н не был. Унижать его по прихоти сестры было нечестно, несправедливо.
Дверь распахнулась, вошел господин Шиан.
— Пожалуйста, подождите еще недолго в коридоре, — попросила я прежде, чем Гарима успела отдать приказ.
— Как будет угодно, — ответил начальник охраны, отступил и с поклоном затворил дверь.
Я повернулась к гостю, он вопросительно приподнял брови, но молчал. На рассерженную моим внезапным вмешательством сестру я старалась не смотреть.
— Господин Тевр, — с досадой отметила, что от волнения голос дрогнул, — госпожа Гарима совершенно справедливо заметила, что разговор будет очень непростым.
Тариец повернулся ко мне, наши взгляды встретились. Больше он не казался непривычно красивым, и я с опозданием поняла, что его отношение к Гариме так изменяло мое восприятие. Я уже замечала подобное влияние чувств других людей на меня. Это успокоило, вернуло уверенность, ведь теперь знала наверняка, что сарехской магией он не пользовался.
— Более того, — храбро продолжала я, — нам очень нужны правдивые и полные ответы.
— Я готов их дать, — заверил он.
— Боюсь, есть вопросы, касающиеся дел принца Ясуфа, на которые вы при всем желании не сможете ответить, — я покачала головой.
Он нахмурился:
— Госпожа Лаисса, я…
— Не собираетесь ничего скрывать от нас? — закончила я за него фразу. — Понимаю и верю. Но вы ведь знакомы с неким Сегерисом Перейским. Так?
Воин кивнул.
— Он один из советников Его Высочества. Сарехские праздники, суеверия, божества, ритуалы. Все это нужно учитывать, а господин Сегерис священник, отлично во всех этих тонкостях разбирается, — заверил собеседник.
— Не сомневаюсь, — бросила Гарима и недовольно сложила руки на груди.
— Еще господин Сегерис любит проводить ритуалы и зачаровывать людей без их ведома, — добавила я.
— Это серьезное обвинение, — воин крепче сжал рукоять меча.
— К сожалению, не бездоказательное, — твердо ответила я, мысленно благодаря небеса за то, что сестра позволила мне вести беседу. — Он запечатывает воспоминания магией. Последний допрос подозреваемого едва не стоил госпоже Гариме жизни.
— Лаисса! — сердито одернула меня сестра.
— Какой ужас! — одновременно с ней воскликнул господин Тевр. Он так искренне за нее испугался, что даже Гарима не смогла иначе истолковать выражение его лица и смутилась.
— Поэтому мы хотим во время разговора с вами защититься от магии Сегериса силой кристалла, — осторожно добавила я.
— Разумное решение, — горячо поддержал гость, не сводя глаз с сестры.
— И провести для вас ритуал, — закончила я мысль.
— Хорошо, — легко согласился господин Тевр и поразил этим не только Гариму, но и меня. Хоть я и догадывалась, что упрашивать, а тем более заставлять, не придется.
— Вы согласны? — выдохнула удивленная Доверенная.
— Конечно, госпожа Гарима, — робко улыбнулся он. — Я меньше всего на свете хочу рисковать вашим здоровьем. Вы слишком много для меня значите. К тому же в здравом уме я не совершал преступлений. Поэтому надеюсь, бояться мне нечего.
— Госпожа Передающая не будет участвовать в ритуале, — вставила я, искоса наблюдая за сестрой. Слова воина ей понравились, польстили и, судя по заливающему щеки румянцу, показались искренними.
— Это я оставляю на ваше усмотрение, — по-прежнему не сводя глаз с Гаримы, спокойно ответил господин Тевр.
— Мы признательны вам за понимание и за готовность содействовать, — нашлась Доверенная. Голос ее прозвучал мягко, не слышалось и следа былого раздражения.
Заметив, как она смотрела на собеседника, я почувствовала себя лишней. Отчасти поэтому не позвонила в колокольчик, а сама вышла к охранникам.
— Господин Тевр согласился на ритуал, — пояснила я нашим воинам. — Он также добровольно отдаст оружие и последует за вами в Храм. Сопроводите его, пожалуйста, со всей возможной почтительностью в комнату для осужденных.
— Разумеется, сиятельная госпожа, — трое охранников склонились передо мной. После я заметила, с каким уважением они смотрели на господина Тевра. Мне это нравилось.
Свечение молочного кристалла напитывает меня силой, золотая птица тепло обнимает руку, сердце бьется в такт песне Доверенной. Ее мелодия всегда разная, но в этот раз она особенно красива. Я отчетливо ощущаю, что Гарима хочет подбодрить господина Тевра, успокоить. Мне даже чудится временами его голос в песне, хотя умом понимаю, такого быть не может.
Дверь открывается, Доверенная вводит в зал господина Тевра. Он так уверено подходит ко мне, так естественно преклоняет колени, что кажется, никакого транса нет. Это удивляет, но не пугает даже, когда я снова слышу его голос в песне и вижу, как шевелятся его губы. Добровольное участие — вот ключ к разгадке.
Гарима занимает свое место рядом со мной, но я больше знаю это, чем вижу — меня затягивает в другой мир, и память вызывает иные образы.
