– Чего тебя понесло сюда? – спросил Хагг.
– У меня не было другого выхода, – пожал плечами травник. – Парень вот-вот бы упал. Он совершенно не умеет рассчитывать силы.
– Зачем же ты заставлял его гасить свечу?
– Я не заставлял, он сам вызвался. И потом, должен же я был его хоть чуть-чуть испытать!
– Ладно. Боюсь, уже нет смысла спорить. А давненько я здесь не был, – сказал Хагг, окидывая взглядом комнату.
– Я тоже.
– Неужели всё с тех пор так и стоит нетронутым?
– Ну почему же нетронутым? – чуть обернулся Жуга. – Это же всё-таки мой дом. Я иногда ночую здесь. Храню кое-что. Бывает, снадобья готовлю. Яльмар, если приезжает, у меня гостит. Опять же, встречу есть где назначить… А вообще, ты прав, – неожиданно признал он, – я здесь стараюсь ничего не трогать. Сам же помнишь.
– Помню.
Помолчали. В обоих этот дом пробуждал слишком много воспоминаний. Когда же Золтан вновь заговорил, речь пошла совсем о другом.
– Кто он?
Травник обернулся на уснувшего мальчишку.
– Фриц. – Он на мгновение нахмурился. – Не знаю, как фамилия. Должно быть, что-то вроде «Брюннер» или «Бреннер». Он из Гаммельна.
– Ты его в самом деле знаешь или это он себе вообразил?
Травник хрустнул пальцами. Подбросил дров в камин.
– Была одна история, я тебе не рассказывал. Лет десять назад. Помнишь, мы с тобой впервые встретились? Я тогда ещё возился с драупниром. Так вот, ещё до этого я завернул однажды в Гаммельн…
– А, каша…
– К дьяволу кашу, я про крыс. Там были дети, двое мальчишек и девчонка. Я тогда был молодой, горячий, не разобрался, что к чему, взял да и вытащил всех крыс из города. А оказалось, это они их растравляли, эти трое.
– Как так? – опешил Золтан.
– Да вот так, – беззлобно огрызнулся травник. – Чуть-чуть таланта, игры-шмыгры, заговорки всякие, считалки, присказки, страшилки детские… Ну вот и доигрались. А потом, наверное, понравилось им, что ли… Знаешь, – он повертел бутылку в руках, сделал большой глоток и передал её Золтану. – Знаешь, они, по-моему, и сами толком не соображали, что творят. Думали, наверное, что это им снится. Я, честно говоря, совсем про них забыл: лет-то сколько прошло…
– Они, что же, умели колдовать?
– Не поодиночке, но втроём. Я никогда – ни до, ни после – не слыхал ни о чём подобном. Мальчишки оба и впрямь как будто колдовали, не осознанно, а так, стихийно. А вот девчонка… Хм.
Он нахмурился, умолк и вновь уставился в огонь, сцепив пальцы в замок.
Золтан разломил лепёшку, открутил у курицы ногу и принялся жевать, время от времени прихлёбывая из бутылки.
– Так, значит, ты его всё-таки не помнишь, – сказал он, утолив первый голод.
– Трудно сказать. А ты вот: много ли ты сам сумеешь вспомнить детских лиц? Особенно тех, которые видел десять лет назад? Так и я. Это что-то как огонь или текущая вода. Сегодня помню, завтра не узнал. Впрочем, этого я, кажется, и впрямь могу узнать: он уже тогда был коротышкой.
– Фриц?
– Да… Фридрих. Коротышка Фриц. Девчонку звали Магда. Да, кажется, Магда. Вот третьего не помню. Помню только, будто он заикался. Но и всё.
– Да, – Золтан бросил на пол плащ, а сверху одеяло, опустился рядом с травником, уселся поудобнее и протянул ноги к огню. – Надо же, как всё обернулось… Ты что, и впрямь возьмёшь его в ученики?
– Придётся, – он вздохнул. Взъерошил волосы. – Золтан, я не знаю. Мне кажется, я не готов. Поговорить бы с ним… Как-то это всё не вовремя. Лет сколько-то назад я пробовал взять одного парня в обучение. Ты помнишь, чем всё кончилось.
– Тил?
– Угу.
– Как не помнить! Кстати, где он?
Травник пожал плечами:
– Я не знаю, я его давно не видел. Ходит где-то, бедокурит. То и дело слышу о нём то там, то сям. То ли правду, то ли выдумки.
– Молчал бы уж. Ты сам – наполовину выдумка.
– Дурак.
– Ехидна.
Они схватили друг друга за загривки, стукнулись лбами и тихо засмеялись.
Вино делало своё дело. Травником овладело странное настроение. Старый дом как будто помог повернуть время вспять. Жуга усмехнулся: «Повернуть время на время». Всё равно что реку отвести саму в себя, чтоб текла по кругу. Конечно, не бывает, но…
Он огляделся. Снова ожили в памяти тогдашний Яльмар и Гертруда, Рик и Телли, вернулось то время, когда он решил обосноваться в городе. Показалось даже, что старик Рудольф материализовался в кресле вместо спящего мальчишки. Когда-то он считал те годы несчастливыми, теперь он временами даже тосковал о них. Зимняя полночь исчезла, осталась за стенами дома. Ему вдруг стало на всё наплевать.
– У тебя там только одна бутылка?
– Нет. А что?
– Доставай.
