Воцарилось молчание. Жуга лишь молча кивал, с хрустом кроша ножом свои травы.
– Это хорошо, – сказал он наконец. – Это хорошо.
– Жуга, – Тил поднял взгляд, – я должен сказать тебе ещё одну вещь.
– Говори.
– АэнАрда. Сегодня в битве был не один лис.
Жуга отвёл взор от кипящего котла и повернул голову к нему:
– Что ты хочешь сказать? У нас одна фигура.
– Был ещё один, чёрный. И ещё раньше… я тебе не говорил. Я сомневался, но теперь уверен – это Герта. И ещё. Золтан, он тоже…
Жуга изумлённо вскинул голову.
– Что ты плетёшь! – воскликнул он.
– Тише, – Телли поднял руку, – говори тише. Говорю тебе, это так.
Жуга отложил нож. Прошёлся пятернёй по волосам.
– Не может быть, – сказал он. – Этого не может быть. Они мне помогали, а Золтан – мой друг. Как это могло случиться?
– Линора тоже была твоим другом, – возразил Телли. Травник вздрогнул. Промолчал. Глаза дракона желтоватым отблеском мерцали в темноте, как две маленькие лампы. – Даже больше, чем другом.
– Я не верю.
– Понимаешь, Жуга, – Телли сплёл пальцы в замок и хрустнул суставами, – игре безразлично, веришь ты или не веришь. Я тоже только пешка на доске. Но мой дракон ведёт игру, и я должен думать о победе. И я об этом думаю. Может, даже слишком часто думаю. Ты мой друг, быть может, самый лучший и надёжный в этом мире. Но если б ты не знал об игре, ты поступал, как раньше, ничего бы не изменилось. Так и Золтан с Гертрудой. Они всё время удерживали тебя от неразумных поступков, помогали, учили, желая тебе помочь. Именно что тебе! Но ты – всего лишь лёгкая фигура. Лис. Разведчик. Я же должен думать по-другому, несмотря на то, что я сам – пешка. Цель всей игры важней одной фигуры.
Жуга почувствовал, как холодеет у него в груди.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – сказал он. – Договаривай. Не надо говорить намёками.
– Размен, – сказал Телли, глядя травнику в глаза, – мог пройти и по-другому: лис за воина, ты – за Линору. Арнольд тогда остался бы в живых. У белых был бы воин, а у чёрных – нет. Это неминуемо привело бы Рика к выигрышу. Любым путём чёрные должны были добиться равноценного размена. Они его добились. Взгляни правде в глаза, Жуга. Гертруда – это лис. И Золтан тоже лис. Гертруда и Золтан – это два лиса.
Воцарилась тишина. Поскрипывали вёсла в уключинах. Пленники гребли размеренно, но без охоты, вынужденные покориться. Ветер крепчал. Кипящая вода то и дело выплёскивалась из котелка на качающуюся палубу. Герта заканчивала возиться с ранеными, кладя дощечки с вырезанными рунами на раны и в рот, под язык. Травник перевёл взгляд на мальчишку. В темноте узкое лицо Тила с его тонкими белыми волосами и глубоким взглядом чёрных глаз казалось странным и не по-человечески отрешённым. В волосах мальчишки запеклась кровь.
– Я должен разобраться в этом, – проговорил наконец Жуга. – Проследить, как шла игра. Выяснить, кто есть кто. Иначе мы подохнем, перепутаем друзей и врагов.
– Не ты, а мы, – поправил его Тил. – Мы вместе должны разобраться. Только учти, что не всякий, кто играет против тебя, твой враг.
– Знаю, – покивал тот, – знаю… Как там твой дракон?
– Ранен. Но не сильно.
– Я слыхал, что шкуру дракона почти невозможно пробить, что она выдерживает даже огонь. Что же его так часто ранят?
Тил погладил драконью морду. Рик негромко пискнул и благодарно ткнулся носом в ладонь.
– У Рика можно пробить. Она ещё мягкая.
– Плохо, – нахмурился Жуга.
– Нет, – Тил усмехнулся. – Похоже, даже ты не понимаешь, как это хорошо.
Жуга не сразу сообразил, что́ он имеет в виду, а когда до него дошло, в чём дело, Телли и Рик уже удалились спать на корму.
– Яд и пламя, – пробормотал он, глядя им вослед. – Я, должно быть, никогда их не пойму.
К ночи ветер разыгрался не на шутку. Видимо, Рэйво ошибся в своих заклятиях сильнее, чем думала Герта. Из-за боя время было упущено, и теперь шторм сносил корабль к юго-западу, глубже в пролив. Шли под парусом. Заночевать решили прямо в море, перекусив колбасой и сухарями. Неожиданно пригодилась тархоня – воспользовавшись затишьем, Жуга наварил её целый котёл. Яльмар поворчал, но блюдо одобрил, хоть и нашёл его склизким и пресноватым. Было сыро и очень холодно. Завернувшись в куртки и плащи, мореходы лежали прямо на палубе, привязавшись для надёжности верёвками к скамьям и такелажу. Гальберт встал у руля, Хельг и Магнус взялись охранять пленников.
Жуга сидел на корме и осматривал раненых. Распростёртые на палубе тела слегка светились желтоватым матовым сиянием. Руны действовали медленно. Если финн постепенно выздоравливал, то у Ларса дела обстояли хуже. Дыханье было медленным, прерывистым, начался жар. Жуга взял его за руку, пощупал пульс и нахмурился. Укрыл вторым плащом и подоткнул края. После сражения победители раздели убитых, наиболее изодранные вещи выбросили, остальное свалили в трюм. Жуга выбрал себе из этой кучи длинную меховую безрукавку, провонявшую по́том и кровью, зато тёплую. На запахи внимания он уже не обращал – не время было привередничать.
