– Ты вот что, Довбуш, – начал он, как только вышли со двора. – Такое дело у меня, что надо из дому на время уйти.
– Уйти? – удивлённо хмыкнул тот. – Надолго ли? Зачем?
– Надолго, нет – не знаю. А вот зачем, не сразу и расскажешь. Ты Жугу-то помнишь?
– Как не помнить! А чего ты вдруг о нём? Неужто объявился?
Реслав поскрёб в затылке.
– Да не понять, – сказал он. – Видел я его сегодня. Где и как, не спрашивай, сам толком не уразумел, только кажется, неладно с ним. Пойду искать.
– Найдёшь ли?
– Попытаюсь.
Довбуш помедлил с ответом, затянулся трубкой, выпустил дым.
– Что, Ганке не сказал?
– Не сказал, – признал Реслав. – Забоялся. Не хочу напоминать, что было. В тягости она, мало ли чего… Скажи, мол, в город я уехал на недельку, ладно?
Довбуш не отвечал.
– Пойми ты, – продолжал увещевать Реслав, – друг он мне! Надо мне сыскать его, Довбуш, во как надо, а то не будет мне покоя! Ну?
– А хватит недели? – оборвал его старик. Реслав кивнул. – Ну, что же, – Довбуш затянулся, – будь по-твоему. А я за дочкой пригляжу, чай, мне не привыкать. Эх, молодость… Так, значит, жив он?
Реслав развёл руками:
– Я не знаю.
– Ладно. Поутру приду, чтоб зря не беспокоилась. Дождёшься?
– Ну.
Реслав сложил в котомку хлеба, сыру, чистую рубашку, прихватил из сундука свою старую тетрадь и ранним утром, пока жена спала, ушёл из дома. Довбуш проводил его до околицы.
– Я скоро, – обещал ему Реслав. – Ты уж не серчай, отец.
Старик помолчал. Пожевал губами. Поднял взгляд.
– Найди его, – сказал он. – Обязательно найди.
Поначалу шаг его был ровен и уверен, но когда деревня скрылась за поворотом, Реслава начали одолевать воспоминания.
Почти год прошёл со времени, когда они втроём – Реслав, Балаж и горец со странным именем Жуга отправились искать пропавшую девчонку. Реслав вздохнул. Он редко вспоминал о друге – было недосуг, и чувствовал себя виноватым. Сперва сыграли свадьбу, дальше надо было учиться жить вдвоём (а норов у девчонки оказался тот ещё), но стерпелось-слюбилось, и сейчас Ганна ждала ребёнка. Реславу хотелось мальчика, Ганна, в общем, разделяла его желание, но бог их, женщин, разберёт. Реславу было несколько неловко от того, что он ушёл, не предупредив. Но Довбуш как-никак был рядом, и до срока оставалось месяца полтора. Главной заботой сейчас было другое.
Реслав не знал, куда идти.
Вначале он подумывал искать Жугу посредством колдовства, но полиставши на привале старые записки, сделанные ещё во время обучения, понял, что изрядно поутратил своё умение. Оставалось надеяться только на случай или…
«Или на чудо», – додумал свою мысль Реслав. Имея дело с рыжим ведуном, он привык считать чудеса делом обыденным.
Так в размышлениях о былом и в думах о насущном Реслав не заметил, как ноги сами привели его на ту давнишнюю дубовую поляну. Реслав помедлил – здесь он тоже не был целый год, вздохнул, нагнулся и зашарил в густой траве. Было тихо. Длинный августовский день клонился к вечеру. Чуть в стороне негромко журчал ручей. С треском взлетела и скрылась в зарослях сорока.
Памятное кострище наконец отыскалось. Впрочем, толку от него было мало – корни спутались, дернина приросла. Поразмыслив, Реслав махнул рукой, развернул одеяло и распаковал провизию. «Обойдусь без горячего», – решил он и вынул нож. Ломоть слезящегося сыра лёг на хлеб. Реслав аккуратно расправил примятые перья зелёного лука, глотнул из фляги молока, разинул рот на хлеб и сыр…
И позабыл его закрыть.
Прямо перед ним объявилась лиса. Сидела в двух шагах от него, неподвижно, глядела в глаза и даже словно усмехалась. Путнику оставалось только недоумевать, как ей удалось подобраться незамеченной. Да и что могло заставить зверя самовольно пойти к человеку?
Реслав опустил бутерброд. Помедлил, отломил кусок и протянул лисе.
– Хочешь?
Пушистый, рыжий с чёрным кончиком хвост качнулся. Если это и был ответ, Реслав его не понял, однако положил хлеб и сыр на землю. Лиса еду не тронула, вместо этого встала и прошлась туда-сюда. Направилась к кустам и оглянулась на Реслава, мол, пойдём?
«Э, – вдруг осенило парня. – Да она никак зовёт меня!»
– Иду, – сказал он. – Сейчас иду.
Лиса терпеливо ждала, пока Реслав укладывал одеяло и еду, а после двинулась к одной лишь ей известной цели. Реслав направился следом.
Постепенно темнело. Дубы неровными громадами возвышались со всех сторон, раскидистые ветви сплетались решёткой на фоне вечернего неба. Реслав шёл быстро, на ходу дожёвывая хлеб и еле поспевая за поводырём, и вскоре вновь услышал шум воды взамен оставленного позади. Лиса взбежала на пригорок и остановилась на краю дубравы. Остановился и Реслав.
Чуть впереди, у излучины реки маячил огонёк костра. Рядом сидел человек.
– Так-так, – пробормотал Реслав. Заложил ладони за пояс. – Мне что, идти туда? А?
