– Хотите пива? – неуверенно спросил Томас.
– Я не пью, – сказал он. – Это тебе. До свиданья.
И с этими словами он повернулся и ушёл.
По правде говоря, Томас вполне бы обошёлся без его вежливых прощаний. Перспектива новой встречи с этим парнем не сулила ничего хорошего. События принимали неприятный оборот. Трактирщик помедлил и сгрёб деньги со стойки. Монеты были серебряными, полновесными и необрезанными. Объяснять ничего было не нужно.
Трактир «Кислый монах», находившийся на перекрёстке Рыбной улицы и переулка Трёх Камней, пользовался славой воровского кабака. Трактирщик был обыкновенный человек, но он не был глупцом. О нет, отнюдь не был. Он быстренько сложил в уме два и два и получил четыре. Он покосился на лудильщика, немедленно состроившего многозначительную мину, и окончательно утвердился в своей догадке. Беловолосый парень был из них. Из тех, что по ночам охотятся на улицах. Томас напряг память и припомнил имя. Кажется, Рутгер.
Да, точно, Рутгер.
День выдался какой-то идиотский. Томас стоял и впустую водил тряпкой по и так сверкавшей стойке. Травник, травник, всем понадобился травник! Свет клином сошёлся на травнике! Что творится в городе?
На сердце было неспокойно. В прошлый раз, когда всё складывалось так же, Томас едва не погиб. Сейчас всё могло закончиться ещё отвратнее. Ему нужно было срочно занять руки, чтобы успокоиться. Не оглядываясь, он привычно снял с полки первую попавшуюся кружку, плюнул на неё и принялся протирать полотенцем.
Однако, как оказалось, мучения его ещё не кончились. Ближе к вечеру, когда на улице начинало темнеть, в «Два башмака» ввалилась целая толпа из пятерых солдат, какого-то местного парня деревенского вида и двоих монахов – одного постарше, второго молодого, совсем мальчишки.
Бликса испарился из трактира, как китайская ракета.
Солдаты, говоря между собой по-испански, тотчас столпились у горящего камина, словно хотели отогреться, прежде чем идти дальше. Томасу оставалось надеяться, что они зашли ненадолго, иначе плакала вечерняя выручка – никто из местных не рискнёт сидеть в трактире, где пьянствует испанская солдатня. Впрочем, с ними монахи…
Монахи.
Томас замер: монахи и солдаты.
Он снова произвёл в уме два-три арифметических действия и похолодел.
Солдаты и монахи.
Инквизиция.
Старший из братьев-доминиканцев тем временем подошёл к стойке, пытливым взглядом оглядел Томаса с макушки до пояса и вынул из футляра на груди большой листок бумаги, свёрнутый в тугую трубку. У Томаса от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
Испанцы под вечер и так дурная примета. А этот листок…
– Pax vobiscum, сын мой, – с чуть заметным испанским акцентом поздоровался монах. Листок в его руках неторопливо разворачивался.
– Добрый вечер, святой отец, добрый вечер… Чем могу служить?
– Я хочу спросить вас кое о чём. Вы видели когда-нибудь этого человека?
Хотя в этом не было совершенно никакой надобности, Томас медленно полез в карман, почти повторяя движения монаха, достал оттуда кожаный футляр, а из него – очки в позеленевшей медной оправе, с особым тщанием водрузил их на нос и поднял со стойки листок, уже заранее зная, чьё лицо он там увидит.
Так оно и оказалось.
Сейчас, уже второй раз за день вглядываясь в знакомые черты, Томас подумал, что ему неимоверно, неправдоподобно повезло, что первым заявился мальчишка, после – тот, второй, и только потом – инквизитор и солдаты. Всё это некоторым образом подготовило его и притупило волнение. Очень трудно было бы сохранить спокойствие и это равнодушное, чуть заинтересованное выражение лица, случись священнику опередить тех двоих. «Всё-таки наш Лисс – очень маленький город, – мелькнула в голове непрошеная мысль. – О, да – очень маленький…»
Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас даже руки у него не дрожали.
– Нет, – сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. – Я никогда его не видел.
– Уверены? – спросил священник.
– Да. Мои глаза не те, что раньше, – несколько неудачно попытался пошутить Томас, – но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, – добавил он, обвёл взглядом священника и его спутников. – Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?
– Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.
– Лучшее в городе.
– Прекрасно. Тогда пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива – и чего-нибудь закусить.
– Право, не знаю, – замялся трактирщик. – Сейчас уже поздно, плита остыла. Яичница? Мясо?
– О да. Замечательно. Мясо солдатам, яичницу мне и моему ученику.
– Тогда подождите минутку.
Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.
