– Я ничего не знаю.
– Врёшь!
– Убери руки!
Кабатчик ничего не успел предпринять: стоявший у стойки худой парнишка в короткой синей куртке резко развернулся, в воздухе мелькнуло лезвие меча и вонзилось в стойку, туда, где мгновение назад лежала ладонь травника. Жуга проворно отскочил, увернулся. Меч свистнул раз, другой, и противники замерли друг напротив друга.
– Ещё раз дёрнешься, гадёныш, и я тебя прибью. Ты понял?!
Травник поднял взгляд.
Перед ним была женщина. Рыжеволосая, поджарая, в мужской одежде, похожая на дикую растрёпанную кошку. Меч в её руках слегка подрагивал.
– Что там, Беата? – окликнул их кто-то из компании, сидевшей у камина. Высокий мужчина поднялся и направился к ним. – Вот те раз! – он выпучил глаза. – Да это же Лис!
– Знаешь его? – Беата бросила короткий взгляд на подошедшего, но меч не убрала.
– Чёртова задница, знаю ли я?! – возмутился тот. – Я ж те толкую – этот паря мне огниво продал! Ага. Да опусти железку, слышь! Давай, Лис, подсаживайся к нам, не обидим.
Травник молча смотрел на Эриха, наряженного в новенький, расшитый серебром по красному полукафтан. У пояса, набитого в три ряда большими медными бляшками, висели сабля и тугой кошель. Дружки солдата – трое у камина, забеспокоились, один встал и двинулся к стойке. Этот был длинноволос, ростом пониже Эриха и одет во всё серое. Его узкое породистое лицо немного портили на удивление густые брови. На поясе у незнакомца был меч, голенище высокого сапога для верховой езды оттопыривала рукоять кинжала. Левый глаз едва заметно дёргался.
– Что за фрукт? – он кивнул на Жугу. Голос его травнику не понравился.
– А? – Эрих завертел головой. – Да помощник Рудольфов. Помнишь, я те говорил? – он снова повернулся к травнику: – Так ты идёшь, нет?
Жуга молчал. Ему было над чем подумать.
От одежды всех троих едва ощутимо тянуло острым характерным запахом, которого травник не чуял уже много месяцев, но узнал мгновенно – запахом жжёной конопли.
За столом у камина курили гашиш.
– Нет, – сказал он наконец. – Недосуг мне сегодня. В другой раз.
Беата, помедлив, убрала меч в ножны. Фыркнула и отвернулась.
– Ну, как знаешь, – Эрих порылся в кошельке, ухватил травника за руку и шлёпнул ему в ладонь монету. – Держи, приятель. Выпей за наше здоровье. Ну, бывай!
Все трое направились к столу, посчитав инцидент исчерпанным. Травник молча посмотрел им вслед, опустил взгляд.
На ладони его лежала монета. Толстая, чуть потемневшего серебра.
На семь углов.
Бликса уже почти заснул, когда внизу гулко стукнула дверь. Старая лестница заскрипела.
– Жуга, ты? – окликнул он.
– Я.
Последние трое суток стараниями травника и его ученика лудильщик спал. Раны его медленно, но верно заживали, и лишь правая нога внушала некоторые опасения. Впрочем, Жуга сказал, что хромоты не будет, и Бликса склонен был ему верить, хотя его порой так и подмывало выплеснуть приносимую Телли зеленоватую бурду в ночной горшок от греха подальше.
Травник пристроил свечу на табуретке и сел на край кровати. Помолчал. Одежда его была в крови.
– Ты… – лудильщик приподнялся и осёкся. – Что случилось?
– Сегодня напали на Томаса, – устало ответил тот. – Тоже собака.
– Томаса? Какого Томаса? Постой, – Бликса сморщил лоб и ахнул: – Который в «Башмаках»? – Жуга кивнул. – Он… жив?
– Надеюсь, выживет. Ему досталось гораздо сильнее, чем тебе.
– Иисус Мария… Куда уж сильнее?
– Послушай, Бликса, – медленно проговорил Жуга, – мне нужна твоя помощь. – Он порылся в кармане и достал две медные семиугольные монетки. – У тебя, случаем, не было… таких вот?
– Была одна. В мешке осталась. А откуда ты знаешь?
– Не важно, – Жуга нахмурился. – Так. Ещё вопрос: ты знаешь Эриха?
– Какого Эриха?
– Он выглядит… выглядел, как кнехт. Высокий, лысоватый, «чёртовой задницей» всё время ругается. С ним ещё парнишка мог быть, такой длинноволосый, в сером, повадки у него, знаешь, такие… – травник повёл рукой движением, от которого лудильщику стало не по себе, покачал головой и закончил непонятно: – Нехорошие повадки.
– Эрих Штауфер, – кивнул Бликса. – Если только я ничего не путаю, это он.
– Кто он такой?
– Наёмник. Мелкая сошка. В последнее время с обозами ездил, в охране.
– А второй? У него ещё родинка вот здесь, – Жуга коснулся левой щеки возле уха, – и говор не местный. Девка ещё с ними. Рыжая, с мечом.
– О, чёрт… – Бликса подобрался. – В какое дерьмо ты вляпался, Лис? Надеюсь, ты с ними не повздорил?
– Ты знаешь их?
– Кто ж их не знает! Хуго и Беата. Хуго – наёмный убийца, говорят, из разорившихся дворян. Мечом работает, как бургомистров писарь пёрышком – без кляксов, прозвище у него – Шнеллер. Его ещё Гиеной прозывают.
– Гиеной? – Жуга заинтересованно поднял голову. – А что значит – гиена?
