– Не может быть… – пробормотал Жуга. Обхватил голову руками. – Яд и пламя, не может быть…
– Пожалуй, хватит, – Герта притушила свечи и помахала ладонью, разгоняя дым. – Душно. Вы запомнили, где что стоит? Откройте кто-нибудь окно.
Вильям кивнул, шагнул к окну, рывком раздвинул шторы. Поморгал, привыкая к свету, и вдруг насторожился.
– Жуга, – позвал он, – Герта! Кто-то лезет через стену.
– Где? – вскочил Жуга. – Яд и пламя… Должно быть, это те, что шли за нами.
– Шли за нами? – Вильям поднял бровь. – Где? Когда? Я никого не видел.
– Я видел. Герта, ждёшь кого-нибудь?
– В гости через стену не лазают, – та прищурилась. – Хотя постойте. Сдаётся, одного я знаю: Герман-Селёдка. Мерзавец, каких мало. Интересно, что ему здесь нужно?
Травник машинально сунул руку под рубаху и выругался.
– Чёрт… Я не взял меча. Герта, у тебя есть что-нибудь… – Взгляд его упал на хрустальный шар. Он протянул руку:
– Можно?
Герта не успела ответить. Внизу загрохотали сапоги, а через миг три человека уже ворвались в комнату.
– Ага! – довольным голосом объявил, входя, четвёртый, видимо, Герман, о котором говорила гадалка. – Он в самом деле тут. Эй, ты, рыжий! Слышь, чё. Собирайся. С нами, значит, пойдёшь. И чтоб без глупостей!
В руках у него был арбалет. Заряженный и взведённый.
Травник подбросил в ладони хрустальный шар и поднял взгляд.
– С чего ты взял, что я с вами пойду? – холодно осведомился он.
– Сказал, пойдёшь, значит, пойдёшь. С тобой говорить хотят.
Подельники Селёдки заухмылялись.
– Ты слишком много себе позволяешь, Герман, – сухо сказала Гертруда. – Или забыл, что с тобой случилось в прошлый раз?
Казалось, тот заколебался, даже немного побледнел, но уходить, похоже, не был намерен.
– Ты, Герта, молчи лучше, – сказал он. – Мне с тобой враждовать неохота. Ты не знаешь, кто это такой.
– А мне плевать, кто он такой. Он у меня в гостях.
Герман вытянул руку.
– Энтот парень года полтора назад навёл здесь такого шороху, что у нашей братии до сих пор руки чешутся. Потом собрал себе кодлу и промышлял на дорогах…
– Это был не я, – сказал Жуга. – Тот парень украл моё имя. Я убил его.
– Во-во, – кивнул Селёдка, – от подельников избавился! А после в Лиссе вырезал в корчме двенадцать человек.
– Сколько-сколько? – брови травника полезли вверх. – Уже двенадцать?
Приятель Германа – коротконогий парень в кожаной куртке, стоявший у окна, сердито сплюнул. Лицо у него было круглое, с редкой бородёнкой неприятного тёмно-рыжего оттенка. Он вынул нож – широкий крис с истёртой рукоятью и махнул им в сторону двери.
– Скажи спасибо, что ты здесь, – сказал он. – Кабы не Гертрудин дом был, прямо тут порезали бы… А ну, кончай болтать. Пошли!
– А этого? – указал другой на Вильяма.
– А про него ничё не говорили.
– Лови! – вскричал Жуга и ничком рухнул на пол.
Шар взвился в воздух. Гертруда мигом укрылась за столом, рванула Вильяма за руку. Тот упал. Герман вытянул руку, поймал хрусталь и недоумённо на него воззрился. Поверхность шарика играла радужными бликами, искрилась, вихрилась яркими снежинками. Селёдка полюбовался шариком и сунул его в карман.
– А ничё игрушка. – Поднял взгляд на травника. – И чё? Сыграем в мячик?
– В ящик он сыграет, – снова сплюнул тот, что стоял у окна.
Остальные загоготали. Только Герман остался серьёзен.
Жуга поднялся, несколько обескураженный. Помедлил и шагнул к двери.
– Постой, – Гертруда ухватила его за рукав.
– Не надо, – бросил тот, высвобождая руку. – Лучше, если это будет… не здесь.
Трое расступились, пропуская травника, и двинулись за ним. Селёдка обернулся на пороге. Повёл арбалетом.
– А вы сидите тихо. Слышь, Гертруда, чё я говорю? Не лезь, куда не просят. Пояли? Покедова.
Едва закрылась дверь, Вильям и Герта бросились к окну.
– Ах, сучий выкормыш! – Гертруда топнула ногой. Схватилась за оконную защёлку, ударила кулаком. – Ах ты, селёдка вонючая! Чтоб тебе жопу разодрало… Вильям! Помоги открыть окно!
Вильям, не ожидавший от неё подобных выражений, покраснел, но бросился на помощь. Вдвоём они расковыряли шпингалет и распахнули створки. Травник и остальные в этот момент проходили мимо беседки.
– Жуга! – истошно выкрикнула Герта. – Хрусталь! Не надо разбивать! Там…
Двое идущих обернулись на крик, и травник рванулся вперёд.
Первым повалился тот, что шёл слева. Второй взмахнул тесаком. Жуга мгновенно уклонился, нож пробил толстый верблюжий плащ и застрял. Жуга перехватил под руку нападавшего, вывернул, ударил локтем, закружил и короткой подсечкой бросил его на землю. Хрустнула кость, упавший вскрикнул коротко и страшно и обмяк. Меж тем упавший первым выхватил из-за голенища клинок и бросился в атаку. Блеснула сталь. Жуга ударил, крутанулся вправо, влево, путаясь в плаще. Второй, размахивая крисом, прыгнул на травника со спины. Ударил. Промахнулся. Ударил снова и попал. Плащ травника окрасился кровавым, он упал, и все трое смешались в свалке.