Он покосился на лису, с недоумением огляделся. Лиса ушла. Исчезла, испарилась, будто её и не было. Реслав помедлил и зашагал к костру. И если сперва он был не уверен, то по мере приближения к огню последние сомнения исчезли – у костра сидел Жуга. Реславу было видно только спину и затылок, но не узнать травника было невозможно.
Жуга был занят делом: подстригался. Несуразные овечьи ножницы отрывисто щёлкали, длинные волосы прядь за прядью падали в костёр, свиваясь трескучими колечками. До костра оставалось несколько шагов, когда Жуга вдруг опустил ножницы и уставился в темноту.
– Привет, Реслав, – сказал негромко он, не оборачиваясь. – Давно не виделись.
– Здравствуй, Жуга. – Реслав сглотнул. Нелепо повёл руками. – Я… Вот…
Он не знал, что говорить, и потому просто молча уселся по другую сторону костра. Жуга поднял взгляд.
– Как ты меня нашёл? Лиса привела?
Реслав кивнул, и травник криво усмехнулся.
– Неугомонная… – Он потёр запястье. – Вьётся и вьётся вокруг, а близко не подходит.
Он умолк. Широкие лезвия ножниц серебристо поблёскивали, у основания одного из них чернела гравировка – вскочивший на задние лапки зверёк. Неярким красным сполохом переливался камень на браслете. Все подвески исчезли. Впрочем, нет, поправил себя Реслав, не все – одна покуда была тут. Рубаха травника лежала на песке, на загорелой спине белел давнишний шрам. Жуга совсем не изменился, был такой же худой, скособоченный, а в неясных отблесках огня казался ещё несуразнее. И лишь короткая неряшливая стрижка делала его каким-то иным, по-новому подчёркивая скулы и худой овал лица, оттеняя синие глаза. Всклокоченные рыжие вихры по-детски торчали во все стороны. Ни коня, ни вола рядом не было, Жуга путешествовал пеш. Что-то булькало в котелке. Дрова горели жарко, чистым горячим пламенем. Реслав в который раз подивился умению Жуги палить такие бездымные костры.
– А я женился, – некстати произнёс Реслав. – На Ганке. Поженились, значит, мы, ага.
– Поздравляю, – кивнул Жуга.
– А кошка принесла котят.
– Какая кошка?
– Ну этот твой… Сажек. Кошка оказалась, а не кот. Ганка её теперь Саженькой зовёт.
– Как она? Жива-здорова?
– Кошка?
– Ганна.
– Да нормально. Вот, ребёнка ждём…
Жуга впервые улыбнулся, и Реслав оттаял. Старый друг всё-таки рад был его видеть, а значит, он не зря пришёл.
– Спасибо, что пришёл, – сказал Жуга. Уселся поудобнее, пошарил за спиной и вынул длинные прямые ножны от меча. Покачал ножницы на ладони, хмыкнул; лезвия щёлкнули в последний раз, серебристый металл потёк, как ртуть, ножи слились в одно и скрылись в ножнах.
Такого Реславу видывать не доводилось.
– Недавно мы с Довбушем в Марген ездили, – сказал он, не сводя взгляда с меча. – Там ребята местные чудачат. Выступают возле рынка, ходят по углям. Называют себя нестинарами. Запало им в душу, как мы тогда плясали по углям. Такие дела. А ты как жил этот год?
– По-разному. – Жуга пожал плечами. – Ты уверен, что в самом деле хочешь знать?
– Не знаю. Да. А может, нет. Не знаю. Я увидал тебя в ведре, ну, в смысле отражение, и вот пришёл.
Жуга поднял с песка, отряхнул и надел рубаху. Простая, с незатейливой вышивкой, она изрядно выцвела и подобтёрлась, но Реславу казалось, что Жуга её заносил не потому, что нечего надеть, а по привычке. Прорехи были заштопаны грубыми, неровными мужскими стежками. Жуга питал непонятную слабость к старым вещам – этот его всегдашний пожелтевший кожух, этот заплечный мешок, стоптанные до дыр горецкие башмаки-царвули… Реслав снова покосился на таинственный травников меч и отвёл глаза. Жуга перехватил его взгляд.
– Я расскажу тебе о нём, – пообещал он. – Чуть попозже.
Рассказ его не затянулся. Говорил Жуга устало, сухо, опуская подробности. Бесцветный голос, скупые жесты, сбивчивая речь. Слова сочились, словно кровь из раны. От всего этого за версту веяло холодом душевного надлома. Реславу то и дело приходилось переспрашивать, а под конец Жуга и вовсе махнул рукой и умолк на полуслове. Реслав был друг. Реслав был учеником колдуна. Реслав был должен понять.
Реслав понял.
– Да, странные дела, – признал он. – Не нравится мне это.
– А думаешь, я в восторге? – усмехнулся травник.
– Нет, что ты. Просто эти заговоры, колдовство…
– А что колдовство?
– Ну. – Реслав подвинулся к костру и откашлялся, прочищая горло. – Ты ведь раньше всё больше наговоры плёл, ну, цвет там, то да сё. А сейчас я вижу, ты попросту берёшь в потоке Силу, словно воду черпаешь, и все дела. А такой колдун долго не живёт. Исчезают они куда-то, что ли. Помнится, Тотлис рассказывал. В колдовском искусстве надо быть осторожнее с такими вещами. Эх, да чего уж там… Скажу прямо, я не знаю, чем тебе помочь. Вот разве что браслетка твоя… Коль так дела идут, чего тянуть? Одна висюлька только и осталась. Нечего терять.
– Я пробовал, – сказал Жуга. – Не обрывается.
– Так говорил же тебе косолапый: она действует на двоих. Второго надо? Вот он я. Что осталось?