– Вот и ладно, – вздохнул Жуга. – А теперь – спи.
Постепенно Кай в самом деле уснул. Травник и сам начал клевать носом, как вдруг насторожённо вскинулся. В темноте кладовки, возле самых дверей возникло шевеление. Жуга напряг зрение и потянулся к поясу. Нащупал пустоту – нож лежал у Кая на коленях. Движеньем быстрым, как бросок змеи, Жуга схватил истёртый клинок и вгляделся в темноту. Ещё через мгновение мрак сгустился, и проступили очертания человеческой фигуры.
– Точишь коготки, лисёнок?
Травник опустил уже занесённую руку.
– Опять ты…
Олле сложил свой зонт, невозмутимо стряхнул с него невидимые капельки воды, одно мгновение созерцал обоих, затем вздохнул.
– Ну, – хмуро сказал Жуга, – что ты посоветуешь теперь?
Канатоходец осторожно уселся на корзину. Наклонил голову.
– А что тут посоветуешь? – сказал он. – На словах всё легко. Но правда заключается в том, что легко не будет. Хотя бы однажды нужно отказаться от имени, чтобы его обрести.
– Перестань говорить загадками.
– Загадки, отгадки, – хмыкнул Олле. – Ты ведь не дурак и понимаешь, что это две стороны одной монеты. Считай, что я говорю догадками. В конце концов, эльф правильно сказал: когда спускаешься в ад, держись за чью-нибудь руку.
– Сгинь, – сказал Жуга.
И Олле сгинул.
– Стало быть, ты снова встретил Хальгрима.
Жуга, уже наполовину задремавший, вскинул голову и проморгался. Навострил уши: говорили рядом, за дощатой стенкой. Хриплый голос принадлежал Торкелю. Через мгновение заговорил второй.
– Да, и уж теперь я за Эрика расквитался.
Жуга напрягся: Яльмар.
– Тогда моя душа спокойна, – вздохнул Торкель. – Недаром, значит, ты закрыл ему глаза [69]. Однако кто бы мог подумать, что Хальгрим тогда уцелел! Живучий, как змея… Надеюсь, ты ему вырезал «орла» на спине? [70]
– До того ли было! Он напал, а мы оборонялись.
– И победили.
– И победили. Боги помогают сильным.
Последовало непродолжительное молчание, прерываемое бульканьем и гулкими глотками.
– А-ах… – выдохнул Яльмар. – Хорошее у тебя всё-таки пиво, братец. Вымораживал?
– А то как же! В аккурат как ты советовал. Возьмёшь с собой?
– А дашь?
– Что за вопрос! Конечно, дам. Сколько бочонков?
На мгновение Яльмар задумался.
– Пять будет мало, – рассудительно проговорил он, – десять – пожалуй, много… Девять возьму.
– Девять так девять. А за подарки спасибо. Особенно за эти твои стекляшки-кружки. Славная штука. В жисть не думал, что у пива этакий приятный золотистый цвет… Когда отплыть решил?
– На днях, как погода наладится.
– Гномы, дракон… – задумчиво проговорил Торкель. – Странная компания для викинга. А этот, рыжий… Кстати, где он?
– Жуга? Хёг его знает. Спит, наверно, где-нибудь.
– Кто он такой?
– Мой друг.
– Тот, про которого ты говорил? Я сразу догадался, что он колдун – ни один пёс на него не лает, даже самый свирепый. Это он подговорил тебя поплыть на север?
– Не только, но и он тоже. А почему ты спрашиваешь?
– Послушай меня. Это гиблая затея, никудышная. Сейчас вы туда не доберётесь, а если доберётесь, то застрянете до лета. Сам знаешь: льды, торосы, холода, а твой корабль не Скидбладнир [71], которому всегда дует попутный ветер. Оставайтесь здесь. Работа найдётся, еды на всех хватит – урожай в этом году хороший был, и овцы хорошо плодились. Оставайтесь.
Яльмар долго молчал.
– Не останусь, – сказал он наконец. – Плыть нам надо.
Торкель плюнул и выругался.
– Да что за нужда? – воскликнул он. – Что там, в Исландии, мёдом намазано? Скажите, Исландия! Плешь каменная! Тьфу! Чего ради надрываться, других мест нету, что ли? Разок-другой свезёте рыбу в Ирландию, вернётесь с выручкой, а зиму здесь пересидите. Видел, какого мы лосося закоптили? Лет пять такого не было. И попробуй только скажи, что не сумеем хорошую цену взять, хо! А лес, если хочешь, я у вас куплю, да и соседи не откажутся.
– Не в этом дело, Торкель. Тот рыжий парень… он мне друг. Мы с ним под дёрном не ходили и на топоре не клялись [72], но он мне ближе побратима. Я ему жизнью обязан. Помнишь ту историю, про башню? Я уже чувствовал дыханье Хельгаффель[73], когда он вытащил меня обратно. Вот ты про месть сейчас вспоминал, сам знаешь, что это такое. А у меня к нему… ну, как бы месть наоборот.
– Так не бывает. Да и от мести можно откупиться, виру дать.