Оказавшись в привычной стихии, Томас подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, задумался над произошедшим. А происходило странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании и вообще в искусстве. Можно сказать, совсем не разбирался. Но он был в состоянии понять, что портрет, который у мальчика, и портрет, предъявленный монахом, рисовала одна рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.
Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. Томас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.
Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Конечно, этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо («Надо бы кошек из зала убрать», – подумалось ему). Но травник… Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.
Они все искали одного человека. Все. Томас поразмыслил и твёрдо решил предупредить травника, как только тот появится в городе. Это было можно проделать. Понаблюдать за домом, и за тем, другим… Это могло быть опасным, но старый Томас умел платить свои долги.
Он появился в зале, неся дымящую яичницу и сковородку с мясом, поставил их перед священниками и солдатами, выложил меж ними булку хлеба и спросил у монаха, не надо ли чего ещё.
– Спасибо, ничего, – за всех ответил тот. – А кстати, – он обернулся, – к вам сегодня, случаем, не заходил мальчишка?
– Мальчишка? – Томас лихорадочно пытался сообразить, что к чему.
– Да. Такой, знаете ли, оборванец в драном кожухе, маленький, как табуретка, и нахальный, как обезьяна.
Описания были профессионально кратки и убийственно точны. Томас сглотнул так сильно, что заболел старый шрам на горле, и с деланым равнодушием пожал плечами:
– Мальчишки? Я не помню. Заходили трое или четверо. Может, и был такой, как вы описали. Я их не запоминаю.
– Ну, этого мальчишку вы бы запомнили. Он мог вам показывать такой же рисунок, как у меня.
Томас с трудом заставил себя держаться спокойно. Сердце его забилось.
– Вообче-то, да, такого я наверняка запомнил бы, – ответил он, стараясь говорить небрежно, и опять пожал плечами. – Вот тока мне до вас никто ничего такого не показывал.
Пытливый взгляд священника, казалось, пронзал Томаса насквозь. Внимательный такой взгляд, поощряющий, всё понимающий.
Всё понимающий.
Всё-всё.
– Так значит, он здесь был.
Запахло жареным. Теперь отпираться было уже опасно.
– Я не могу ручаться за всяких мальчиков, святой отец, – развёл руками Томас. – Вы же меня понимаете? Да, был похожий парень. Хлеба попросил. Я дал. Денег у него не было.
– Давно?
– Давно.
– Прекрасно, – вновь сказал монах и неожиданно сменил тему, словно вопрос был закрыт: – Так какую гостиницу вы, говорите, нам порекомендуете?
– Получше или подешевле? – спросил Томас, опомнился и вздрогнул. – Ох, простите, святой отец. Гостиницу? Конечно, конечно… Думаю, вам подойдёт «У Синей Сойки». Да, «У Синей Сойки». Там хороший стол, большие комнаты и чистые кровати.
– А девки там есть? – спросил солдат, похожий на большую обезьяну (Томасу доводилось видывать таких в зверинце). Остальные одобрительно заухмылялись.
– Что? Девки? Э-э-э… нет. Да, нет. Если господ солдат интересует подобный э-э-э… вопрос, то лучше будет «Красный Дракон», «У Камня» или «Под Луной».
Они переглянулись и кивнули, затем доели, допили, расплатились и удалились. Только тогда Томас вздохнул с облегчением. И только через полчаса с запоздалым ужасом он осознал, что сам порекомендовал им постоялый двор, который находился возле дома, принадлежавшего травнику.
У башни «Синей Сойки».
Время шло, посетители тихонько расходились. Наконец не осталось никого. На улице стемнело, зажгли фонари. Томас в несчётный раз протёр пивную стойку, составил на полки кружки и запер дверь на засов.
Прошло, наверное, полчаса. Огонь в камине угасал, свеча в розетке догорела. Томас подсчитывал выручку, когда постучали.
– Закрыто! – крикнул он. – Завтра приходите.
– Это я, – послышалось снаружи. – Открывай.
– Кто «я»? – с подозрением спросил кабатчик. – Вот не открою. «Я» бывают разные!
– Эх, Томас, Томас, ты всё такой же, – добродушно, но как-то устало сказали за дверью. – Как твоё горло, Фома неверующий? Опять жрёшь чеснок? Даже через дверь шибает. А я, между прочим, говорил тебе, чтоб ты им не увлекался. Ну, чего молчишь?
И тут Томас вспомнил, где он слышал этот голос.
– Господи! – выдохнул он и лихорадочно задёргал засов.
У двери, привалившись к столбику, стоял Жуга – травник по кличке Лис, когда-то спасший ему жизнь. Человек, которого сегодня спрашивали трое – мальчик-бродяга, городской головорез и святой отец-инквизитор. Подобных совпадений не бывает. Нехорошая примета. На этот случай даже поговорка есть: беда не приходит одна.