— Олег Ольгердович, это Юрий, — поздоровался я.
— Что ты здесь делаешь? — вот теперь он искренне испугался.
— То, что я должен был делать с самого начала. Еду прикрывать бабушку.
— Но она строго настрого приказала не вмешивать вас во всё это!
Я сделал шаг вперёд и склонился к самому уху Олега Ольгердовича:
— Доневмешивались уже! Её сейчас где-то там в жертву приносят. А я даже не знаю, где её искать.
— Она — воин, — упрямо возразил адъютант. — Такова её судьба. А ты — политик. Не подставляйся под удар.
— Вы это говорите человеку, в ком проснулась родовая память предков, тому чья кровь бьёт в ритме боевых барабанов, и тому, кто с голодом смотрит на поле брани, — от моих слов Олег Ольгердович вздрогнул.
— Не ходи туда! — едва ли не взмолился он.
— Не пойду, — согласился я. — Полечу.
— Княгиня лично дала запрет всем существующим химерам на твою доставку в сторону Курильских островов, — ехидно улыбнулся адъютант бабушки. — Так что полетишь ты только если у тебя крылья вырастут.
Я покачал головой. Олег Ольгердович этого, конечно, не увидел, но, как оказалось, моё чутьё не зря потребовало создать собственную химеру.
— У меня есть своя химера. Мне не обязательно использовать бабушкиных.
Впрочем, я был более чем уверен, что любая из оставшихся химер, узнав, что один из её создателей сейчас умирает, ринулась бы вместе со мной в бой. Поэтому по всеобщему каналу связи я объявил:
«Княгиню сейчас приносят в жертву на одном из островов. Нам с вами необходимо отыскать её и спасти. По возможности — спасти и остальных архимагов».
Химеры опасливо косились на меня и на моё творение, однако же склонили головы в знак признания моего верховенства.
— Олег Ольгердович, оставайтесь, — отдал я короткий приказ. — В случае чего сможете присмотреть за Эльзой. Она сейчас на попечении императорской семьи. Если мы не вернёмся… сделайте так, чтобы девочка была счастлива и не стала марионеткой в чужих руках.
Я запрыгнул на Гора и велел ему подняться в воздух.
Если в столице был обед, то здесь, на Дальнем Востоке, солнце уже давным-давно склонилось к закату. Я летел практически в звёздном небе и приходилось полагаться исключительно на ночное зрение горга.
Кроме того, изначально я получил небольшие вводные от наших на Сахалине. Они объяснили, что вероятнее всего противника можно отыскать на крупнейших островах, поскольку они наиболее интересны для японцев в качестве заселения, тем вечно не хватало земли. С другой стороны, именно на них находились русские фактории и форты для контроля территории и побережья.
Когда я спросил, где точно не стоит искать, и есть ли опасные места, мне также дали некоторые вводные, и звучали они примерно так:
— Если увидишь в море одинокий остров в виде вулкана с белоснежной шапкой, зелёным изумрудным ковром из крон деревьев и небольшим отростком в виде чёрной базальтовой короны чуть в стороне — не вздумай туда приближаться. Это едва ли не единственное место без магии, которое является природным по своему состоянию. Там не просто действующий вулкан, а некий источник силы, который напрочь уничтожает магию в округе. Наши, да и японцы тоже, считают остров проклятым и стараются не приближаться к нему.
Поэтому, услышав подобные наставления, я, в общем-то, не удивился, когда первым обнаружил недалеко от Сахалина подобный остров. Что удивительно, пустота внутри меня ткнула меня куда-то под рёбра, требуя наведаться туда. Моему голоду это место нравилось. Он улавливал там отголоски родной стихии.
— Найдём бабушку и наведаемся туда, — пообещал я, направляя Гора в сторону от вулканического острова.
Но Гор будто бы заупрямился и снова пошёл на вираж в сторону острова. На этот раз спустившись значительно ниже. Огибая один из кратеров, расположенный прямо на склоне, Гор едва ли не спикировал к самой кромке воды, что сливалась с тьмой прибрежных скал.
— Если я разобьюсь по твоей милости, ты тоже исчезнешь! — сварливо предупредил я Гора на всякий случай, но тот никак не отреагировал. Он будто затих, чуть повернув голову набок и вслушиваясь в спокойное море.
Такое поведение настораживало. И я очистил сознание от всяких мыслей, пытаясь прислушаться и понять, что ищет моя химера. Минуты три мы летели в блаженной тишине, когда я вдруг услышал эхо зова от Василисы, химеры бабушки.
Я не мог понять, что конкретно она пыталась мне передать. Какие-то странные образы, в которых не было ни бабушки, ни остальных химер, лишь обилие льда и копошащейся чёрной жижи. Более того, создавалось такое ощущение, будто Василиса в принципе не конкретно со мной делилась образами, а будто бы переживала некий страшный ночной кошмар. Вспышки сознания перемешивались с расплывчатыми, словно подсмотренными сквозь мутное стекло, дагерротипами: звёздное небо, раскинувшееся над головой, будто химера сидела в колодце с высокими краями, вспышки алого и синего цвета… балахоны… чёрные камни… и белоснежная коса, свесившаяся до самой земли с одного из камней.