– Бывает, – помолчав, ответил Яльмар. – Только не у всех. А что до виры… – тут Жуга услышал странный глуховатый стук и через миг понял, что это Яльмар бьёт себя в грудь. – Вот моя вира. Это как клятва. А даже асам клятвопреступление не проходило даром. Сам видишь – новый бог идёт по свету.
– Что ж, раз так… Поступай как знаешь, я тебе не советчик. Еды в дорогу дам, пива тоже, воду сам знаешь, где набрать. Ну, чего стоишь? Наливай, что ли…
Кружки стукнули.
– Сколль [74], Яльмар!..
– Сколль.
Холодный ветер, шторм и непогода вынудили Яльмара задержаться на Стронсее на пять дней. За это время мореходы успели заскучать. Половина команды впала в сонную дремоту, другая, наоборот, кипела нерастраченной энергией. На второй день все перессорились. На третий передрались. В итоге в конце третьего дня в знак примирения затеяли варить свежее пиво и наварили его целый котёл, после чего Хельг с Брандом напились и снова поцапались, сперва с домочадцами Торкеля, потом между собой. По счастью, ни в прошлый раз, ни в этот до ножей не дошло, но Яльмар был не на шутку обеспокоен и всё чаще с тревогой поглядывал на небо в ожидании погоды.
– Этого я и опасался, – признавался он травнику. – Безделье для морехода хуже смерти. А если ещё и в гостях… – он вздохнул и процитировал:
Знай, когда надо уйти,
слишком долго
в гостях не сиди.
Даже приятель
станет противен,
в доме застряв.
– Что это за стихи ты всё время читаешь? – с интересом спросил Вильям, подходя ближе. – Я никогда таких не слышал.
– Хаувамаул, «Изречения Высокого», – варяг сверху вниз взглянул на барда. – Тебе тоже не лишним было бы их знать, коль уж скальдом прозываешься.
На пятый день волна улеглась. Подморозило. На небе, всё ещё пасмурном, проглянуло солнце. Моряки засобирались в путь. Ветер не был попутным, но не был и встречным. Варягов это вполне устраивало, и прежде чем солнце успело подняться, кнорр покинул гавань и лёг на прежний курс.
Поймать волосатика
«С помощью какого секрета живёшь в камне?
С помощью какого секрета проходишь через огонь?»
Вильям кончил читать, сложил исписанные листки в стопку и постучал ею о скамью, подравнивая край. Покосился на неподвижных слушателей. Те молчали. Тогда Вильям не выдержал и задал главный, мучивший его вопрос:
– Ну, как?
– Скучно, – объявил Яльмар, – и неинтересно. Ни битв, ни сражений. Одна средняя драка, и та в конце.
– Это потому, что я читаю сам, – поспешно возразил на это бард. – Это же пиеса, а не летопись, её актёры должны разыгрывать.
– Всё равно так себе. И потом, что это за имена такие – Клавдий, Фортинбрас, Лаэрт… Откуда ты их выкопал в Дании?
– Ну, э-ээ… Я решил, что так лучше звучит.
– А «Полоний» почему? Он, что, по-твоему, поляк? Закидают тебя, Вильям, с твоей пиесой тухлыми яйцами.
Вильям почувствовал себя неуютно, но тут ему на выручку совершенно неожиданно пришёл Жуга.
– А по-моему, неплохо, – сказал он. – Конечно, накрутил ты ерунды, но мне нравится. Не всё, конечно.
Бард с интересом подался вперёд.
– А что не нравится?
Все начали переглядываться. Теперь уже травник закряхтел и заёрзал. Пригладил волосы рукой. За последние несколько дней его рыжие волосы засалились и растрепались ещё больше. Вильям невольно задумался о том, как сейчас выглядит он сам – последний раз они все мылись на Стронсее, когда радушный Торкель в честь гостей истопил баню. Сейчас Вильям вспоминал эту баню, как, наверное, Адам после изгнания на землю вспоминал потерянный рай. Холод и ветер вынуждали сутки напролёт не снимать шапку или капюшон и спать вповалку, греясь друг о друга. Наверное, поэтому у Вильяма все герои в начале пьесы отчаянно мёрзли. Сегодня впервые за две недели выдался солнечный день, и настроение у барда было превосходное. Правда, сейчас стараниями слушателей оно стремительно летело вниз и в скором времени грозилось рухнуть ко всем чертям.
Вильям вздохнул и перевёл взгляд на остальных.
Помимо травника и Тила, послушать барда мало кто захотел. На некоторое время к ним присоединился Орге, но вскоре пьеса ему наскучила и он ушёл. Вильям давно обратил внимание, что дела людей мало интересуют подгорный народец. В итоге из варягов, кроме Яльмара, остались только Хельг и Бранд, и то Вильям подозревал, что Бранд остался лишь со скуки – во время последнего шторма рукоятью весла ему выбило плечо, сустав Жуга вправил, но для пущей надёжности перевязал ему руку и строго-настрого приказал дней пять к веслу не прикасаться. Бранд спал, когда все остальные занимались греблей, бездельничал ночами и, как следствие, скучал.
– Да много чего, – наконец заговорил травник. – Вот там король говорит тем двоим… ну, этим вот, приехали которые: «Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн». А после королева говорит вслед за ним: «Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц». Они чего их путают? Не знают, кто есть кто?