Он насторожился, ответил скупо.
— Да, приходилось.
А после удивил меня вопросом:
— Куда вы хотите попасть?
— В Забытый город, — призналась я, даже не спрашивая, как он догадался.
Воин нахмурился, отвел взгляд. Крепкие пальцы коснулись перламутровой шишечки. Кажется, у него такая же привычка, как у Гаримы, теребящей серьгу в задумчивости. Молчание длилось, как мне казалось, бесконечность, но я не решалась заговорить.
— Это немного не та пустыня, — спокойно подвел он черту своим размышлениям. — Более опасная, чаще бывают песчаные бури. Я слышал, миражи там тоже более яркие… Дорог там нет, лошади будут бесполезны. Я нечасто имел дело с верблюдами, но знаю, где купить хороших. К дороге нужно основательно подготовиться. Хоть к Забытому городу по прямой всего дней десять пути, пустыня может превратить их в три недели. Мне потребуется пара дней, чтобы собрать все необходимое и договориться с командиром.
— Вы готовы поехать со мной? — моему удивлению и радости не было границ, но я все еще боялась, что ошиблась, что он не захочет сопровождать меня. Смущало, что я даже не успела попросить, он решил все сам.
— Разумеется!
Воина, казалось, ошеломил вопрос. В зеленых глазах читалось такое искренне, неподдельное удивление, что я не справилась с чувствами и порывисто обняла Фераса.
— Спасибо, — прошептала, с трудом не расплакавшись. — Я очень признательна.
Ферас медленно и осторожно обнял меня в ответ. Прикосновение было приятным, объятия тепло пахли кардамоном, но из рук воина я высвободилась быстро, не помня себя от смущения. Кровь стучала в висках, лицо жгло румянцем, и смотреть на воина я долго не решалась. Он старательно делал вид, что ничего предосудительного не произошло, и говорил только о необходимых для путешествия вещах.
Сборы в дорогу успокаивали, наполняли жизнь смыслом. Я даже радовалась трудностям пути, надеясь, что они, как и присутствие Фераса, будут держать призраков на расстоянии. Оставшиеся до отъезда два дня они не покидали меня даже в вызванном микстурой забытье, но исчезали, когда появлялся воин. Целых четыре часа мне казалось, что призраки потерялись в рыночной толчее, когда мы с Ферасом ходили выбирать верблюдов и упряжь. К сожалению, они нашлись в кофейне. Сидели за дальними столиками и противно ухмылялись, не смея подойти ближе к воину.
В эти дни я старалась не задерживаться рядом с Гаримой надолго. Сестра не отговаривала и все еще разрешала уйти, но я видела, как она огорчалась всякий раз, когда проводила со мной время. Рядом с господином Тевром Гарима сияла, будто у нее в сердце распускался светящийся цветок. Рядом со мной он мерк, подергивался дымкой разочарования и даже горечи, сквозящей в словах и взглядах сестры. Особенно ярко это проявилось в день прощания.
— Мне будет тебя очень не хватать, — призналась Гарима, надолго заключив меня в объятия.
— Мне тебя тоже, — прижимаясь к сестре, заверила я. В глазах стояли слезы, голос звучал сдавленно, но еще получалось держаться и не плакать.
— Я буду молить за тебя Великую, — прошептала сестра. — Чтобы помогала, оберегала и показала тебе твою истинную роль.
Гарима отстранилась, заглянула мне в глаза и заговорила твердо, не допуская возражений.
— Ты не инструмент в ее руках, не безвольная кукла. Не только ее сила во благо управляет нами, но и мы сами способны использовать дары, служа главной и неизменной цели. Поиску правды и справедливости. Надеюсь, ты поймешь это за время путешествия.
Я вздохнула и не ответила. Мы не в первый раз говорили о дарах, о том, чем обернулась для нас и для Империи правда. Спорить, портить прощание не хотелось.
— Поэтому я не сказала ни Императору, ни господину Нагорту, зачем ты едешь в Забытый город, — продолжала Гарима. — Я верю, что ты, Забирающая великой Маар, вернешься в Ратави моей сестрой.
Мы с Ферасом давно выехали за ворота столицы, но эти слова Гаримы я повторяла про себя снова и снова. Восхищалась непоколебимой верой Доверенной великой Маар в предназначение и в благословение богини. И с нежностью вспоминала любовь и ласковую заботу моей сестры.
ГЛАВА 37
Первые два дня путешествия в обществе Фераса оставили приятные воспоминания. Дорога была нетрудная, ведь мы ехали по населенной части Империи, по хорошим трактам. Рядом с Ферасом меня не волновало даже то, что другие люди казались бесцветными, а мир — лишенным красок. Радовало общение, в котором всего было в меру. Вежливость оттенялась предупредительностью, ни следа услужливости, которую я так боялась вдруг заметить в его поведении. Темы для бесед выбирались простые — воин, осознавший, как сильно на меня повлияли политические истории, старался не бередить раны и не огорчать меня. Он даже ни разу не спросил, с какой целью я решила ехать в Забытый город и рисковать своей и его жизнью. К лучшему, потому что не знала, как отвечать. Догадывалась, насколько кощунственным ему казалось бы мое желание отказаться от дара, от благословения Маар.
