- Во дворец захотел?! - прошелестел на морозе сиплый голос.
Другой факел метнул пламя около лица арестованного. Человек в черном колпаке и с черными лоскутами на щеках обдал винным перегаром лапотника: "Сволочь! Тащите в караулку!"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В дни исчезновения царицыного кота было тускло и скучно во дворце несколько дней подряд не было ни куртагов, ни балов, ни опер и никаких иных увеселений. Только сего дня, как значилось в записной книге дежурного генерал-адъютанта Бутурлина, "пополуночи в двенадцатом часу ее императорское величество соизволила отсутствие восприять в село Царское..." к уехавшему туда с многочисленными украинскими родственниками графу Алексею Разумовскому. Чтобы не встречаться со своими подданными, царица любила делать выезды по ночам, сопровождаемая сильным конным конвоем.
В тот момент, когда по освещенной факелами аллее проходила она, поддерживаемая под руки графом Шуваловым и духовником Дубянским и провожаемая толпою придворных кавалеров и дам, ей бросилась в глаза кучка караульных, окруживших какого-то человека:
Она громко сказала:
- Андрей Иваныч! Что там?
Шедший впереди с саблей наголо начальник тайной канцелярии заторопился к караулу и, вернувшись, объявил:
- Неизвестного подлого человека в лаптях мои сыщики задержали...
- Чей он? - болезненно поморщилась Елизавета.
- Нижегородский... С письмом якобы к поручику Рыхловскому...
- Веди сюда...
Царица остановилась. В голосе ее почувствовался испуг и волненье. Остановилась и вся свита.
- Не я ли приказ дала господину капитану Кутузову, дабы никого в серых кафтанах и лаптях не пропускать?! Где Кутузов?!
- Тащи! Ее величество приказали! - крикнул Ушаков человеку в бобровой шапке.
Нижегородского ходока доставили к царице. Еле живой от страха, лапотник сразу упал на колени, пытаясь облобызать ноги государыне. Она брезгливо, в страхе, попятилась, ткнув его тростью.
- Стой! Куда ты?
- Пришел, матушка-государыня, с Волги я, из лесов!.. Барином Рыхловским послан к сыну его... Петру Рыхловскому...
Сказал он это и заплакал.
- Возьми его, Андрей Иваныч... Допроси толком. Ради чего он явился к нашему офицеру? И нет ли вины какой за ним?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лапотника заперли. Письмо отдали офицеру Рыхловскому, предварительно сняв копию.
Когда от дежурного генерала к поручику явился караульный офицер и сообщил, что письмо принесено "подлым человеком в лаптях" из Нижнего, Петр, мучившийся до той поры в тоске одиночества, вскочил с кресла и весело сказал:
- Веди, веди его сюда...
- Кого?
- Посланного от моего отца...
- Дежурный генерал-адъютант велели напомнить вам приказ ее императорского величества о подлых людях, не допускаемых в царский дворец...
Петр побагровел от обиды.
- Но он мой слуга.
- Ваши слуги - солдаты.
- Мне его надо видеть.
- Дежурный генерал сего для приказали вам явиться в караульную избу.
- Ладно. Приду.
Оставшись один, Петр дрожащими руками раскрыл письмо, стал читать:
"Здравствуй, наш любезный потомок, Петр Филиппов сын! Прискорбно
извещаю - живу, яко воинский пленник, от мордвы и разбойников,
призывая на помощь всевышнего и тщетно льстясь добиться помощи у
губернатора нашего князя Друцкого. Нечистая сила язычников умножается
и растет и едва ли не грозит пагубой и самому Нижнему Городу, ибо на
помощь им появились разбойники, предводимые известным волжским вором
Михаилом Зарею. Епископ преосвященный Димитрий в своем апостольском
подвиге ниоткуда поддержки не имеет, токмо от меня, незнатного и
преданного раба ее царского величества. И како для батюшки ее
блаженной и пресветлой памяти государя Петра Алексеевича, такожде
готов я живот свой положить и за ее императорское величество
пресветлую царицу Елизавету Петровну! Но... боюсь того всечасно я,
что оную щастливую жизнь мою, ниспосланный дар ее величества,
разрушат варвары лесные и возвратится она к первобытному состоянию.
Убийством и зорением грозят нам враги государыни за верную нашу
службу. Люди советуют мне обратиться через вас, сына моего, за
помощью ограждения от кровожадных сих разбойников. И прошу я вас, сын
мой, пасть к ногам ее величества и просить, дабы отпустили вас,
единородного сына моего, спасения ради отца, с солдаты или ино как
в оную нижегородскую вотчину - и дабы достойную суровость и наказание
понесли разбойники и все неисчислимые враги, купно с мордвою,
чувашами и иными язычниками, оскорбляющими христианскую веру и
власть. Разбой, татьба, угрозы и страх от сего захолодили все здешнее
дворянство, и все сидят невыездно в своих усадьбах, трепеща своим
духом денно и нощно. И покуда сии иноверцы по вся дни не будут
покорены под нози российской венценосицы - до той поры и мира не
будет на земли. Так же мыслит и нижегородский епископ Димитрий
Сеченов.
Твой я отец и притом же раб государыни-царицы
Филипп Рыхловский".
