– Только ликёр.
– Ох, яд и пламя, – пробормотал Жуга, вращая глазами. – Ох…
Через полчаса двараг слегка отогрелся. Тело уже не было таким деревянным. Рану прочистили, после чего Жуга отжёг и изогнул сапожную иглу и принялся шить. Хансен взялся помогать, у него оказались быстрые и ловкие пальцы. Голову гному перевязали, вместе с ложем придвинули его поближе к огню, а Телли с ложки напоил его водой. Так и не придя в сознание, Орге погрузился в сон.
– Всё, – сказал Жуга, споласкивая в котелке испачканные руки. – Больше я не знаю, чем ему помочь: травы они сами спёрли.
– А может, заклинанием? – заикнулся было Вильям. Жуга покачал головой.
– Будь он человеком, может, получилось бы. А как лечить дварага, я не знаю. Хотя… – он на мгновение задумался, потом покачал головой. – Нет, лучше не надо: от добра добра не ищут. Полежит, глядишь, сам оклемается.
– Что делать будем? – спросил варяг. – А?
Жуга поднял голову:
– Ты меня спрашиваешь?
Ответом ему было молчание. Травник нервно дёрнул себя за волосы. Оглядел по очереди всех, задержал взгляд на Рике, посмотрел на Орге и нахмурился.
– Тил?
– Нельзя задерживаться, – отозвался тот, – и так все сроки пропустили. Где этот Ключ, Арне?
– Погоди, – остановил его Жуга. Покосился на лежащего дварага. – Гер… Хансен, как думаешь, скоро он придёт в себя?
– Орге? – тот пожал плечами. – Я не знаю. А зачем тебе?
– Порасспросить. Хочу узнать, что стряслось промеж ними. И где меч с доской. И куда Ашедук направился.
– А что потом? Не бросать же его тут!
– Может, к Сакнусу обратно отнести? – предложил Тил.
– Не донесём, – не дав ему договорить, хмуро высказался Яльмар. – Холод, ветер… Не донесём. Кто-то должен с ним остаться. Здесь остаться. Если Ключ недалеко, вернёмся через пару дней, а там… – он помолчал и после паузы закончил: – Там видно будет.
Травник подобрал ноги под себя и уставился в огонь.
– Яд и пламя, вилка, – пробормотал он, нервно обгрызая ногти. – Снова вилка…
– О чём ты?
– Ни о чём, – он встал. – Так. Нам придётся разделиться. Рик и Телли пусть идут до Гейзера. Арне покажет дорогу. Яльмар, пойдёшь с ними?
– Пойду, – кивнул варяг. – А…
– Есть смысл послать кого-нибудь в усадьбу к Сакнусу, – сказал Вильям. – Пусть помощь приведёт. А то у нас жратвы осталось – кот наплакал.
Друзья переглянулись.
– Дельная мысль, – одобрил Яльмар. – Раз так, может, ты и сходишь?
К такому повороту дела Вильям, похоже, был не готов.
– Да я бы… собственно бы… э-ээ… – мучительно замялся он, почувствовал, что влип, и смолк, не найдя разумных аргументов.
– Вот и отлично, – истолковав сомненья барда как согласие, удовлетворённо кивнул варяг. – Дорогу помнишь?
– Что я, маленький? – обиделся тот. – Найду как-нибудь…
– Но, но! – нахмурился Яльмар. – Ты нос-то не задирай, поосторожнее иди. Одного посылаем, если что случится, помочь будет некому. Как доберёшься, скажешь Сигурду: так, мол, и так – Орге ранен, пусть пришлёт пару человек на подмогу… Арне, ты в самом деле думаешь, что потеплеет?
– Должно потеплеть, – кивнул фермерский мальчишка. – Ветер уже стих. Дня три погода будет солнечной, а дальше… Дальше – не ручаюсь.
Яльмар оглядел остальных, прежде чем задать последний, уже ненужный вопрос.
– Кто остаётся?
– Я, – сказал Жуга.
– И я, – сказал, вставая, Хансен.
Все переглянулись и промолчали.
– Добро, – решил наконец Яльмар, усаживаясь и подбрасывая дров в очаг. – Дождёмся, пока солнце взойдёт, и делаем как задумали.
– Почему не сейчас? – спросил бард.
– Обледенело всё, – снисходительно ответил тот. – Сломаешь ногу в темноте – куда потом идти? Поесть, опять же, не помешает на дорогу… Да и потом, поспешность – она только при ловле блох хороша.
И словно в доказательство последних слов, варяг поймал блоху и с громким щелчком раскусил её зубами.
Уходили медленно. Одну из лошадей двараг увёл с собой, вторую после недолгого совещания отдали Вильяму. Все трое шли пешком. Брели вдоль берега, с опаскою ступая по камням. Не оборачивались, чтоб не видеть тех, кто оставался, чтоб не брать с собою чужую, лишнюю удачу, но и не оставить ненароком часть своей. Дракошка плёлся позади, виляя задом: он сегодня не успел согреться, шаг его был неуклюж. Жуга рассеянно смотрел им вслед. Казалось, что хорошая погода установилась ненадолго – он чувствовал, как медленно зудит и ноет незаживший шрам на голове. Кровь стучала за глазами. Несмотря на яркое солнце, было холодно.
