— Ее загипнотизировали.
— Господи!.. Чэмпнелл!
— Что?
— Ты думаешь, тот… проклятый мошенник заполучил ее в свои сети?
— Несомненно. Я понимаю дело именно таким образом, но не забывайте, что это всего лишь гипотеза, и к ней не следует относиться иначе. Мне представляется очевидным, что Араб — будем называть его так — находился где-то в доме, пока вы считали, что его там нет.
— Но… где? Мы осмотрели первый этаж, потом второй, обыскали все… где он мог прятаться?
— Пока, что-то мне подсказывает, об этом рано говорить, но предлагаю принять мое утверждение за аксиому. Он загипнотизировал этого вашего Холта и отослал прочь, думая, что вы отправитесь вслед за ним; таким способом он собирался избавиться от вас обоих…
— Черт возьми, этого он и хотел, Чэмпнелл! Можешь записывать меня в болваны!
— Стоило горизонту очиститься, как Араб предстал перед мисс Линдон, тем самым, вероятно, неприятно ее поразив, и погрузил ее в гипнотическое состояние.
— Негодяй!
— Дьявол!
Первое восклицание вырвалось у Лессинхэма, второе — у Сиднея.
— Затем он принудил ее раздеться донага…
— Скотина!
— Сатана!
— Он отрезал ей волосы, спрятал их и одежду под досками пола, туда, где мы их обнаружили и где он сам, вероятно, прятал те лохмотья мужского костюма…
— Господи! Не удивлюсь, если они принадлежали Холту. Припоминаю, что тот рассказывал, как этот милый шутник снял с него последние тряпки… и точно, когда я увидел его впервые — и когда Марджори подобрала его на улице! — на нем не было ничего, кроме странного плаща. Неужели наш озорной профессор надувательских наук — да обрушатся на его главу все кары небесные! — действительно послал Марджори Линдон, нежнейшую девушку на земле, разгуливать по улицам Лондона в обносках Холта?
— Ответ на этот вопрос представляется мне затруднительным, но, если я понял тебя верно, это вполне вероятно. Как бы то ни было, я предпочитаю думать, что он послал мисс Линдон вслед за Холтом, естественно, полагая, что ты его упустил…
— Именно. И опять я в списке болванов!
— Просто ты сам сказал, что он от тебя ускользнул.
— А все из-за того, что я остановился поговорить с тем тупоголовым констеблем… да я бы за Холтом на край света пошел, если б не та оказия.
— Точно; причина несущественна, но факт остается фактом. Ему удалось от тебя скрыться. И я думаю, что сейчас мисс Линдон и мистер Холт находятся в одном и том же месте.
— Оба одеты как мужчины?
— Оба в мужских костюмах, хотя мисс Линдон скорее в мужских лохмотьях.
— Великий Потифар! Представить, что с Марджори происходит такое!
— Араб в данный момент тоже недалеко от них.
Лессинхэм поймал меня за руку.
— Как вы считаете, что за дьявольскую мерзость он намерен совершить?
Я уклонился от прямого ответа:
— Что бы он ни задумал, наша задача не допустить этого.
— А куда, по-вашему, он их отослал?
— Выяснить это — задача первостепенной важности, и ею мы сейчас займемся. Как видите, мы уже добрались до вокзала Ватерлоо.
Глава 42. Дело осложняется
Я направился к кассе на главной платформе. Пока я шел туда, из своего кабинета появился главный инспектор Джордж Беллинхэм, ответственный за порядок на вокзале. Мы с ним были знакомы, поэтому я смело остановил его:
— Мистер Беллинхэм, не будете ли вы столь любезны проводить меня к кассе? Я хотел бы попросить клерка ответить на один или два вопроса, которые мне необходимо ему задать. Чуть позже я объясню вам, с какой целью, но вы и так достаточно хорошо меня знаете и вряд ли усомнитесь, если я скажу, что дело крайне важное.
Он прошел вместе с нами в служебное помещение зала продажи билетов.
— Мистер Чэмпнелл, кого из кассиров вы хотели бы опросить?
— Того, кто продает билеты третьего класса до Саутгемптона[15].
Беллинхэм указал на человека, пересчитывающего пачку денег; по-видимому, кассир намеревался сверить сумму с записями в огромном гроссбухе, развернутом перед ним. Это был невысокий худощавый парень с приятным лицом и улыбчивыми глазами.
— Мистер Стоун, этот джентльмен желает задать вам пару вопросов.
— Я к его услугам.
— Мистер Стоун, продавали ли вы, в течение сегодняшнего дня, билеты человеку, одетому в арабский костюм? — спросил я.
Он ответил с удивительной точностью:
— Продавал. Три билета на последний поезд в семь двадцать пять.
Три билета! Значит, интуиция меня не подвела.
— Вы можете его описать?
Мистер Стоун моргнул.
— Не совсем уверен в этом, разве что в самых общих чертах: он был необыкновенно стар и необыкновенно уродлив, а таких поразительных глаз, как у него, мне еще видеть не доводилось. У меня по телу холодок побежал, когда он уставился на меня через окошко кассы. Еще помню точно, что на голове он нес огромный тюк и придерживал его одной рукой, а края тюка свисали во все стороны — популярности среди людей, стоявших в очереди, ему это не добавило.
Сомневаться не приходилось, то был наш Араб.
