии. Пятьдесят восемь лет. Отец — манчестерский столяр, делал кабинеты. Оставил сыну кругленькую сумму, но и сам Стрейкер не сидел сложа руки. Восемнадцать месяцев назад они с Барлоу запросили визы на длительное пребывание в Соединенных Штатах. Вот все, что у нас есть. Да, еще: по отношению друг к другу у них могут быть определенные странности.
— Да, — вздохнул Паркинс. — Об этом я уже думал.
— Если помощь еще нужна, можно запросить о ваших новых негоциантах ЦРУ и Скотланд-Ярд.
— Да нет, все отлично.
— Кстати, Мирса с двумя другими ничто не связывает. Если только эта связь не кроется где-то глубоко.
— Ладно. Спасибо — Ну, мы тут для того и сидим. Нужна будет помощь, свяжитесь с нами. — Так и сделаем. Спасибо вам.
Он положил трубку обратно на рычаг и задумчиво поглядел на нее.
— Кто это был, Парк? — спросил Нолли, прибавляя звук радио.
— Кафе «Экселлент». Нет у них ветчины с ржаным хлебом. Ни крошки. Одни тосты с сыром да яичный салат.
— Если хочешь, у меня в столе немного взбитой малины.
— Нет, спасибо, — сказал Паркинс и опять вздохнул.
Свалка все еще тлела.
Вдоль ее края, принюхиваясь к аромату тлеющих отбросов, прохаживался Дад Роджерс. Под ногами хрустели пузырьки и флакончики, а при каждом шаге вверх поднимался рыхлый черный пепел. В пустыне свалки, повинуясь капризам ветра, то гас, то разгорался широкий пласт углей, напоминая Даду то открывающийся, то закрывающийся огромный красный глаз… глаз великана. То и дело со слабым приглушенным взрывом лопались аэрозольные баллончики или электрические лампочки. Когда утром Дад поджег мусор, оттуда вылезло огромное множество крыс — столько он еще не видел. Он пристрелил полных три дюжины и, когда, наконец, сунул пистолет в кобуру, тот был на ощупь горячим. Вдобавок эти сволочи были крупными — некоторые добрых два фута длиной от кончика носа до кончика хвоста. Занятно, один год их больше, другой — меньше. Связано с погодой, что ли. Если и дальше так пойдет, придется обсыпать все отравой — а этого Дад не делал с шестьдесят четвертого года. Сейчас одна крыса ползла под козлами для пилки дров, служившими преградой огню.
Вытащив пистолет, Дад щелкнул предохранителем, прицелился и выстрелил. Выстрел взметнул перед крысой фонтанчик земли, обсыпав шерсть. Но крыса не бросилась наутек — она просто поднялась на задние лапы и посмотрела на Дада глазами-бусинками, которые в пламени отсвечивали красным. Иисусе, да среди них есть и храбрецы!
— Покедова, мистер Крыс! — сказал Дад и тщательно прицелился.
Ба-бах. Крыса повалилась и задергалась.
Дад подошел к ней и пнул тяжелым рабочим башмаком. Крыса несильно тяпнула кожаный ботинок зубами, бока едва заметно раздувались и опадали.
— Сволочь, — мягко сказал Дад и раздавил крысе голову. Он присел на корточки, посмотрел на нее и обнаружил, что думает про Рути Крокетт, которая ходит без лифчика. Когда она надевает облегающий свитер на пуговках, то отчетливо видны маленькие соски, встающие торчком от трения о шерстяную ткань, и, если сумеешь добраться до этих сисек и совсем немного потискаешь — помните, совсем немного — шлюшка вроде Рути в два счета кончит.
Дад взял крысу за хвост и раскачал наподобие маятника — А пришлось бы тебе по вкусу найти в своем пенале старину мистера Крыса? — Непреднамеренная двусмысленность такой идеи развеселила его, и он визгливо хихикнул, а странно скособоченная голова задергалась и закивала. Зашвырнув крысу высокий, чрезвычайно тонкий силуэт шагах в пятидесяти справа.
Дад вытер ладони о зеленые штаны и, подняв руки над головой, широким шагом двинулся к этому силуэту.
— Свалка закрыта, мистер.
Человек повернулся к нему. В красном свечении умирающего пламени обозначилось скуластое задумчивое лицо. В белых волосах — пряди стальной проседи, придающие лицу странную возмужалость, шевелюра откинута назад с высокого воскового лба, как у пианистов-педиков. Глаза ловили и удерживали красное свечение углей, отчего казались налитыми кровью.
— Да? — вежливо спросил мужчина. В безукоризненном выговоре звучал некий слабый акцент. Этот тип мог быть лягушатником, а может — немцем или венгром. — Я пришел посмотреть на пламя. Это так красиво.