агался где-то очень высоко, словно мы вместе в каменном мешке, а на потолке имелось небольшое отверстие, сквозь которое её и ласкал серебряный луч. Девушка млела от ласки лунного света, зажмурившись, словно кошка, и покачиваясь в такт, отчего цепи на её руках совершенно немелодично позвякивали, нарушая очарование момента. Если бы могла, она бы затанцевала, но кандалы сдерживали её движения.
«Сумасшедшая, что ли? — подумал я. — То разговаривает, то зовёт, то никак не реагирует и начинает танцевать».
Хотя зрелище воистину было завораживающим, его невозможно было игнорировать — настолько движения были пластичны. Казалось, будто бы незнакомка даже несколько воспаряла над своими оковами, отрываясь от земли и чуточку левитируя. Однако же надолго её не хватило. То ли запасы силы были скудные, то ли силу ей даровал тот самый луч, заглянувший в тюрьму на несколько мгновений и вновь исчезнувший из-за смены положения луны на горизонте.
Незнакомка со стоном и звоном цепей опустилась обратно на пол, ноги её подогнулись, отчего она даже опустилась на колени. Лицо её закрыли волосы, скрывая выражение, но, однако же, не сумев скрыть… муку. Такое ощущение, будто у матери на моих глазах отобрали её собственное дитя. Незнакомка выглядела опустошенной и раздавленной, продолжая стоять на коленях.
— Меня зовут Эсрай. Я — дочь Луны и Серебра, — прошелестел тихий мелодичный голос, напоминающий звон колокольчиков в весеннем лесу.
— Что ты здесь делаешь, Эсрай? Кто тебя пленил?
Девушка сделала несколько глубоких вдохов перед тем, как начать свой рассказ:
— Давным-давно меня заточил один из Войдлордов, чтобы шантажировать моих мать и отца. Но, видимо, он не получил от них желаемого, и я осталась навеки вечные здесь, в ловушке, лить слёзы по настоящему миру и по собственной свободе. Как сказал Войд: «Хоть так принесёшь пользу». А чтобы я не сдохла от тоски и не обессилела, продолжая питать нужную ему жилу, он оставил в темнице маленький лаз, чтобы я могла подпитываться от сил своей матери.
Что интересно, при этом с Эсрай я говорил явно не на русском языке, но понимал её неплохо и даже, кажется, мог отвечать на этом же языке.
— Эсрай, ты с Альбиона? — вспомнил я старое название Британских островов.
— Д-да, — чуть заикаясь, ответила она. — Откуда ты знаешь? И откуда ты знаешь наш язык?
— Хотел бы и сам я знать, — хмыкнул я. — Страдаю провалами памяти, и иногда некоторые вещи сами всплывают в моей голове.
— А может быть, ты потомок того самого Войдлорда, который меня пленил? — тут же среагировала узница и отпрянула от меня. Выглядела она не хуже рассерженной кошки, сжала кулаки и будто бы примерялась к атаке, ожидая, когда я потеряю бдительность и подставлюсь.
— Очень сильно сомневаюсь, — поспешил успокоить узницу. — Мой род принадлежит к детям Хаоса. Войдлордом, как ты меня называешь, я стал в результате покушения на меня в младенчестве, когда Пустота в гранатах убила мою мать, а во мне новорождённом сожрала весь Хаос, оставив бессильным. Лишь позже, значительно позже, я узнал, что она угнездилась и проросла в моём теле. Поэтому нет, Войдлордом я себя не считаю, но и хаоситом по факту не являюсь.
— Хаос… ещё один первородный, — нахмурилась Эсрай. — Если ты не потомок того Войдлорда, кто меня пленил, отпусти меня. Я больше не могу лить слёзы. Я тысячелетиями жила взаперти. Отпусти меня. Прояви благородство! Я не останусь в долгу!
Безусловно, девушка была прекрасна, и, безусловно, любой узник, проживший тысячелетия в плену, имел право на свободу. Однако же и совсем наивным я не был и мог предположить, что такое заточение могло быть чем-то сродни воспитательной тюрьме. Откуда-то я знал, что тюрьмы существуют и для сверхъестественных существ. Даже если Эсрай назвала себя дочерью богов Луны и Серебра — хотя, возможно, здесь сыграла роль неправильная интерпретация перевода, я не мог быть уверен, что её не пленили за дело.
Легковерностью и наивностью для спасения страждущих и неимущих я не страдал, да и мало ли: вдруг Эсрай — это какая-нибудь страшная тварь, которая, стоит её отпустить, тут же вцепится мне в горло или утопит в серебре?
Поэтому я решил перестраховаться единственным известным мне способом:
— Поклянись кровью и силой, что не причинишь мне и моему роду вреда — ни словом, ни делом, ни помыслом.
— Каково твоё полное имя?
— Для местных… Юрий Викторович Угаров, потомок хертуга Утгарда. Настоящее же… я не помню.
Девушка кивнула, осмысливая информацию, а после заговорила торжественным голосом:
— Моё имя — Эсрайлиннвиэль Олвеннариэль. И я клянусь кровью и силой Юрию Викторовичу Угарову, славному потомку рода Утгардов, в том, что не причиню вреда ни словом, ни делом, ни помыслом ему и всему его роду.
«Ну и имечко», — подумал я, пока девушка произносила клятву.
