— Об этом конунг Гуннар тоже говорил.
— Он беседовал с тобой о нашем походе, обо мне? — спросил принц таким тоном, словно собирался приревновать ее к сорокалетнему конунгу.
— Не со мной, а с королевой Астризесс, — все тем же бесстрастным тоном просвещала его княжна, наблюдая за тело-хранителем, который медленно, оступаясь, но при этом не сводя с нее глаз, все приближался и приближался.
— Разговор происходил при тебе?
Княжна удивленно взглянула на принца и вновь перевела взгляд на юного дружинника, которому надоело петлять по крутой извилистой тропинке, и теперь он намеревался идти напрямик.
— Почему при мне? То, о чем они говорят, должны знать только они.
— Но ты иногда подслушиваешь?
— Я — великая княжна, а не подкупленная служанка, которой велено подслушивать под дверью своей хозяйки.
— Значит, у тебя тоже есть такая подкупленная слу-жанка?
Елисифь не ответила, хотя Гаральд терпеливо ждал ее реакции. Этот дикий викинг нередко задает вопросы, задавать которые не следует, а уж отвечать на них — тем более.
— Они говорят о многом таком, что тебе тоже следовало бы знать, — мстительно парировала Елизавета.
Тем временем Волхвич подходил все ближе, и это заставляло ее нервничать: уж не дойдет ли дело до стычки между ним и Гаральдом? Поэтому, как только на пригорке показался послушник монастыря, который сообщил, что предобеденная молитва завершена и монах Прокопий ждет их, княжна тут же заторопила своего кавалера. Причем спускаться решила как можно скорее, и по склону, противоположному тому, которым спешил дружинник.
Наверное, ей вообще не стоило обращать внимания на этого юного воина. Волхвич уже знал, что ее прочат в невесты викингу, но, строго предупрежденный самой княжной и воеводой Смолятичем, даже заикаться не смел об их отношениях, а уж тем более — вмешиваться в них или общаться с наследным принцем. До сих пор он придерживался этих условий, успокаивая себя тем, что до свадьбы и даже до помолвки еще далеко, а значит, всякое может случиться. Но почему-то же он порывался сейчас оказаться рядом с ними.
Воевода Смолятич очень серьезно отнесся к поручению князя — наладить тайную сыскную службу, и Волхвич предстал перед ним в этом деле первым и наиболее способным помощником. Каким образом он узнавал о встречах Астризесс и Гуннара, а главное — о чем они вели беседы, этого Елизавета не ведала; но ведь узнавал же!..
У монастырского храма их уже ждал монах Иларион. Он неплохо изъяснялся по-норманнски, поэтому старательно знакомил викинга-принца и его даму с историей не только самого храма, но и каждой его иконы. А еще — поражал его воображение монастырской библиотекой, а также сводил в одну из пещер, в которой жили монахи. Когда все, что было религиозного в этом монастыре, викингу показали, он спросил:
— А почему ваш монастырь так плохо подготовлен к обороне?
— К обороне? Плохо? — явно подрастерявшись, переспросил монах.
— Здесь довольно мощная стена, но почти нет бойниц, нет цитадели и надвратной башни; укрепленного замка на территории монастыря тоже нет.
— Но монастыри создаются для молитв, а не для сражений.
— Молиться надо, когда в стране мир, а когда к стенам монастыря подступают враги, нужно сражаться. Когда я стану королем, не позволю строительства ни одного монастыря, если уже в чертежах он не будет выглядеть настоящей крепостью или хотя бы укрепленным замком.
— Когда вы станете королем, наверное, так оно и будет, — смиренно согласился Иларион. — Однако наши князья мало заботятся о строительстве и укреплении монастырей, а вы вряд ли станете правителем нашей земли.
— Принц Гаральд станет правителем Норвегии, страны норманнов, — проговорила Елизавета, привычно вскинув подбородок. — А королем он станет сразу же после того, как возьмет меня в жены.
— Кто вам все это нагадал, княжна? — едва сумел пригасить улыбку монах. Он знал, что обычно Елизавета обижалась, когда замечала чью-то ухмылку. Она не только сама считала себя взрослой, но и требовала, чтобы так считали все остальные.
— Это я сама себе так нагадала, — храбро уведомила его будущая королева Норвегии. — И как только это произойдет, мы сразу же примемся строить стольный град Норвегии. Как он будет называться, я пока что не знаю, возможно, Норманноградом. Хотя… над названием мы с Гаральдом еще подумаем.
— Значит, королевой Норвегии? Дай-то Бог, дай-то Бог… — молитвенно сложил руки у груди монах. — Мне приходилось встречать людей, способных видеть чужие судьбы, но все они утверждали, что их собственная судьба провидению не подвластна.
— Мне подвластна и чужая, и своя.
— Как-нибудь мы обязательно поговорим об этом вашем даре и помолимся за него.
— Молиться будем завтра?
— Ты ведь венчаешься не завтра, а вот когда это произойдет, не знаю. Может, тебе это ведомо?
— Да, ведомо. Венчать нас будете вы. Только тогда вы уже будете не монахом, а большим церковником. Самым главным на Руси. Почти как папа римский.