Довольно скоро я перестала смущаться из-за вынужденных объятий, когда Ферас помогал мне взбираться на верблюда или спешиваться. Они были настолько естественными, необременительными и приятными, что порой даже хотелось делать привалы чаще. Чтобы на несколько мгновений очутиться в уверенных руках Фераса, почувствовать запах кардамона и быть как можно ближе к единственному настоящему человеку в округе.
Чем ближе мы подбирались к пустыне, тем горячей и суше делался воздух, тем сильней становились призраки. Они все меньше боялись Фераса, но еще старались держаться на расстоянии и помалкивать. Со временем мне стало казаться, что два самых сильных моих врага, Сегерис и Ингар, поглотили других призраков, настолько плотными, почти непрозрачными они стали. Голоса сарехов звучали громко, твердо, а их слова не утратили яда. Я не поворачивалась к ним, не вступала в беседу и делала вид, что не замечаю их. Наивно надеялась, что они устанут злословить и отвяжутся от меня. В конце концов, на жителей Сосновки это подействовало.
Надежда оказалась напрасной. В первую же ночь, которую мы провели в пустыне, я увидела Сегериса другим. Мы сидели с Ферасом у едва тлеющего костра, ужинали. Рядом жевали жвачку верблюды, когда в десятке шагов я заметила человеческую фигуру. В свете полной луны черты лица Сегериса казались хищными, резкими. Он весь состоял из песка и был настолько плотным, что даже отбрасывал тень. Судорожно сглотнув, едва не поперхнулась, рукой указала Ферасу на нарочито неспешно приближающегося к нам призрака.
— Что такое, госпожа? — недоумение воина меня ранило, укрепило мысль о сумасшествии.
— Там человек, — выдавила я. По щекам скользили слезы ужаса. Я беспомощно смотрела, как сарех подходил ко мне.
Он остановился в двух шагах, я подскочила, отступила.
— Госпожа! — окликнул меня Ферас.
Сегерис расхохотался и рассыпался. Поднявшийся ветер швырнул мне в лицо песок. Я не смела шелохнуться и с вымораживающим сердце страхом ждала, что призрак появится снова. Не заметила даже, как Ферас встал рядом. Он обнял меня, я уткнулась лицом ему в плечо и расплакалась. Воин не утешал, не подбадривал, просто был там со мной. И чувствовалось, что он не только рядом, а для меня, на моей стороне. Думаю, поэтому не возникло неловкости и обжигающего щеки смущения.
— Вы, наверное, считаете меня сумасшедшей? — немного успокоившись, спросила я.
— Нет, что вы? — искренне удивился он. — Вы чувствительней меня. Благодаря дару вы видите больше, думаю, значительно больше простых смертных. А пустыня у Забытого города славится способностью навевать видения. Не зря же ее называют местом, где сбываются кошмары.
— Какое успокаивающее название, — буркнула я, украдкой вытирая лицо от слез.
— Оно должно соответствовать действительности, — спокойно ответил Ферас. — Пустыня оберегает Забытый город. Считается, там живут Супруги, когда посещают землю.
Он рассказал, что по этой пустыне путешествуют парами или тройками. Потому что невозможно предугадать, какой кошмар воплотится для человека из большего отряда, как это повлияет на других. Потом пересказывал легенды, часть из которых я знала. В этом, правда, не призналась. Слишком нравилось мне слушать его голос, ощущать тепло этого человека и смотреть на отблески пламени на красивом лице.
Следующие пять дней оставили в памяти след жаром и песком, невероятно яркими миражами оазисов и городов, правдоподобными криками людей, зовущих на помощь. Но их слышала только я и все больше верила в свое помешательство. Хорошо хоть миражи Ферас тоже видел. Не знаю, чтобы делала, будь иначе.
В пустыне призраки, а их кроме Инагара и Сегериса было еще четверо, осмелели и обнаглели. Они кружили вокруг меня, как стая голодных волков рядом с раненым оленем, и нападали, стоило Ферасу оставить меня одну хоть на несколько минут. Я отмахивалась, убегала, дралась, кричала на них и наверняка казалась спутнику совершенно безумной. Вопросов он не задавал, только поглядывал на меня настороженно и, как мне думалось, оценивающе. Будто пытался просчитать, насколько далеко зашло мое сумасшествие. Хватит ли у меня здравого смысла не напасть на спутника во время привала.
В конце недели мы подошли к большим, до белизны выгоревшим на солнце камням. Это было удачно, потому что ветер усиливался, и Ферас сказал, идет песчаная буря. Темнеющий горизонт подернулся дымкой и казался угрожающим, смертельно опасным.
— Я сделаю нам укрытие, — решительно заявил воин. — Последите за животными, пожалуйста. Они могут начать волноваться.
Я глянула на безразличных к происходящему верблюдов. Они невозмутимо жевали жвачку, улегшись в тени камня.
— Давайте мы вместе сделаем укрытие, а верблюдов привяжем? — предложила я. — Так будет быстрей.
Он хмуро окинул взглядом горизонт и согласился.
Защитой нам и животным должен был стать невысокий навес со стенами до самой земли. Ферас глубоко вбивал опоры, я неподалеку искала камни, чтобы потом придавить веревки. Старалась далеко от воина не отходить — не хотела оказаться беззащитной перед призраками. Поэтому услышала звук падения чего-то тяжелого.