Эсрай призвала силу для подтверждения клятвы, и на мгновение мне показалось, будто бы мои лёгкие залило расплавленное серебро, такой тяжёлой, вязкой и всеобъемлющей была аура девушки.
А после вокруг неё в разные стороны брызнули искорки лунного света, засвидетельствовав искренность клятвы. Правильно, она сократила имя до «Эсрай» — повторить то, что она сказала, я бы явно не смог. Но нужно отдать должное: Эсрай, прочитав сомнения в моём взгляде, дополнила стандартную формулировку клятвы несколькими фразами ещё и от себя:
— Также клянусь, что не замечена ни в чём, за что меня можно было бы пленить на веки вечные.
Что ж, в какой-то мере Земцов и я оказались правы. Видимо, рудник серебряный здесь произошёл именно от того, что выходили на-гора слёзы бедной Эсрай. И, видимо, если я отпущу сейчас девушку, серебряная жила иссякнет.
И здесь вставал вопрос между благосостоянием рода и… не сказать чтобы совестью, но чем-то похожим. И на всякий случай я решил всё же уточнить:
— Эсрай, я правильно понимаю, что серебро и серебряная жила здесь возникшая — это твоих рук дело?
— Правильно, — кивнула она. — Это мои слёзы, вы видите выходящими на-гора. Их под землёй целая река, а то и океан, выплаканные мною за тысячелетия.
К тому припомнилась приписка в справке о «Лунной жиле», которую нам передали из Императорской канцелярии. Там было указано, что разведанных запасов хватит минимум на сто лет. В целом, на наш век хватит, а там… если я освобожу девушку, возможно, получу себе в союзники её родителей. А такими ресурсами не разбрасываются.
— Эсрай, а к какому роду относился Войдлорд, тебя пленивший? — решил всё же на всякий случай уточнить я.
— Это был владыка Нифельхейма, — зло процедила девушка и создала некий знак руками, но сильно отличный от обережного. Скорее всего это было проклятие, но из-за кандалов силой знаки не напитались… Интересно… Неужто ещё один экземпляр блокираторов?
— Однако… выходит, что у нас оказался совместный враг, — хмыкнул я.
— Неужели Войдлорд Войдлорду может перейти дорогу? Вы же братья! И большая редкость… — удивилась Эсрай, с сомнением глядя на меня.
— Как тебе сказать… Он устроил охоту на меня и на моих близких, а я отвечу ему взаимностью.
Девушка задумалась, причём достаточно серьёзно. Она сняла с пальца серебряный перстень и бросила его мне. Поймав его на лету, я присмотрелся и увидел гравировку двух пересекающихся полумесяцев луны, больше напоминающих скрещенные серпы. Похоже, колечко непростое, если родовой герб присутствует. И как в воду глядел.
— Если когда-нибудь ты всё-таки встретишь потомков Нифельха и тебе нужна будет помощь, надави на навершие и позови меня. Я услышу и приду на помощь, чтобы вместе расквитаться с нашим общим врагом.
Такая откровенность и готовность к сотрудничеству мне понравилась. И если уж я приобрету ещё одного союзника в борьбе с потомком Нифельха, то серебряной жилой можно и поступиться. В конце концов, не жили богато, нечего и начинать.
Я прикоснулся руками к основанию цепей и выпустил наружу своё прожорливое Ничто. Сила принюхивалась к чужим конструктам. А после набросила на них, словно свалочный пёс на сахарную косточку, утробно рыча и поглощая лакомство кусками, не пережёвывая.
Цепи осыпались не просто ржавчиной, они превращались в труху, в песок, мельчайшие частицы, которые тут же рассыпались в пыль и улетали, подхваченные вихрем воздуха и поднимаемые серебристыми смерчами в небольшое «смотровое окошко» в самом верху каменного мешка.
Сперва рассыпались кандалы и цепи на ногах. Эсрай с неверием взглянула на свои щиколотки, которые тут же приобрели совершенно иной вид. Девушка стала похожа на серебряную статуэтку, переливающуюся в свете звёзд, но татуировки всё так же проступали на ней, только теперь световыми рунами.
Затем я «сожрал» кандалы и наручники на руках. Даже звона не последовало от уничтожения её пут. Потом осыпались пылью цепи с крыльев…
Девушка даже застонала от наслаждения, полностью распахнув их.
— Боги, только это уже стоило принесённой клятвы…
Последним же и самым сложным оказалось сожрать рабский ошейник. Моё голодное Ничто несколько раз примеряло, обламывало зубы, пока наконец не отыскало слабейшее место в конструкции и выгрызло в нём кусок. Стоило половинкам ошейника раскрыться, как девушка сперва тут же взлетела в воздух к «окошку», заливисто смеясь, затем пронеслась, словно безумный дух, по всему пространству каменного мешка, а после ринулась ко мне. Эсрай совершенно раскованно обвила мои бёдра своими длинными ногами и тут же впилась страстным поцелуем в губы.
Поцелуй перерос в следующий, следующий и следующий. Поняв, что девушка не планирует останавливаться, я перенял инициативу, тщательно при этом отслеживая собственное состояние. Мало ли, вдруг дамочка захочет выпить меня даже после клятвы. Однако же этого не произошло.
На каменные плиты полетела ставшая ненужной одежда. Груда её серебристых полупрозрачных тряпок, которые и без того не особо прикрывали наготу, дополнилась моим костюмом и послужила импровизированным ложем, на котором уже спустя несколько минут мы вдвоём предавались бешеной страсти.