Когда количество пустых сосудов на столе увеличилось до четырёх, заботы нынешнего дня куда-то отступили, а все темы разговоров перемешались. Собеседники теперь говорили каждый о своём, нередко – разом, перебивая друг друга бесконечными «А помнишь…», одновременно шикали, когда повышали голоса, запоздало вспоминая о спящем мальчишке. Тот, однако, так и не проснулся. Огонь в камине жизнерадостно потрескивал. Сапоги у Золтана просохли, он стянул их и теперь сидел босиком, грел замёрзшие ноги.
– Стоп, – наконец сказал себе и Золтану Жуга, поймав себя на том, что пытается открутить последнюю ножку у последней половинки последней курицы. – Стоп, Золтан. Хватит. Славно посидели, но надо и мальчишке что-нибудь оставить. Сколько времени?
Как будто отвечая на его вопрос, часы на ратуше пробили два раза.
– Нам скоро выходить. Наверху есть кровать. Будет лучше, если мы чуток поспим.
– Дело, – буркнул Золтан, вытянулся на скамейке и принялся разворачивать одеяло. – Только к шайтану кровать. Я лучше здесь вздремну, на лавочке. Не возражаешь?
– Как угодно. Но предупреждаю: камин погаснет, будет холодно.
– Я подброшу.
Жуга поколебался.
– Тогда я тоже, пожалуй, лягу здесь. А то мало ли что…
Несмотря на вино и усталость, Золтан некоторое время просто лежал, задумчиво разглядывая край каминной полки, изрезанный ножом, пока постепенно не сообразил, что эти желобки и бороздки складываются во вполне опознаваемые знаки. Выглядело это так:
– Что это? – спросил он.
– Где? – уже совсем было заснувший, травник поднял голову. Волосы его выглядели так, будто он их не расчёсывал лет десять.
– Вон, на каминной полке. Вырезано.
– А, руны… – Жуга зевнул. – Не обращай внимания: это Яльмар вырезал по пьяни, когда последний раз ко мне заезжал.
– И что там написано?
– Это не имеет смысла. Просто пожелание. Магическая формула. Что-то вроде: «Олав я зовусь и этими рунами творю волшбу на счастье».
Золтан снова вгляделся в каминную надпись.
– Какие-то они… запачканные, что ли…
– Кровь, – простодушно пояснил травник и повернулся на другой бок.
Некоторое время Золтан молчал.
– Не считаешь, что в наше время опасно иметь дома такие вещи? – спросил он наконец. – Тебя могут обвинить в ереси.
– В наше время в ереси можно обвинить вообще кого угодно и за что угодно, – с пьяным равнодушием забубнил Жуга из-под одеяла. – А руны, если хочешь знать, вырезают даже в церквях, на купелях. Сам видел.
– Ты так серьёзно к этому относишься и в то же время даже не знаешь точно, что у тебя написано дома на камине.
– Золтан, перестань, – раздражённо отозвался травник. – Какая, к лешему, серьёзность? Какая разница, что там написано, если это друг писал, на счастье и от чистого сердца? Ничего там нет особенного. Я не умею составлять такие заклятия, Герта не успела меня этому обучить. Я умею только гадать, и то не очень.
– Астрология, гороскопия, туё-моё с бандурой… – пробурчал Золтан. – Никогда не мог понять всю эту чушь. Слушай, – он сел, – а не разбросить ли тебе их сейчас, раз тебе трудно посмотреть, что будет?
– Зачем?
– Просто так. Интересно.
Травник помолчал. Потом тоже встал, отбросил одеяло и потянул к себе рюкзак. Покопался в его недрах и извлёк на свет гадательный мешочек с рунами из кости. Было слышно, как они там внутри мягко постукивают.
– Предупреждаю, – сказал Жуга, развязывая стягивающую горловину мешочка кожаную тесёмку, – я сейчас не в состоянии нормально что-либо истолковать. Что выпадет, то выпадет.
– Ничего. Насколько я понял, у викингов в обычае возиться с ними под хмельком.
– Как скажешь. – Жуга встряхнул мешочек и усмехнулся. – Странно… – прошёлся пятернёй по волосам. – Волнуюсь, как невеста перед первой ночью. С чего бы, а?
– Тяни, тяни, – подбодрил его Золтан, – не увиливай.
Травник запустил ладонь в мешочек, и первая костяшка легла на стол. Золтан молча и заинтересованно следил за происходящим.
Четыре руны из пяти легли вниз лицом. Пятая, Ing, легла в открытую, но это было всё равно, поскольку выглядела она одинаково, что прямая, что обратная.
– Хороший признак, – как бы между делом произнёс Жуга и принялся их переворачивать.
Первой была Raido. Перевёрнутая.
– Дорога, – медленно сказал Жуга, задумчиво теребя рыжую бороду. – Тяжёлый путь. Какие-то препятствия. Возможно, некий ритуал для продвижения.
– Кого? Куда?
– Не знаю. Это, можно сказать, уже прошлое. Во всяком разе, это знак того, что выжидать было опасно.
Второй открылась Ansuz. Прямая.
– Четвёртая руна, – произнёс травник. – Бог. А может, дикий гон.
– Преследование?
– Гм… – Жуга побарабанил пальцами по столу. – Что за бред! При чём тут бог?
– Быть может, это означает долгую дорогу к богу?
– С таким же успехом это может означать долгое и трудное бегство от охотников.
– Не исключено… Давай посмотрим, что дальше.
Дальше была Sowulo.
Всё равно какая.
– Н-ну, – протянул разочарованно Жуга, – это уже совсем неинтересно.
– А что это?
– Sowulo. Руна солнца, молнии, перерождения и всякого такого прочего. Обычно это истолковывают как успех или прорыв, который должен произойти. Такая, знаешь ли, трансформация, из грязи в князи. В общем, ерунда всё это. Не надо было раскладывать спьяну.