Глухое раздражение от долгого пути постепенно уходит, будто смывается вместе с пылью. Не знаю, зачем принцу понадобилось так спешно возвращаться в Ратави, но я рад этому. Если она будет ко мне благосклонна, я откажусь от должности при принце, попрошу оставить меня в столице. Кем угодно, хоть охранником. Если она откажет, то все равно откажусь от места. На север с принцем не вернусь. Нет смысла. От должности советника осталось одно название. Я давно занимаюсь только снабжением армии. Надоели вечные бумажки и обозы!
Большой кусок мыла приятно скользит в ладонях. Хорошо быть дома…
Принц Ясуф наверху опять кричит на слугу, снова угрожает высечь… В пути эти крики оставались пустыми угрозами. Теперь же в двух улицах от дворца Императора он действительно может наказать… Было бы за что. Сладу с ним никакого, как говорят сарехи.
Прохладный ветерок едва шевелит занавесь, за плеском воды почти не слышно шелеста бумаги. Ее письмо обнадеживает. Тон дружелюбный, спокойный. Не оттолкнула, уже замечательно. Встреча через час, нужно собираться.
В коридоре столкнулся с Сегерисом. Серая мантия, знак богов на груди, резковатый хвойный запах ритуальных костяшек и четок, с которыми он не расстается. Улыбаюсь вежливо, почтительно, не хочу показывать, как священник меня раздражает. Он уже больше года единственный человек, к советам которого принц действительно прислушивается. Велеречивый и верткий, как змей. Если бы принц не приказал, я не стал бы принимать Сегериса в своем доме. А так пришлось особо указать прислуге на необходимость выполнять желания этого человека.
Моя птица проникает под слой свежих воспоминаний, уносит меня в восточную провинцию. В день, когда принц Ясуф во время собрания получил письмо. Принц нетерпеливо вскрыл его при всех, не стал уходить в другую комнату. Адресат ему важен, очень, это очевидно. Глубокая морщина между бровями, сжатые губы, выпяченная челюсть показывают, что принц зол. Мелкие чиновники стараются на него не смотреть, опускают глаза, боятся вспышек гнева. Не зря, он в ярости скор на расправу. Его Высочество перечитывает послание, подносит бумагу к свече. Сургуч печати крупными красными каплями падает на стол. Оттиск не разглядеть. Сверху опускается опаленный листок. Тишина. Зловещая, напряженная. Принц растирает в пальцах черный пепел, рубин кольца сияет кровью на его руке.
— Ваше Высочество, — звучит вкрадчивый голос Сегериса, — сиятельный Император здоров?
Принц вздрагивает, смотрит на священника, делает глубокий вдох и медленно выдыхает, прежде чем ответить:
— Да, Правитель, хвала милостивым Супругам, здоров.
— Это чудесные новости! — с явным облегчением восклицает наместник.
— Мы уже обсудили все важные вопросы, — голос Его Высочества звучит холодно и неприязненно. — Остальными займемся в другой раз.
И все слушаются. Никто не оспаривает его права решать, все знают, что наместник — обыкновенная политическая кукла в руках принца. Его Высочество встает из-за стола, жестом велит мне следовать за ним. Сегерис тоже идет в небольшой кабинет недалеко от зала советов. Мыслей, что присутствие чужака и иноверца при тайном разговоре нежелательно, не допускает ни он сам, ни принц. У меня же сарех вызывает глухое раздражение.
— Проходите, друг мой, — Сегерис широким жестом пропускает меня в кабинет первым, кладет руку мне на плечо. Тревожность уходит, раздражение сменяется умиротворением. Это так глупо сердиться на священника только потому, что меня настораживает поведение принца. Сегерис, конечно, чужак нам, но очень приятный человек. Вежливый, внимательный и принимает дела Его Высочества близко к сердцу. Я порой бываю несправедлив к нему, нужно больше прислушиваться к его словам.
Принц молча постукивает пальцами по спинке высокого стула. Садиться не стал, ни на кого не смотрит, выглядит гневным, а монотонно повторяющийся перестук заставляет мое сердце биться чаще, тревожней.
— У нас мало времени, — подняв глаза на Сегериса, хрипло заявляет принц. — Тянуть нельзя больше ни дня!
Он раздосадован, озлоблен. Таким он бывает, когда что-то идет не по плану.
— Что случилось? — вкрадчивые интонации священника ласкают слух. Не смущает даже то, что сарех не использует подобающее обращение.
И все же спокойствие Сегериса благотворно влияет на Его Высочество. Он резко разжимает руку, которой вцепился в рукоять меча, выдыхает и говорит медленно, будто подбирает слова.
— Она… теперь уже они… намекают на продолжительность траура и запрет на проведение торжеств.
— О, — Сегерис почти не удивился. Знает, о чем речь, а я даже не догадываюсь.
Поворачиваюсь к нему, хочу уточнить, но мой взгляд приковывает амулет священника. Большой глаз в центре снежинки поблескивает, отвлекает от происходящего.
Воспоминания господина Тевра затягивает серым туманом, плотным, словно войлочный кокон. Меня это злит, моя птица излучает ярость и решимость. Она пробьется сквозь защиту чужой магии, разобьет эту скорлупу, в том нет никаких сомнений. Золотой клюв разбирает волокна иноземного заклинания, разрушает его медленно, слово за словом. Я чувствую угрозу, предвижу появление шипов, но знаю, что они не причинят большого вреда. В Храме во время ритуала я под защитой Великой. Слышу, как произношу имя своей богини, ощущаю, как из-за этого наполняются силой ритуальные кам