Хансен обернулся:
– Как думаешь, они скоро вернутся?
Жуга пожал плечами. Помолчал, прислушиваясь к ощущениям. Снедало что-то тёмное, как будто душу, словно рыбу, подцепили на крючок и медленно вываживают к проруби, где нет воды, а только воздух, который высушит жабры и заморозит кровь.
– Я чувствую его, – сказал он вдруг неожиданно для себя самого. Хансен снова обернулся, пристально взглянул на травника. Бессловесный взгляд, как у собаки – лишь тревога и вопрос в глазах.
– М-м?..
– Он здесь, – Жуга провёл языком по губам, ощутил горьковатую свежесть морозного утра и вдохнул прерывисто и глубоко. – Я чувствую его. Он здесь.
Он посмотрел наверх. Луна и солнце спорили на небе. Странный край…
– Ты думаешь… что это он? Тот, другой?
– Не знаю, – дёрнулось плечо. – Не знаю. Просто чувствую.
– Что именно?
– Горят огни. Тени в глазах… и вой – где-то глубоко… глубоко подо мной… как будто плавится душа. Иначе он не может. Это как… – на мгновение Жуга задумался, подыскивая подходящее сравнение, и закончил: – Это как весь мир в одном глазу.
– Что он чувствует?
– Страх.
– А ещё?
– Ему больно.
– А ещё?
Травник поднял взгляд.
– Он ждёт.
Шаг.
Ещё шаг.
Размеренность движения не позволяла мыслям течь свободно, подчиняясь ритму перехода. Море было тихим и спокойным, в небесах светило солнце. На снег ложились тени. Лёд и битый сланец покрывали берега. Кое-где проглядывали жухлая трава и мшистые зелёные кочки. С ребристых козырьков подтаявших прибрежных снежников сочились медленные капельки воды. Подошвы меховых сапог скользили: шаг, снова шаг, чёрное поле – белое поле… Недавний шторм прогрыз неровные проплешины земли в сплошном покрове снега, сквозь которые проглядывал чёрный базальтовый песок. Казалось, вся Исландия стала как одна гигантская игральная доска.
И сверху на доске – четыре маленьких фигурки: высокая мужская, две ребячьи и ещё одна – четвероногая, большая, золотистая.
Дракошка замыкал процессию, вертя хвостом и с любопытством поглядывая по сторонам; его когти, уже порядком затвердевшие, с хрустом крошили застывшую глину. Когда варяг оборачивался, Рик дружелюбно лез ему под руку ласкаться, что совершенно не сочеталось с его свирепой зубастой мордой. Всякий раз от этого проявления дружелюбия Яльмару становилось не по себе; он мужественно трепал дракона за загривок и невольно прибавлял шагу. Гладкая шкура была холодна.
Варяг не любил ходить пешком. Не то чтобы он уставал или страдал от жары, просто не любил. Пусть даже Арне оказался прав и погода в самом деле исправилась. Над головой синело небо с редкими мазками облаков. День ещё только перевалил за середину, однако горизонт на западе уже светился розовым – зимою солнце здесь не поднималось высоко. Яльмар, однако, так и не решился снять меховую куртку: ветер, хоть и тёплый, пробирал насквозь. К тому же, опыт подсказывал, что куртка на плечах – это одежда, а куртка за плечами – это уже поклажа. А поклажи и без этого хватало. Глаза заливал пот. Пеший ход разогревал, мешок с припасами тянул к земле. Впрочем, как философски размышлял варяг, лучше париться, чем мёрзнуть.
День клонился к вечеру, а Тил и Арне шли и шли вперёд. И, в общем, были правы – устраивать привал перед закатом не имело никакого смысла. Чуть-чуть тревожила варяга тишина. Конечно, было не до разговоров, но Тил, казалось, не хотел ни о чём говорить, да и Арне, несмотря на свою жадную до новых знаний душу, тоже отличался прямо-таки нездоровой замкнутостью. Так они и шли в молчании, остановившись только днём на полчаса – перекусить лепёшками и вяленой бараниной. Полоски солоноватого подвяленного мяса (мировецкая закуска под пивко) всухую вызывали только раздражение и вязли на зубах. Кусок не лез в горло. В животе у викинга урчало, Яльмар то и дело ловил себя на мысли, что ждёт не дождётся полновесного, нормального привала с ночевой, обедом и костром.
В очередной раз повернули за какую-то скалу. Арне остановился в основании глубокой балки, огляделся, подошёл к огромной, засыпанной снегом коряге, выброшенной на берег, и пнул её. Плюнул на снег. Повернулся.
– Здесь остановимся, – он сбросил мешок и расправил плечи.
– Так не темно ж ещё, – сказал Яльмар. – Дорогу видно.
– Лучше места не найти, – спокойно возразил мальчишка. – Дров много, и от ветра есть где укрыться. Домов тут всё равно нет.
Больше возражать варяг не стал, молча вытащил из-за плеча топор и принялся рубить корягу на дрова.
Темнота упала быстро. Сумерки сменились ночью так, словно задули светильник. На небе высыпали звёзды. Запылал костёр. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке – надо было в чём-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскалённом плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.
Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфёнка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно – копыто, перепонки между пальцами или вообще шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, чуть поуже, нежели у прочих. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд чёрных глаз и торопливо отвёл взгляд.