– В стороны, сукины дети, в стороны! – вопил Селёдка, брызжа слюной и прыгая вокруг дерущихся. Арбалет в его руках дёргался, выцеливая травника.
– Щас я его, падлу!..
Жуга рывком поднялся на колено, вывернул руку с зажатым в ней ножом и коротко, два раза пнул лежащего в лицо. Перекатился на спину, лицом к другому нападавшему, согнул проворно ноги и опять ударил – теперь уже в грудь. Подброшенный, бородач упал спиной на тумбу солнечных часов и замер, проколотый, как бабочка булавкой. Мгновение удивлённо пялился на штырь, торчащий из груди, попытался сказать, но тут у него горлом хлынула кровь, и он умолк. Крис выпал из его руки и воткнулся в снег.
Жуга приподнялся на локтях и перевёл взгляд на Германа. Вытер губы рукавом, выплюнул кровь.
Стрела смотрела ему в лицо.
– Ну, рыжий, – оскалился Селёдка, – повезло тебе. Но теперь мой черёд ходить.
– Нет, – глухо сказал Жуга. – Мой.
Вильям так и не понял, что произошло. Раздалось глухое «Бум!», живот у Германа лопнул красным месивом, кровавые ошмётки разлетелись во все стороны, а то, что от него осталось, рухнуло на снег. Когда Гертруда с Вильямом выбежали во двор, Селёдка был мертвее мёртвого. Жуга сидел возле мраморной тумбы часов, поддерживая одной рукой другую. По виску и плащу его стекала кровь.
– Куда тебя ранили? – Герта опустилась перед ним на колено.
– Жить буду, – травник поморщился. Повернул голову. – Как там эти?
– Один жив, остальные дохлые, – Вильям приподнял одного, другого, шагнул к часам и замер как вкопанный.
– Жуга… – выдохнул он. – Посмотри!
Травник обернулся.
Снегопад прекратился. Солнце вышло из-за туч, и длинная тень от гномона наискосок пересекла лицо распятого убийцы.
Сердце травника замерло.
Часы показывали нос и глаз.
Ран было три, из них лишь одна, на руке, внушала опасения. Крис, «пламенеющий клинок», оружие далёкой Азии, попавшее к османам, а затем в Нидерланды не иначе как по южному пути контрабандистов, несмотря на малую величину, в умелых руках рубил не хуже сабли. Остальная кровь принадлежала Герману или его подельникам.
– Ты страшный боец, Жуга, – задумчиво сказал Вильям, помогая Гертруде перевязывать раны. – Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так дрался.
Травник поднял голову.
– А ты хотел, чтобы я дал себя убить?
Вильям не ответил. Гертруда накладывала бинт плотно и тщательно. Кровь постепенно останавливалась.
– Как ты догадался про шар? – спросила она. – Постой, не говори, я сама. Сперва ты хотел его взорвать, но ничего не вышло, так? Потом, на улице, ты сообразил, что в прошлые разы шары взрывались, только если ты пытался выдать малый импульс…
– Герта… Ох! – Жуга уселся поудобнее и с укоризной покосился на гадалку из-под повязки. – Оставь свои учёные словечки, я их всё равно не понимаю. Я и в первый раз хотел, чтоб грохнуло, а он вдруг взял и заиграл. Ну, в смысле – засветился. Мне и подумалось: ну как это и есть проверка на магический талант? Вот я его и тронул чуток… Ох, яд и пламя, третий шар в этом городе!
– Я так и думала, – Герта удовлетворённо кивнула. – Ты плохо различаешь цвета?
– Откуда ты знаешь?
– Иначе ты не обозвал бы моё платье серым. Похоже, что в магии с тобой творится то же самое. Ошибка в восприятии. Ударное заклятие в твоём исполнении не больше чем забава, и наоборот. Ты раньше за собой подобного не замечал?
Жуга покраснел.
– Всякое бывало, – неловко буркнул он. Пошевелил рукой, поморщился. – Угораздило же. Не повезло.
– Наоборот, повезло – легко отделался.
– Тоже верно.
– Что с трупами делать будем? – хмуро спросил Вильям. – Три человека, как-никак.
– Я скажу Золтану, за ними придут. И с этим тоже разберутся, – Герта кивнула в угол, где всё ещё лежал без чувств второй оставшийся в живых участник драки. – Ведь нарывались уже, а всё не впрок.
– Нарывались? – поднял голову Вильям. – А… И что ты сделала в прошлый раз?
– Когда? Ах, это… Эхолайла. Я сделала так, что Герман стал повторять все звуки, которые слышал. Простейшее заклятие, не стоит разговора. Потом он умолк и год молчал как рыба. За это его, кстати говоря, селёдкой и прозвали. – Она повернулась к травнику: – Как ты себя чувствуешь?
– Хреново, – тот поморщился. – Но это ерунда. Мне бы только до трав своих добраться. А магией себе всё равно не поможешь, ослабеешь только.
– Нет, так нельзя, – нахмурилась Гертруда. Встала и расправила платье. – Сядь поудобней, я сейчас тобой займусь. Вильям! Разматывай бинты. Только осторожно. Я сейчас.
Она ушла и вскоре вернулась, неся горшочек и флакон прозрачного стекла. Промыла травнику порезы на ноге и голове, смазала ладони конопляным маслом и сосредоточилась. Пальцами прошлась вдоль краёв раны, одним движеньем их сомкнула и накрыла ладонью.
– Больно?
– Нет.
– Хорошо, – кивнула она и зашептала.