— Теперь… найди слепое пятно комнаты.
— Какое… — я прошептал, чувствуя, как язык прилипает к нёбу.
— То, куда взгляд не хочет падать! — она зашипела, и внезапно её глаза вспыхнули в темноте багровым светом.
Я зажмурился, затем снова открыл глаза. В углу за старым лакированным шкафом темнота казалась гуще, насыщеннее — будто там начинался другой мир.
— И… предложи.
Я предложил миру идею: я — это тень. Не больше.
Пламя свечи замерло.
Я шагнул вперёд, чувствуя, как пол скрипит под моим весом.
Оно не дрогнуло.
— Ха! — её смех звенел, как разбитый фарфор. Хвост взметнулся вверх, поднимая полы кимоно причудливым веером. — Ты почти… пустота.
«Мы и есть Пустота!» — отозвался внутри умиротворённый внутренний голос, до того требовавший жрать.
Резкий хлопок в ладоши — и дверь приоткрылась с жалобным скрипом. В проёме замерла княгиня, потирая виски длинными тонкими пальцами, унизанными перстнями.
— Спрячься. Сейчас же, — скомандовала Юмэ.
Я прижался к стене, стараясь расплющиться, как вторые обои, представляя тело как предмет мебели. Моя щека прилипла к холодной деревянной панели. Шёпотом, губами, которые почти не шевелились произнёс: «Я — трещина в штукатурке», скармливая ложь разуму. А после выдохнул страх, как во время тренировок с магией кошмаров, но не желая причинить вред бабушке, рассеял его в пространстве. Из груди послушно ушло что-то тёплое и липкое.
Бабушка прошла в сантиметре. Её запястье почти задело моё — я почувствовал тепло её тела на своей коже.
Елизавета Ольгердовна оглянулась, и её взгляд скользнул по комнате, отметил потухшие курильницы и без задержки прошёл сквозь меня.
— Похоже, ушли в сад, — произнесла она и развернувшись на каблуках стремительно покинула мою спальню.
— Она… — я начал, но холодный палец кицунэ прижался к моим губам.
— Она теперь уверена, что мы в саду у озера, — кицунэ лизнула губы кончиком языка, и я увидел, что он неестественно длинный и розовый. — Ты подсунул ей эту мысль.
Она встала, и вдруг… начала таять, как утренний туман. Её контуры стали размытыми, а хвост растворился в воздухе вместе с ушками.
— Запомни: лучшая невидимость — когда люди сами придумывают, почему тебя нет.
Её иллюзорный хвост нежно махнул мне в лицо, оставляя на щеке ощущение шёлка и покалывание статического электричества.
— Завтра… будем тренироваться.
Кицунэ исчезла для человеческого взгляда, но я заметил радужную невесомую плёнку конструкта, когда Юмэ покидала бесшумно мою спальню. Ни единая половица не скрипнула у неё под ногами. На память об уроке остался только запах гардении… и странное чувство, будто меня и не было в этой комнате.
Я посмотрел на камень, всё ещё зажатый в моей ладони. Он был мокрым — от моего пота. Но оно того стоило. Бабушка… так и не увидела меня.
Мои пальцы разжались, и камень с глухим стуком упал на пол, тут же исчезнув белым дымом развеянной иллюзии.
Глава 6
Бледное июньское солнце висело низко над горизонтом, но ледяной ветер с Кунаширского пролива резал кожу, как зимней порой. Казаки-оборотни почувствовали неладное ещё до того, как увидели опасность. Воздух звенел, будто натянутая струна, а вода в проливе стояла неестественно гладкой, будто застывшее стекло.
А потом лёд пошел. В середине июня.
Не просто наст, а толстые, сизые пласты, нарастающие с бешеной скоростью, расползаясь от кунаширского берега. И по этому льду шли они.
Ёкаи.
— Тьху! — сплюнул казачий старшина. — Мерзость какая! Даже нормальных химер не навострились за два десятка лет создавать. То ли дело у Угаровых бывали…
А тем временем по льду шествовала странная армия, численность которой не поддавалась счёту: кувшины с лицами грохотали как опрокинутые котлы и смеялись заливистым безумным смехом под щёлканье зубов; не то бабы, не то змеи скользили, как тени, их волосы, которые они использовали для удушения, стелились по льду, как черные реки. Летающие кожистые твари чёрной тучей закрывали солнце, хрипло каркая, а на фоне всего этого грохотали и скрипели ожившие доспехи и оружие. Нет, каждая тварь, конечно, имела своё название, но для русского человека они были полнейшей абракадаброй.
У некоторых из ветеранов перед глазами стояли события почти четвертьвековой давности.
История повторялась, решив переиграть принадлежность Курильской гряды, словно партию в карты. Казаки даже кулаками глаза протёрли от неожиданности. Не бывает так, чтобы, использовав однажды подобную тактику и получив поражение, японцы вновь решились её повторить. Или бывает?
Впереди плыла Юкионна — единственный архимаг стихии льда и холода в Японской империи, бледная, с волосами, как снежные нити, и лицом, закрытым ледяной маской. А позади армии восседал на телах червеобразных тварей Нурарихён — старый, сгорбленный архимаг-призыватель, с лицом, как у высохшей груши, и глазами, полными холодного расчета. Он не спешил. Он знал, что заставу вот-вот отрежут от мира.