– Не знаю, – Бликса пожал плечами, – но звучит паршиво, согласись.
– У девки тоже кличка есть?
– Да. Есть. Пиявка. Но не советую тебе её так называть. Она при Хуго как бы на подхвате, а на самом деле вертит им, как кот хвостом. Они не из местных, им на всё плевать, берутся за любую работу, лишь бы платили. Чего ты с ними не поделил?
– Что ж… – Жуга помедлил, словно не расслышал вопроса. – Ладно. Думается мне, остальные не в счёт. Спасибо, Бликса.
Он встал, направляясь к двери, и лудильщик только теперь сообразил, что за продолговатая штуковина у травника в руках, которую он принял за короткий посох.
– Жуга.
Тот обернулся. Бликса облизал внезапно ставшие сухими губы.
– Не делай этого. Ты не знаешь, с кем связался.
Губы травника тронула едва заметная усмешка:
– Это они не знают, с кем связались. Спи.
– Рудольф.
Старьёвщик поднял голову. Хмурый, с похмелья, Жуга спускался по лестнице. Ступеньки жалостно скрипели под ногами. В руке он нёс узкий меч в потёртых чёрных ножнах. Ранее Рудольф его у травника не видел. Старик кивнул на стул.
– Садись, – он взял бутыль. – Пить будешь?
– Нет.
– А я буду.
Он набулькал в кружку пива, отпил, поморщился и отставил в сторону.
– Где Телли? – травник огляделся.
Рудольф пожал плечами:
– Откуда мне знать? Убежал с утра пораньше, вместе с этой… ящерицей своей. Он не выносит дыма табака.
– Ты и в самом деле слишком много куришь.
– Привычка, – хмыкнул тот, – ещё с тех времён, когда я… Гм. Как там этот? – он указал чубуком наверх. – Жив?
– Поправится. – Жуга потёр глаза. Этой ночью он почти не спал.
– Да, – Рудольф плотней закутался в облезлый мех накидки и глотнул пива. – Это всё из-за того, что коптильни позакрывались. Проклятые собаки совсем обнаглели.
– Рудольф.
– Что?
– Это кто угодно, только не собаки.
Старьёвщик подозрительно прищурился на травника.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего хорошего, – травник сплёл до хруста пальцы рук. – Видишь ли… Похоже, это я спустил собак на город. Впрочем, нет, не так. Не совсем я.
В нескольких словах Жуга рассказал, как продал Эриху огниво и что произошло потом. Рудольф слушал с напряжённым вниманием, изредка затягиваясь трубкой и прихлёбывая из кружки. Наконец Жуга умолк.
– Грешишь на оборотней? – спросил старик.
– Какие оборотни? Старый Томас жрал чеснок, как семечки, а оборотни не выносят чеснока. Нет, тут другое.
– Пусть даже так, – сказал Рудольф, в сомнении качая головой. – Допустим, я тебе поверил. Но чего ты хочешь от меня?
– Правды.
– Я не знаю этого солдата.
– Не в солдате дело, – отмахнулся Жуга. – Эрих слишком мелко плавает, чтоб в одиночку заварить такую кашу. Он глуп, да и боец, похоже, средний, ему только кметов брать на алебарду. Никакой соображалки, вырядился, как петух, едва деньжата завелись. У самого ладонь в мозолях от гизарма [23], а туда же – саблю прикупил… Нет. Огниво – вот где собака зарыта. Тьфу ты, – он поморщился, – ну и к месту же присказка… Огниво и деньги – вот что погубило твою жену и дочь. Ты должен знать, что с ними случилось.
Рудольф не ответил. Медленно встал, подбросил дров в камин и так же медленно опустился обратно в кресло. Выколотил трубку и полез в кисет за свежим табаком. Жуга молча ждал, когда он закурит.
– Да, – сказал наконец старик, выпуская клуб сизого дыма, – я знаю. Но я не хочу вспоминать.
– А придётся.
– Да, – кивнул тот и вздохнул. – Ну что ж… слушай.
– Ты был прав, – начал он. – Мартину и Хельгу действительно загрызла собака. Страшнее этого я ничего не видел. Я очень их любил, тебе не понять. Во мне тогда, наверное, что-то умерло. С тех пор я живу как бы наполовину. И уж никак я не мог подумать, что виновато это дурацкое огниво. Что до собак, – он затянулся, – то многих в Лиссбурге в ту зиму закусали насмерть, это было прямо какое-то нашествие.
– Монеты разошлись по городу, – кивнул Жуга. – Всё сходится. И Телли тоже видел, как собака несла кошелёк. Непонятно только, для чего собакам их приносить, чтобы потом отнять обратно.
– Может, они просто не могут иначе, – предположил Рудольф.
– Долго это продолжалось?
– М-м… Не очень.
– Гм… До серебра, как видно, дело не дошло. Огниво не простое, это ясно. Как оно могло к тебе попасть?
Теперь Рудольф молчал довольно долго.
– В этом городе всё не так просто, как кажется на первый взгляд, – сказал он наконец. – У этой лавки, – он повёл рукой вокруг себя, – тоже есть своя история.
– Не томи, Рудольф, – хмуро сказал Жуга. – У меня почти нет времени. Я знаю, что тебе больно об этом вспоминать. Ты купил его?
– Огниво? Кто знает! Я много чего тогда купил…
Старьёвщик помолчал, собираясь с мыслями, и после паузы продолжил:
– Я расскажу тебе одну историю. Когда-то в Лиссбурге жил мужчина по имени Эйнар, и этот Эйнар очень любил одну девушку. И жил ещё тогда один дурак по имени Рудольф. И он тоже эту девушку любил. А девушка