Глава 10
Княгиня пришла в себя, купаясь в боли. Как воин, который воевал больше сотни лет, она знакома была с ней не понаслышке. До этого момента Елизавете Ольгердовне казалось, что сильнейшие из испытанных ею физических ощущений были связаны именно с благословением Светловых и с нахождением на литургии в храме Ордена Святой Длани. Сравниться с этой болью могла лишь боль душевная, когда она узнала о смерти сына и внучки. Но то, что она испытывала сейчас, ни в какое сравнение не шло с испытанным ею ранее.
Когда-то очень давно существовала древняя казнь. Называлась она Кровавый Орёл. Это была казнь, принятая ещё в Скандинавии у её предков. Там провинившегося укладывали на живот, вскрывали топором ему рёбра, отрубая их от позвоночника, раскрывали, а после вынимали лёгкие, укладывая их на рёбра. Считалось, что последние вдохи провинившегося заставляли рёбра трепетать, словно самые настоящие крылья орла.
Когда-то прадед сам рассказывал ей, что был свидетелем подобной казни, совершавшейся над магом. Даже находясь в блокирующих колодках, его организм всё равно боролся до конца, и рёбра действительно трепетали, словно крылья у птицы. По итогу маг погиб в дичайших муках. И финальным элементом казни считалась возможность или право жертвы наказать своего обидчика, если жертва имелась, и это не было преступлением чести. В таком случае жертва вырывала сердце из груди казнённого.
Однако же у архимагов считалось, что где-то там в районе солнечного сплетения имелось энергетическое средоточие магии. И с возрастом оно сперва росло, а после начинало костенеть, превращаясь в некую реальную субстанцию, в некий орган или отросток внутри человека на физическом уровне, а не на энергетическом. Сама княгиня видела аналог закостеневшего средоточия у горга, когда он спасал её правнука. Только если у магов средоточие предположительно находилось где-то недалеко от сердца, в районе солнечного сплетения, то у горга подобный камень находился под нижним нёбом глотки.
И вот сейчас, вспоминая всё то, что когда-то рассказывал ей прадед, княгиня чувствовала, как из неё пытаются изъять то самое средоточие. Ощущения при этом нельзя было передать никакими словами. Из неё выкачивали силу, не оставляя даже шанса на сопротивление. И ведь у неё даже не была вскрыта грудная клетка! Более того, на ней были те самые магические блокираторы. Но для надёжности руки и ноги были прикованы к камню, весьма напоминающему жертвенник, исписанный неизвестными рунами. Он сиял светом. На цвет сияния никак нельзя было определить.
Судя по всему, она ещё находилась на подготовительном этапе вскрытия, в отличие от двух других жертв. Слегка повернув голову и сцепив зубы от боли едва ли не до состояния их крошева, княгиня Угарова заметила два других тела на соседних камнях. Сложно было не узнать Волошина и Морозова. Те уже скорее напоминали иссушенные мумии самих себя, но всё ещё были живы.
Но жутким было даже не это. Посреди природной трансплантационной лаборатории перемещалось существо. У него не было рук или ног — всего лишь парящий балахон, не то с туманом, не то с дымом внутри. И сейчас этот балахон о чём-то спорил с японской архимагичкой льда Юкионной.
— Я говорил тебе соблюдать полную магическую стерильность, женщина! А это означало не использовать магию! Нигде! Никак! Ни под каким предлогом! Не забывай, чьими стараниями ты усилилась! — вещал балахон, сурово наступая на Юкионну.
Дерзкая же магичка невольно сделала шаг назад, однако же взгляд не опустила.
— Я всего лишь единожды призвала силу. Единожды! Это никак не могло повлиять.
— Здесь я решаю, что и как могло повлиять. Ты вновь засорила энергоканалы. Мне вновь придётся тратить время и повторять всё ту же чистку, и тебе она не понравится. На этот раз я не буду действовать осторожно. На этот раз ты прочувствуешь всю боль, которую должна была прочувствовать с первого раза.
— Но я добыла вам трёх архимагов! Теперь вы сможете провести нечто подобное для себя. Я же старалась для вас, сенсей!
— А я просил тебя об этом? Нет. У нас был уговор. Ты самовольно его нарушила. Ты нарушила ритуал, ты покинула кратер, не дав тому завершиться! В моей власти выпить тебя полностью, девочка, только за то, что ты не держишь своё слово. Это было бы достойным наказанием.
— Нет! — отпрянула Юкионна. — Я сделаю всё, что вы скажете. Я вытерплю любое ваше наказание!
Княгиня с удивлением заметила, как Юкионна опускается в своём белоснежном кимоно на колени, не боясь вляпаться в кровь, сажу и пепел у себя под ногами. Девственно чистая ткань перестала быть таковой в один миг. Глаза Юкионны были опущены в пол. Однако же с этого ракурса княгиня чётко видела, что на лице у архимагички не было ни капли смирения, всего лишь решительность и стремление получить желаемое любой ценой. А уж после…
— Теперь за результат я не отвечаю. Ты сама всё испортила. Ложись, — махнул рукой балахон, указывая на соседний с Морозовым камень.