Иларион задумчиво посмотрел сначала на безмятежно улыбавшегося, влюбленного в свою маленькую даму сердца Гаральда, затем на Елизавету.
— Ты слышала, как твой отец с кем-то говорил об этом?
— Говорил? Об этом?! — несказанно удивилась княжна. — Нет, никогда ничего такого не слышала. А зачем мне слышать? Сама знаю.
— Княжна Елизавета действительно знает будущее каждого из нас, — все с той же безмятежной улыбкой известил Гаральд монаха-книжника. — Любой норманнский жрец позавидовал бы этому ее дару.
— Неужели это на самом деле может произойти? — усомнился Иларион, но уже обращаясь как бы к самому себе.
До дворца они добрались на повозке княжны, а Радомир и все остальные телохранители сопровождали их в седлах. Прежде чем усесться на свое место, Елизавета строго поинтересовалась у Волхвича, отозвав его чуть в сторону, — почему он так упорно взбирался на вершину холма, на котором стояли они с Гаральдом.
— Очень хотелось побыть рядом с тобой.
— Ты никогда не должен показываться рядом со мной! — резко осадила его княжна. — Слышишь, никогда! Особенно когда рядом находится принц Гаральд.
— Боишься, что он приревнует? Или просто обидится?
— Ты — смерд, и ты должен знать свое место. Каждый должен знать свое место, так в этом мире заведено, — спокойно, рассудительно объяснила она Волхвичу. — Еще раз осмелишься подойти без моего согласия, прикажу никогда впредь не подпускать тебя к моей охране.
9
Огромные челны викингов под красными квадратными парусами отходили от киевской пристани в полуденную пору. Мореходы норманнов еще с вечера привели свои суда к городской пристани, чтобы все, кто пожелал бы этого, могли провожать их флотилию в поход. На судне «Принц Гаральд», которое должно было идти к устью реки первым, вместе с викингами отправлялись в путь трое русичей, которые уже не раз водили по этой реке купеческие караваны, неплохо знали все ее острова, отмели и пороги. Они также должны были подсказывать норманнам места, которые следовало преодолевать по обводным рукавам или волоком.
Князь вместе с княгиней Ингигердой, королевой Астризесс и Елизаветой подъехал к тому месту на пристани, где стояло, слегка покачиваясь на волне, судно «Принц Гаральд». Свита князя держалась чуть поодаль, давая возможность принцу пообщаться с правящим семейством.
— Вот, смотрю я на это воинство, — небрежно повел князь рукой вдоль пристани, — и думаю: а не прогадал ли я, решившись подарить его византийскому императору? Имея его, можно было бы попытаться создать собственную империю.
— Вы еще создадите ее, сир, — на французский манер ответил принц. — Мы вернемся и поможем вам в этом.
— Вот только много ли вас вернется? — с материнской грустью в голосе усомнилась Астризесс, отыскивая взглядом конунга Гуннара, который в это время поднимался по трапу, делая вид, что не замечает ее.
Для Гаральда не было секретом, что прошлую ночь они провели вместе, причем это была не первая их ночь. Как не было секретом и то, что конунг старательно скрывал свои истинные отношения с королевой-вдовой. Непонятно только, почему он делал это. Все знали, что Гуннар до сих пор был холост.
Взойдя на судно, конунг остановился у центральной надстройки, рядом с трапом, уводившим в каюту, которую он теперь вынужден делить с византийским посланником. Сам посланник тут же появился у причального борта, стараясь всячески привлечь к себе внимание князя и его семейства.
— Уверен, что большинство вернется, — попытался Гаральд успокоить королеву. — В морских походах викинги храбры и бессмертны.
— Это — если верить нашим старым норманнским сагам, — иронично уточнила Астризесс. — Битва, в которую вел вас король Олаф, свидетельствует кое о чем другом.
— Не надо об этой битве, — поморщилась Ингигерда. — Тем более — перед таким трудным походом. У всякого воинства случаются поражения.
— Конечно, конечно, — поспешно согласилась Астризесс. — Только ты, наследный принц норвежский, постарайся оказаться в этом бессмертном большинстве.
— Елисифь предсказывает, что я вернусь, — взглянул Гаральд на княжну, которая стеснительно держалась чуть позади родителей.
— Если бы только все эти предсказания оказывались вещими! Кстати, не теряйте времени, принц, попрощайтесь с ней, — вошла в его положение великая княгиня. — Когда вы рассчитываете вернуться в наши земли?
— Через пять весен.
— Как же это немыслимо долго! — вырвалось из груди Астризесс, хотя все понимали, что грусть ее зарождалась отплытием не юного принца, а вполне зрелого конунга Гуннара Воителя.
— К тому времени княжна уже будет достаточно взрослой, — в свою очередь заметила Ингигерда.
— Достаточно взрослой для того, чтобы на ее руку мог претендовать не изгнанник, а принц-наследник, — холодно заметил князь, никогда особой приверженности к Гаральду не питавший, — у которого есть родина, родительский замок и достаточно денег для того, чтобы никогда больше не превращаться в иностранного наемника.