У начала тропинки стоят железные щиты с пояснительными надписями: «Здесь наши доблестные силы сражались с арабскими бандами и выкурили их из ихнего бандитского гнезда». Здесь они жили, арабские бандиты, и жены их бандитки, и дети бандитята, и бандитские ослы, и бандитские овцы в бандитских хлевах, и бандитские оливы, и бандитские кактусы, и все это существовало тысячи лет, чтобы только мешать движению еврейских конвоев на шоссе».
«На краю Вифлеема, вдоль Хевронской дороги, к югу от города, высится красивый холм, на вершине – роща. Это Эр-Рас, место малой святыни. На вершине дует ветер, стоят остатки водосборника. Сюда приходят играть дети из лагеря беженцев Дахейше, который находится к югу от холма, на равнине. Я спросил их, откуда они родом. Они назвали деревни, руины которых я посещал: Лифта, Дир эш-Шейх, Бет Итаб. Они помнят, они иногда ездят туда с родителями, посмотреть на разваливающиеся дома и на неокопанные оливковые деревья».
«Представьте себе, что это вас вышвырнули из дома у источника Лифты и Сатафа, что вам пришлось жить в мазанке, делить одну комнату с десятью братьями, что вы можете увидеть в бинокль проломленные крыши своего дома – и вы поймете, откуда взялось палестинское сопротивление, палестинский терроризм».
«Жители села Эн Ход бежали в поля. Они по сей день живут в лачугах на краю своих полей. Их земли были конфискованы и переданы Нир Эциону, а их дома стали «живописным поселком художников» Эн Ход, где живут, несомненно, либеральные израильтяне, социалисты и борцы за права человека».
«Дома Сатафа полуразрушены, только несколько из них остались в относительной целости. Дома были разрушены в ходе военныхучений – здесь в начале пятидесятых годов тренировались в своей смертоносной науке солдаты «отряда 101», спецотряда коммандос, занимавшихся карательными акциями в тылу врага, налетами и убийствами на тогда не оккупированном Западном берегу».
«Сладчайший источник Эн Таннур растекается ручьем по неширокой долине, мимо руин села Алар. Вот здесь, у этого ручейка, где растет огромная смоковница, роняющая зрелые смоквы в его воду, я хотел бы родиться – но тогда я оказался бы в лагере беженцев Дахейше и смог бы только поглядывать на руины родного дома, так плавно переходящие в византийские руины. Земли этой маленькой долины, где жило и кормилось несколько сот феллахов, получил соседний мошав, где живет шестьдесят марокканских семей. Они даже не обрабатывают их – только маленькая часть занята посадками фруктовых деревьев. Плоды убирают беженцы из Дахейше. Пастухи Хевронских гор пасут стада поселенцев».
«Другой центр беженцев – Газа, куда были согнаны, как в резервацию, сотни тысяч крестьян из сотен деревень, ставших потом стройплощадками для кибуцов и мошавов с их самодовольными сторонниками мира за чужой счет. Проезжая мимо пустоши с колючками кактуса «сабра», путник иногда задумывается – как много свободного, пустого места в Святой земле. Газа – это обратная сторона медали. Там находятся бывшие обитатели пустошей с колючками. Газа – израильский Гулаг».
«Даже самые произраильские наблюдатели ООН после короткого пребывания в Святой земле становятся сторонниками палестинцев. Дело в том, что израильский миф – миф «Экзодуса», жестоких и ленивых арабов, трудолюбивых израильтян, превращающих пустыню в сад, – не выдерживает рассмотрения с близкого расстояния. На него нужно смотреть издалека, из Нью-Йорка, из Милуоки, на худой конец – из бастионов еврейских поселений. С человеком, выбирающимся из кольца осады и идущим по земле, происходит то, что произошло с графом Бернадоттом – он начинает видеть реальность [14] . Всего с 1947 года по наши дни процент земель, принадлежавших палестинцам, упал с 90 % до 15 %».
А вот выдержки из книги «Момент молчания» другого еврейского автора, Симона Ловиша, который вместе с родителями-сионистами приехал в 1972 году из Франции в Израиль, где был призван в армию и не раз по службе бывал в лагерях палестинских беженцев.
«– Нами всегда управляли иноземцы, – сказал мне один из феллахов. – Но все, что было раньше, и сравнить нельзя с тем, что происходит сейчас. Тогда было угнетение, империализм… Сейчас – оккупация. Тогда мы не были нищими. Нас все же кормила наша земля. А теперь нам не на что жить. Я нищий, все мы нищие. Там, где мы сейчас ютимся, нет деревьев, нет воды. Земля здесь суха, как кость. И животные наши не находят еды и гибнут…
Феллах докурил сигарету помолчал, потом продолжил:
– Вместе с землей оккупанты отняли у нас и право на жизнь. Здесь, где нам позволили поселиться временно, без всяких прав, мы ковыряем клочки твердой, как камень, земли. Сажаем хлеб, кукурузу кое-какие овощи. Но, когда урожай созревает, оккупанты приходят и сжигают его. Как же, спрашивается, нам кормить детей? Оккупантам плевать на это. Им нужно, чтобы мы сдохли, исчезли с этой земли. Мы жили под турками, под британским мандатом… трудно жили, но жили. Но оккупанты нам не дают жить…»
«С годами, по мере старения первопоселенцев, отнявших у арабов их землю, «еврейский труд» на ней постепенно перестал применяться. На востоке и западе, на севере и на юге, на полях и в огородах сажали, пололи, собирали и молотили арабы. Целые семьи – мужчины, женщины, молодежь, малые дети. Они работали на тех, кто ехал сюда с сионистскими песнями, в которых были такие слова: «Мы пришли на эту землю, чтобы переделать ее и чтобы она переделала нас» или: «Труд – наша жизнь, наше спасение от всех болезней».