— Вы уверены, что он попросил три билета?
— Конечно. Так и сказал: три билета до Саутгемптона — выложил передо мной точную сумму и показал три пальца — вот так. Ну и жуткие у него пальцы, ногти длинные, прямо как когти.
— Вы не видели, с кем он был?
— Нет, впрочем, я даже не смотрел. Отдал ему билеты, и он сразу ушел. На него еще люди вокруг ворчали, потому что он задевал их своим тюком.
Беллинхэм дотронулся до моей руки.
— Я знаю, про какого араба говорит мистер Стоун. Я сам его заметил, когда он настоятельно желал пронести тюк в вагон… и ноша эта была настолько велика, что не проходила в дверь, а, оказавшись внутри, заняла целое сиденье. Однако пассажиров ехало меньше, чем обычно, к тому же араб не мог или не хотел понять, что его драгоценный груз останется в безопасности в багажном вагоне, да и походил на человека, с которым спорить бессмысленно, так что я просто разрешил ему обосноваться в отдельном купе, вместе с его тюком и прочим.
— Он в тот момент был один?
— Тогда я подумал, что да: про другие билеты или спутников он промолчал, — но перед самым отбытием поезда к нему присоединились двое, мужчины, англичане. Когда я возвращался к себе, контролер у входа на перрон сказал, что те двое прошли к поезду вместе с арабом и он показывал три билета. Контролер еще тогда подумал, что это странно: он чужеземец, а они вроде местные.
— Вы можете описать тех двоих?
— Я-то вряд ли, но контролер, который проверял их билеты, сможет. Я был у другого конца поезда, когда они пришли. Успел только заметить, что первый казался достаточно заурядным, а второй был одет как бродяга, весь в лохмотьях и обносках, мне он тогда крайне не понравился.
Я подумал: «Ведь это была мисс Марджори Линдон, прекрасная девушка из почтенного семейства, избранница будущего министра».
Но вслух сказал:
— Мистер Беллинхэм, мне бы хотелось, чтобы вы немного отступили от правил и оказали мне услугу, а я, в свою очередь, уверяю, что вам не придется об этом жалеть. Пожалуйста, пошлите на следующую станцию телеграмму с приказом задержать араба и его спутников и не отпускать до получения дальнейших инструкций. В данный момент полиция их не разыскивает, но, как только я передам сведения в Скотланд-Ярд, приступит к розыскам — и, поверьте, весьма энергично. Как вы успели понять, сейчас нам дорога каждая секунда. Где мне найти начальника вокзала?
— Он уже ушел. Я его замещаю.
— Так вы сделаете это для меня? Повторяю, вам не придется об этом сожалеть.
— Сделаю, но только под вашу ответственность.
— С удовольствием соглашусь.
Беллинхэм взглянул на часы.
— Сейчас примерно без двадцати девять. По расписанию поезд прибывает в Бейсингсток в девять ноль шесть. Если мы незамедлительно отправим туда телеграмму, их задержат, как только поезд придет.
— Отлично!
Телеграмма была отправлена.
Нас проводили в кабинет Беллинхэма, где мы стали ждать ответа. Лессинхэм безостановочно мерил шагами комнату; кажется, он утратил всякую власть над собой, и беспрестанное движение стало для него абсолютной необходимостью. Непоседливый Сидней, напротив, уселся, откинулся на спинку стула, вытянул ноги перед собой и глубоко засунул руки в брючные карманы. Он не сводил взгляда с Лессинхэма, словно наблюдение за волнением спутника помогало ему успокоиться. Я же попытался как можно полнее, насколько позволяли ситуация и время, изложить дело в письме, которое отправил с вокзальным полицейским в Скотланд-Ярд.
Затем я обратился к своим компаньонам:
— Джентльмены, день близится к вечеру. Возможно, нам предстоит дальняя поездка. Осмелюсь посоветовать немного перекусить.
Лессинхэм потряс головой.
— Ничего не хочется.
— Мне тоже, — эхом отозвался Сидней.
Я вскочил с места.
— Вы уж извините, если скажу глупость, но, безусловно, вам ли, мистер Лессинхэм, не знать, что нельзя исправить положение, будучи неспособным здраво его оценить? Идите и поешьте.
Невзирая на сопротивление, я потащил их в буфет, где пообедал сам — не слишком хорошо, а мистер Лессинхэм с трудом справился с тарелкой супа. Сидней копался в малопривлекательном пироге с курицей и ветчиной; в этом он оказался упрямее Лессинхэма: нам так и не удалось переубедить его взять что-нибудь менее тяжелое для пищеварения.
Я только-только покончил с котлетой и намеревался приступить к сыру, когда в буфет, с телеграммой в руке, ворвался Беллинхэм.
— Птички упорхнули, — закричал он.
— Упорхнули!.. Как?
Вместо ответа он передал мне телеграмму. Я прочитал ее:
«Описанные личности в поезде не обнаружены. Проводник утверждает, что они сошли в Воксхолле. Телеграфировал в Воксхолл, они вам ответят».
— Какой рассудительный малый послал эту телеграмму, — сказал Беллинхэм. — Самостоятельно отправил в Воксхолл сообщение, и это сбережет нам много времени; надо немедленно связаться с ними. Ого!.. это еще что? Не удивлюсь, если нам уже ответили.