"Судьба!" - мелькнуло в голове Петра.
Чем настойчивее был он отдаляем от царицы, тем сильнее развивалась в нем мнительность. Во дворце жить становилось страшно. Одна старуха поймала его в коридоре, когда возвращались из дворцовой церкви, и прошепелявила на ухо: "Чего ради хочешь ты восприять скорби и боли от человецев беззакония? Паутину виют округ тебя скверные дворцовые жены и мнимые девицы. Берегись!" И скрылась в темных коридорах дворца, быстрая, зловещая.
"Зачем в караульную избу?! - подозрительно размышлял Петр, одевая шинель. - Бутурлин!" Не он ли исполнитель всех самых тайных капризов императрицы? Ушаков, Александр Шувалов и Бутурлин - вот люди, которые заставляли трепетать придворных офицеров, весь служилый люд. "Когти государыни". О, не дай бог попасть в эти когти!
Петр быстро сбежал по лестнице и, выйдя в сад, пробрался по сугробам в караульную избу. Его встретил сам Бутурлин в медвежьем тулупе и бобровой шапке. Он загородил ход в избу.
- Стойте, господин офицер! Не торопитесь!
- Меня звали?
- По повелению ее величества. Сыщиками задержан некий неизвестный подлый человек, имя ваше произносящий...
- Он слуга моего отца.
- Однако, он в лаптях?!
- Дворовый, мужик... - не зная, что говорить, скучно пробормотал Петр.
- Русский?
- Ваше превосходительство могут спросить его...
- С мужиком я разговариваю токмо на пытке.
- Русский.
- Православный?
- Православный.
Бутурлин ядовито усмехнулся.
- Морозно, поручик, поди, озябли, войдите и погрейтесь в караульной...
Бутурлин посторонился. Петр вошел в помещение.
В караульне было душно; чадила печурка. При появлении начальства солдаты вскочили. Петр искал глазами своего человека среди солдат, но Бутурлин указал рукою на арестантское помещение.
- Там он.
У решетчатого окна появился заплаканный Степан - старый дядька Рыхловского. Умоляюще глядя на Петра, он причитывал:
- Родименький!.. Сынок!.. За что страдаю?! Господи! Господи!
- Молч-а-ать!
Бутурлин погрозил ему пальцем.
- Ваше превосходительство... выпустите его... Надо нам поговорить.
- Беседуй тут... - грубо сказал Бутурлин, сбрасывая с плеч тулуп. Около него появилось несколько придворных сыщиков. Глаза их забегали, на губах замелькали двусмысленные улыбки.
- Как здоровье батюшки? - спросил Петр у слуги.
- Филипп Павлович здоров, барин-батюшка, здоровехонек...
Вмешался Бутурлин:
- Серого большого кота, передние лапы белые, не видал ли?
Степан застыл в удивлении.
- Серого? - бессмысленно повторил он.
- Ну да!
- Не видал.
- Какого же кота ты видал и где?..
- Ни единого кота на пути своем не встречал, собак же изрядное множество... Истинно Христос!
- Так-таки и не видал?
- И во сне не снилось!.. Ба-а-атюшки! Да что же это такое со мной! заревел мужик.
- Чего ради явился ко дворцу?
- С письмом из вотчины.
- Ее величество приказала знать, о чем письмо.
- Отец в опасности... Воры и мордва грозят ему смертию... Он зовет меня в Нижний... Просит помощи у царицы...
- В оном городе есть слуга ее величества, к тому назначенный, чего для просить помощи в столице? В губернии есть высшая власть - его сиятельство генерал князь Друцкой... Об опасностях надлежало бы к оной персоне и обратиться, а не гонять раба за тыщи верст к барчуку...
- Я не барчук! - с негодованием возразил Петр. - Офицер я гвардии ее величества...
- В дворцовом реестре до поры вы таким и значитесь. Не спорю. Не ведомо ли тебе, человек, о ворах и разбойниках в нижегородских лесах?
- Полно их у нас. Сам разбойник атаман Заря под Василем стоит.
- А не ведомо ли тебе чего о мордве?
- Мордва что! Мордва ничего. Тихий, степенный народ. От них обиды нет русскому человеку.
- А не грозят ли они смертию твоему господину, а если не они, то чуваши, черемисы, татары?..
- Не слыхивал я... На попов более они в недовольстве, а крестьянину обид никаких...
Петр понял, что письмо его прочитано в тайной канцелярии, но не то его убило, что письмо известно Бутурлину, жуть напала от другого: от того, что Бутурлин спрашивал Степана так, как будто заведомо желал, чтобы ему, Петру, стало ясно все и чтобы он не сдержался и возмутился. А за это его бы арестовали.
- Больше мне не о чем беседовать с ним, - тихо сказал Петр, делая мучительные усилия, чтобы подавить в себе возмущение, и вышел из караульной избы. Долго слышал он за своей спиной жуткие, раздирающие душу крики Степана.
Вернувшись в комнату, лег на постель. Подложил руки под голову и задумался: "Что же все это значит?" В глаза стали издеваться над ним. Вчера только вышел приказ по дворцовому караулу, чтобы не назначать его в наряды к покоям царицы. Это он воспринял как самую великую обиду. Сегодня заперли, словно вора или изменника.