Первая пустотная граната, сброшенная когтистыми летучими тварями, разорвалась у ворот.
— По стенам! — взревел атаман, и казаки совершили полуоборот — когти, клыки, звериные рефлексы.
Тревогу подали сразу, но ёкаев было слишком много. Небо потемнело от стай метателей, они шли нескончаемым потоком и сбрасывали на форт пустотные гранаты. Артефакторный щит проседал чересчур быстро.
Не прошло и минуты с момента начала атаки, как щит лопнул с тихим звоном, а взрыв разнес волновой телеграф. Массивный хрустальный шар в железной оплетке брызнул осколками во все стороны, ознаменовав обрыв связи с империей.
— Магический огонь по готовности! — кричал атаман. — Не пускать под стены форта! Защищать небо! Три минуты перезагрузка контура!
Бой был кровавый, но казаки стояли. Внутренний двор крепости был завален ошметками тел человеческих и демонических. Но в момент, когда контур перешёл на резервный накопитель и вновь принялся накачивать энергию в защитный купол… Шум битвы на секунду затих, словно все разом оглохли. В тишине отчётливо послышался крик войскового артефактора
— Щит не поднимется!
Одного удара сердца хватило атаману, чтобы принять решение:
— Отступаем!
При этом себя он успокаивал мыслью, что крепость жива, пока жив её последний солдат. В пещерах и лабиринтах скальных ходов отбиваться можно гораздо меньшим числом, чем вот так.
Он верил, что помощь придёт обязательно, ведь самый громкий сигнал бедствия — это тишина в эфире.
Честно признаюсь, разговор с бабушкой у меня так и не состоялся. После обучения Юмэ я так вымотался, что несмотря на двоякий голод, вырубился почти сразу, за что, видимо, и поплатился ранней побудкой.
— Я тут подумала, что твоя пушистая лиса права. Учить тебя надо там, где словила. Иначе просто никогда не найдётся подходящего времени. Так что через пять минут жду тебя в химерне. Мы улетаем.
— А завтрак, он же ужин, он же обед? — справедливо возмутился я, забегая в душ под холодные струи воды, весьма способствующие пробуждению.
— Алевтина корзинку собрала, не помрёшь с голоду, — хмыкнула бабушка, выходя из моей спальни, чтобы не наблюдать за моими метаниями.
— Форма одежды хоть какая? — крикнул я вдогонку.
— Тренировочная, — услышал тихое эхо уже с первого этажа.
Догнать княгиню мне удалось только у самой химерни. Там нас уже ждала не только Василиса, но и почти все остальные созданные мною творения. Вышло их чуть больше полусотни, большинство из которой были летающими.
На мой вопросительный взгляд, Елизавета Ольгердовна лишь криво улыбнулась:
— Будем учиться летать.
Я не стал задавать лишних вопросов. Сама расскажет, как дело дойдёт. На мой взгляд химеры прекрасно умели летать, что и демонстрировали, взяв нас в плотное кольцо. Под охраной мы вылетели из родового квартала и отправились куда-то за город, в противоположную от Гильдии Магов сторону.
Спустя четверть часа мы подлетали к задымлённой платформе, выложенной чёрными руническими плитами. За пределами плит сверкали защитные полусферы, заполненные туманом. Я насчитал не менее сотни таких, но светились сейчас лишь восемь из них. Воздух над сферами звенел от остаточной магии, которую не смогли рассеять года и даже десятилетия.
Из клубов тумана вынырнул человек. Вернее, то, что от него осталось — левая половина тела была живой, а правая… правая состояла из сизого тумана, мерцающего в такт дыханию. Одним глазом он смотрел на нас ясно, другим — сквозь нас, будто видел что-то за спиной.
— Лизка! Вот уж не думал, что бешеная сука Угарова порадует меня своим визитом спустя столько лет! — его хриплый голос разорвал тишину. — Неужто и правда отошла после «благословения» орденцев? Или, может, наоборот — преисполнилась? В столице всякое на углах треплют. Поговаривают, что Длань тебя к рукам прибрала.
Княгиня хмыкнула, поправляя перчатку.
— В столице, Игнат, всякое болтают. Не дождутся!
— Вот и я также сказал, — ветеран загрохотал, и его туманная половина на мгновение приняла очертания медвежьей морды. — Так какими судьбами? Неужто легион восстанавливать решилась на старости лет?
— Наследника привезла тренировать, — кивнула княгиня в мою сторону. — И да, восстанавливаем с ним численность помалу…
Игнат окинул меня оценивающим взглядом — тем самым, каким смотрят на новобранца перед первым боем.
— Мой полигон ещё не снесли? — спросила княгиня.
— Обижаешь! — ветеран шлёпнул ладонью по бедру, и туманная нога на миг стала плотнее. — Пока есть архимаг — есть и полигон для тренировок. Таков закон.
Так вот, оказывается, что это были за сферы. Полигоны для архимагов… И как же бедно после этого смотрелись восемь туманных полусфер, если знать, что раньше их здесь было сто.
Игнат повернулся, махнув нам следовать за собой, и его туманная рука на мгновение обрела форму — то ли крыла, то ли клинка.
— Ну что, княжич, готов увидеть, как настоящие химеры в небе танцуют?