Яльмар закончил свои дела, застегнул штаны и отошёл от борта. Хватаясь за верёвки, перебрался на корму. Посмотрел на Жугу, затем на Ларса.
– Как он?
– Плохо, – травник встал. – Очень плохо. Если так пойдёт и дальше, он вряд ли доживёт до завтрашнего вечера. Сгорит, как свечка.
– Но руны… Герта говорила…
– У него горячка. Он умрёт до того, как подействует магия.
– Хорошо, что Магнус этого не слышит. Ты можешь чем-нибудь ему помочь?
– Не сейчас, – травник выпрямил спину, – я слишком устал. Это убьёт и его, и меня. Чуть позже… может быть. – Он встряхнул мокрыми слипшимися волосами и заново перевязал их в конский хвост. – Герта спит?
– Спит.
– Может, хоть она сумеет отдохнуть. Посидишь с ними? Мне надо хоть немного выспаться.
– Только если недолго. Потом за ними Магнус присмотрит.
– Хорошо. Если что, будите меня. Только сразу будите, понятно?
Травник медленно проваливался в сон. Лоб болел. Ломило дважды раненную руку. Корабль качало, широкий полосатый парус то и дело хлопал, заставляя Жугу вздрагивать и открывать глаза, но всё было спокойно. Всё так же спали викинги, лежали раненые и бодрствовали вахтенные. Корабль пенил волны. Травник поплотней укутывался в плащ и снова начинал клевать носом, когда во время одного из таких пробуждений вдруг с удивлением обнаружил, что парус кнорра из квадратного стал круглым и вертится.
– Что за чёрт… – пробормотал он. Провёл ладонью по лицу. Прищурился. Длинноногую фигуру человека возле мачты от пояса и выше скрывало парусное полотно. – Что там у вас творится? Это ты, Хельг?
– Нет, не я, – донёсся сквозь шум ветра чей-то голос. Обтянутые клетчатым трико ноги пришли в движение, фигура гибко проскользнула на корму корабля и схлопнула зонтик, который держала в руках, – именно его Жуга спросонья и принял за парус.
Зонтик был чёрным.
– Олле! – выдохнул Жуга.
– Вот теперь угадал, – канатоходец был сегодня необычайно серьёзен. Посмотрел на небо. – Далёко вы, однако, забрались.
– Зачем ты пришёл?
– Посмотреть. Проведать. Предупредить, – циркач забросил зонтик на плечо и отставил ногу. – Не могу же я бросить вас на произвол судьбы после всего, что вы перенесли.
– Предупредить? – Жуга нахмурился. – О чём? Если это опять твои глупые загадки, то лучше бы ты нас и в самом деле бросил.
– Ну, не такие уж они и глупые, – возразил тот. – Разве ты не из-за них решился плыть?
Жуга помолчал.
– Послушай, Олле, – сказал он наконец, – для чего ты всё это делаешь? Кому ты служишь? Богу, чёрту? Или, как все мы, подчиняешься игре?
– Ну почему я обязательно кому-то должен служить! – фыркнул тот. – Не бойся, я не чёрт. Да и потом, что мне игра? Хотя ты прав: игре я подчиняюсь. Но то игра совсем другая, не та, что у тебя в мешке. Она большая, имя ей – весь мир, и не только он один.
– Чем попусту болтать, скажи лучше вот что… – здесь Жуга замялся. – Гертруда – это лиса? Она – лиса?
– Он лис, – поправил его Олле и махнул рукой. – Хотя какая разница!
С лисой из капкана
И дочкой поганой
Кончай, не смущаясь.
Да жаль не достану
Петли и аркана
И сам убираюсь[52].
С этими словами Олле встал и, кажется, в самом деле собрался уйти.
– Эй, эй! погоди, погоди… – Жуга поднял руку. – А как же обещанный совет?
– Разве тебе мало? – Олле поднял бровь. – А впрочем, ладно, мне не жалко, вот: ищи то место, где гнездятся копья.
– Гнездятся… копья? – с недоуменьем повторил Жуга. – Ты с ума сошёл! – он стукнул в борт обеими руками. – Неужели ты не можешь хоть раз сказать нормально, по-человечески?
В этот миг сквозь посвист ветра и грохот волн до травника донёсся отдалённый звон. Жуга напряг слух.
– Что это?
– Колокол, – ответил акробат спокойно, как ни в чём не бывало.
– Что? – травник вскинулся, нахмурил брови. – Какой колокол? Откуда колокол? Мы близко к берегу? Зачем он звонит?
В его голосе проскальзывали нотки истерики. Олле взглянул на травника как-то странно и пожал плечами.
– Никогда, – сказал он, – не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. А потому просыпайся, Лис. Игра продолжается.
И Олле исчез.
Жуга открыл глаза и сел, растерянно оглядываясь. Размял затёкшую ногу, поморщился. Было темно. Кнорр мчался в ночь. Сквозь дымчатые перья облаков едва проглядывали звёзды и луна. Злой ветер и не думал утихать, нёс брызги, снежную крупу и дыбил волны. Хлопья пены залетали на палубу. На возвышении у кормы светил фонарь, заправленный китовым маслом. У стиринга стоял Хуфнагель и тревожно вслушивался в грохотанье бури. В зубах его теплилась трубка.