«Я проехался по этим местам с кинокамерой, снимал на пленку поля евреев-землевладельцев, где за кусок хлеба гнут спину арабы, в том числе малые дети. Снимал и добротные дома еврейских колонистов, их сытые, довольные лица. Все они твердили в один голос: их право на эти земли никто не смеет оспаривать.
– Они выгнали нас силой, – сказал этот феллах. – Мы потеряли своих верблюдов, наши сады проутюжены бульдозерами, а бахчи и посевы конфискованы. Нас лишили человеческой жизни. Нам выдают только 8 килограммов хлеба в месяц. У нас просто нет сил сопротивляться, мы погибаем».
«Начали операцию танки, окружившие холм, на котором лежала деревня. За танками двигалась бригада парашютистов. Десантники блокировали дома. Несколько человек с автоматами наизготовку оставались у дверей и окон, а один врывался внутрь и выгонял обитателей. Потом под дом подкладывали взрывчатку и взрывали его. Такуничтожили сорок домов».
«Однажды мы ехали на патрульном джипе пограничной охраны. Начальником патруля был спесивый капитан с короткими жесткими усами. Кое-где дорога, петляющая среди холмов и высот Хеброна, была заминирована. За день до этого здесь подорвался израильский бронетранспортер. Мы часто останавливались и допрашивали встречавшихся феллахов и пастухов (разумеется, никто из них ничего не видел!). Вдруг капитан приказал остановиться: на камне у обочины сидел мальчик лет двенадцати. Его лицо было настолько изуродовано шрамами и рубцами, что он не мог даже как следует раскрыть рот, чтобы назвать свое имя.
– Сейчас мы проверим, есть ли здесь мины, – сказал мне капитан на иврите.
А потом, уже по-арабски, приказал мальчику идти к вершине холма. Мы оцепенели. Мальчик прошел около 15 метров, и тут капитан позвал его назад:
– Все ясно. Йалла, имши мин хун [15] . – И отпустил мальчика».
Гитлеровцы во время войны с нами тоже проверяли подобным образом наличие мин на полях и дорогах, по которым они собирались двигаться.
«Ненависть к израильским оккупантам была особенно горяча в секторе Газа, население которой в основном состояло из беженцев. Они видели через границу как израильские тракторы перепахивают их бывшие поля и сады. <…> Мы ездили по дорогам Газы с задраенными люками, несмотря на удушающую жару. Даже десятилетний ребенок мог швырнуть гранату в проходящую израильскую машину».
Ну как, мои дорогие православные христианки, теперь вы понимаете, почему палестинцы из сектора Газа обстреливают свои бывшие земли?У еврейского государства в нашей стране было много апологетов и защитников. Одним из самых авторитетных и знаменитых был, конечно, академик Сахаров. Видя, как евреи изгоняют палестинских арабов с родных земель, он тем не менее так же, как колонизатор Кох, считал, что при помощи денег и политических махинаций можно лишить целый народ родины, что все можно уладить за чужой счет ради благополучия и процветания Израиля.
«Давно можно было бы расселить беженцев по богатейшим арабским странам, – самонадеянно и цинично размышлял академик, – дать им в руки технику и землю, деньги и образование…» («Форум», 14.12.2007 г.)
Русский вроде бы человек (а может, это мысли Елены Боннер, вмонтированные в гениальную голову академика?), а с какой бездушной самонадеянностью рассуждает о судьбах народов! «Переселить», «дать денег»… Поневоле вспоминается, как Гитлер награждал чужими землями своих союзников по рейху: подарил фашистской Болгарии Македонию и часть Греции, а фашистской Венгрии отдал то ли Трансильванию, то ли кусок Словакии…
Но в таком случае куда как естественнее и разумнее и евреям можно было бы выделить за счет государств, принимавших участие в Холокосте, пространство в центре Европы и назвать его «государство Израиль». А может быть, сейчас, пока не поздно, «переселить» куда-нибудь евреев-израильтян и «дать им денег»?
Разглагольствовать о том, что арабы не обрабатывают землю, не выращивают апельсиновые рощи, живут в грязных палатках, может только человек, лишенный совести, в упор не желающий видеть, что они изгнанники, что их деревни обезлюжены, взорваны, земли конфискованы. Как гласит пословица – в доме повешенного не говорят о веревке, но Альфред Кох делает это с вдохновением.